3.5

Номер в отеле, который Какузу снял для них сегодня, дешевый. В штукатурке на стенах — тонкие трещины, на потолке — паутина, пол устлан чем-то желтым, больше похожим на гниющий дерн, чем на ковер; комната воняет нафталином и химозно-цветочным освежителем воздуха, и Хидан почти уверен, что некоторые пятна на тонкой простыне, покрывающей постель, старше него. Но опять же — он выгибается, натягивая грубые нити, которые вгрызаются в его кожу и пришивают его лицом вниз к кровати, конечность за конечностью — в этом-то и весь смысл. Какузу — монстр, нависший над ним, массивный и рычащий; его маска и повязка отброшены в редком проявлении нарушенного самообладания. Сильные мускулы его спины и плеч вздымаются под темной кожей, перекатываясь и двигаясь с каждым стежком, который он делает в своем напарнике — и Хидан под ним воет, сыплет проклятиями, голосит, его обнаженное тело трется о постель в отчаянной, привычной манере. — Ты что, дрочишь о кровать? — усмехается Какузу, с силой проведя ногтями по бледному соблазнительному холсту Хидановой спины и оставляя взбухающие кровью следы. — Это пиздец как отвратительно. Он знает, что извивающийся на постели Хидан его скорее всего не слышит: его напарник — ебанутый псих, которого заводят все эти оскорбления и почти пыточные раны; Какузу в последнее время убивает его уже примерно раз в две недели — больше по привычке, чем всерьез надеясь, что раздражающий ублюдок наконец сдохнет по-настоящему. — М-м, да, и… — Хидан поворачивает голову, чтобы стрельнуть в Какузу самодовольной ухмылкой; его губы блестят от слюны, его малиновые глаза — безумные, яркие — сияют той предельно ебанутой обдолбанностью, которой может достичь только бессмертный мазохист. — Это гораздо приятнее, чем когда ты трахаешь меня своим членом толщиной с карандаш, ты, пыльный старый… Какузу не дает ему договорить: его кулак проламывает левую сторону грудной клетки Хидана, и тот издает пронзительный вопль. Ищущие пальцы Какузу погружаются глубже сквозь ленты упругой мускулатуры и влажные внутренности, пока он не находит трепещущую мышцу Хиданова заходящегося сердца — теперь оно выбивает лихорадочную дробь о кончики пальцев Какузу. Он улыбается и позволяет швам на своем лице ослабеть — это делает улыбку неестественно широкой. — Испугался? — рычит он, и затем кладет руку на сердце Хидана и начинает сжимать.