Сон

Два рыцаря летели друг на друга с копьями наперевес, в палящем зное солнечного дня, под вопли и рукоплескания многоголосой толпы. Под одним был серый конь, под другим — вороной. Вот всадники сшиблись, сломались сразу оба копья, и они выхватили мечи. Боевые кони схватились грызться между собой, кружась в своем страшном танце и высекая копытами искры и мелкое каменное крошево из гранитных плит двора. Бой длился долго, так нескончаемо долго! Сверкали на солнце мечи противников, так, что больно смотреть. Темные пятна начинали плыть перед глазами, и было трудно понять, кто и куда направлял удары. И вот наконец один из поединщиков склонился с седла куда-то в сторону и, держась за грудь, поскакал с поля. Меч его, упав, зазвенел о плиты, но громче этого звона, громче рева толпы и ликующего смеха победителя был испуганный крик. Ее крик. Женщина проснулась и села, пытаясь унять бешеное биение сердца. Гигантские размеры и роскошь Лаонского дворца были способны потрясти даже того, кто и сам вырос в роскоши королевских или герцогских чертогов. Покои в этом дворце были величиной с соборы, а очаги — такого размера, что в них можно было бы запечь вепря целиком. Сотни царедворцев, гостей, послов, священнослужителей постоянно жили в этом дворце, а обслуживающей их челяди было в несколько раз больше. Не мудрено, что жизнь здесь не останавливалась ни на минуту. Днем мужчины из числа знати выезжали на охоты, а дамы развлекались тем, что ходили по лавкам, выбирая различные товары, или же заказывали наряды портным и украшения — ювелирам. Здесь можно было целыми днями смотреть и не увидеть ни одного похожего платья, настолько разнообразны были шедевры из алтабаса, парчи, шелка, бархата, тончайшего фризского сукна, и все это вдобавок было украшено мехами, золотыми и серебряными вышивками и драгоценными камнями. Обедали и ужинали очень роскошно и помпезно, с обилием изысканных блюд и соблюдением пышного каролингского церемониала. Вечерами же дворец еще более оживлялся, для молодежи это было время песен, танцев и прогулок по саду. Старшие тоже собирались. Дамы — за прялками или иным рукоделием, мужчины — за столами, уставленными яствами и винами, и заводили рассказы и воспоминания о битвах и героях прежних лет. Лишь под утро дворец немного затихал. В это время сон сваливал почти всех — и знатных, и простолюдинов. Не спала лишь стража. Но стоило показаться первым лучам Солнца, как повара, кондитеры и хлебопеки бросались к своим печам и плитам; сотни слуг уже начинали делать уборку и наводить всюду чистоту, дабы сеньоры, проснувшись, видели вокруг себя лишь красоту, блеск, приятные ароматы и истинную гармонию во всем. И так — изо дня в день. Хотя, надо сказать, некоторые дни выдавались особенными даже здесь, где развлечения и празднества следовали почти непрерывной чередой и трудно было кого-либо удивить. В один из таких дней Герберга, выйдя утром из отведенного им с супругом покоя, увидела бегающих и суетящихся прислужниц, фрейлин и евнухов императрицы. Одни несли в покои повелительницы наряды, ларцы с украшениями и сундуки с обувью, другие спешно разыскивали портних и ювелиров, третьи прямо в коридорах проверяли, не испортились ли византийские притирания и драгоценные ароматические масла из Коимбры... На вопрос, что происходит и каких высоких гостей ожидают во дворце, неопытной молодой даме пояснили, что гость действительно прибыл, и какой! Она стояла с двумя фрейлинами на галерее третьего этажа, и девушки, возбужденно пересмеиваясь, указали ей вниз. Там, в бархатно-парчовом кольце царедворцев и прелестных дам стоял высокий, статный молодой человек в алом плаще поверх серебристой кольчуги. Капюшон был откинут назад, позволяя увидеть рассыпавшиеся по плечам красивые льняные волосы. О чем шел разговор, с такого расстояния было не разобрать, но графиня отчетливо видела, как шаловливые дамы все плотнее смыкают кольцо вокруг вновь прибывшего, стараясь удержать его внимание хоть на секунду и как бы невзначай коснуться его руки или одежды, а он, чуть посмеиваясь, уверенно движется среди этого яркого, вынужденного расступаться перед ним цветника. - Кто этот шевалье? - с любопытством спросила Герберга. - Эд, - коротко ответили ей. - Просто Эд, и все? - Ну, не просто! - загадочно ответила одна из фрейлин и унеслась куда-то по своим делам. - Этот шевалье недавно дал несколько блестящих сражений полчищам Сигурда, - пояснила вторая фрейлина, более обстоятельная. - Видимо, щедрая награда ожидает героя! Хотя он и редкий гость при дворе и балам предпочитает жаркую сечу, думаю, не долго еще он будет "просто Эд". Надо ли удивляться, что молодая графиня Герберга с первого дня пребывания в имперской столице находилась в восторге и потрясении. Самым огромным счастьем для нее было бы жить здесь, пусть даже она была во дворце одной из многих, розой среди других роз, и не добилась особого успеха на великосветском поприще. Да она и пробыла там не долго. Вскоре после свадьбы супруг, Готфрид Каталаунский, привез ее сюда для представления императору и императрице. Но сам граф не мог долго находиться при дворе, его постоянно ждали различные дела, а молодой даме, по возрасту годящейся супругу в дочери, не пристало оставаться одной в таком месте, как дворец. В следующий раз Герберга появилась здесь уже после рождения сына. И вот тогда она и увидела поединок своего супруга с его врагом. Тот самый поединок, в котором Готфрид потерпел поражение, и который вскоре начал ей сниться. Сначала часто, потом все реже, и наконец совсем перестал. И вот сегодня приснился снова. Она до сих пор так и не поняла, к чему он снится, ведь после этих снов ни разу не произошло ничего существенного ни с нею, ни с сыном. Может, это просто был отголосок воспоминаний о прошлом, которое упорно не отпускало ее. Или она — его. В ту ночь, когда за нею приехали люди Готфрида, графине тоже ничего не снилось. И ничто не предвещало беды. Но уехать пришлось сразу же. Посланники ее мужа не сразу открыли ей подробности случившегося. Видимо, не желали лишних хлопот, если бы она начала рыдать и рваться из их рук, чтобы уехать к мужу. Лишь в Памплоне Герберга Иньигес узнала, что муж ее был обречен уже тогда, и ничто не спасло бы его. Он был приговорен к смерти и казнён за участие в заговоре и попытку убийства короля. У короля были льняные волосы и короткое, как удар секиры, имя. Его звали Эд. На этом для графини закончилось все. О нет, она не бедствовала, благо происходила из богатой семьи, да и покойный муж успел позаботиться о ней и сыне. Но не было в ее жизни больше пиров, ярких нарядов, пышных приемов и охот. Не было любви. Она попала в ту ловушку, в которую попадают многие молодые вдовы. Первые годы после смерти супруга нет желания смотреть на мужчин и все еще жива в сердце любовь к нему, а потом… Потом уже мужчины не смотрят на нее. В постоянно воюющем, оскаленном мечами и копьями жестоком мире мужчины-воины часто гибнут, но уж те, кто остаются, выбирают женщин самых прекрасных и юных. Так вот и случилось, что время любви для Герберги прошло. У нее оставался лишь сын, который, как и полагается отпрыску благородного рода, в 6 лет был передан лучшим мастерам, дабы обучаться воинской науке вместе с двоюродными братьями, и жил с тех пор в одном из замков дона Хайме. Мартин не так уж часто навещал мать, жившую в неприступном старинном замке в горах Наварры. Но когда все же приезжал, это было счастьем для нее. Ведь только с ним она могла говорить об отце, только ему изливала свои надежды и мечты о мщении. С мрачным удовлетворением замечала, как все чаще хмурится детский лобик при упоминании о короле Франции и его колдунье-жене… Которые смеют жить в великолепном дворце и вкушать счастье, которого нет у Герберги! Потому что именно они отняли его у нее. — О чем ты говоришь с ребенком, сестра! — упрекал ее брат, граф Хайме. — Смотри, Герберга, если я снова услышу подобные речи или только узнаю, что ты ведешь их, я ушлю Мартина как можно дальше. Чтобы ты не вырастила его заговорщиком! — Мартин должен отомстить, — без какого-либо выражения отвечала она. — Разве было когда-нибудь, чтобы один из рода Иньигес не отомстил за смерть отца? — Не было, — ответил дон Хайме. — Но и не было среди рыцарей Иньигес, в чьих жилах течет кровь королей, чтобы один из них посягал на жизнь своего повелителя! Такое, о сестра моя, могло случиться лишь в королевстве франков, где у людей меньше понятия о чести. Твой муж совершил преступление, которое повсеместно карается позорной смертью, и получил заслуженную казнь. Я не допущу, чтобы мой племянник пошел по его стопам! А ты, если желаешь и впредь видеть сына, запомни то, что я сказал! - Мой покойный супруг поднял оружие не на короля! - яростно крикнула она. - Это все ложь, распространенная подлыми врагами, коим было мало уничтожить Готфрида, им надо было еще опорочить его имя! - Ты, случайно, не занемогла, сестра? - с опаской спросил граф. - Не пригласить ли к тебе лекарей? Если не короля, то кого же он пытался убить? - Самозванца и узурпатора власти! Эд Робертин не имел никаких прав на престол и занял его лишь благодаря интригам и хитрости! И еще - благодаря тому, что его жена - ведьма, одурманившая своими заклинаниями весь королевский двор! - Так ты, сестра, считаешь глупцами могущественных феодалов и князей Церкви, избравших Эда королем? - загремел, потеряв терпение, Хайме. - Все они - легковерные болваны, давшие себя одурачить, и только одна ты знаешь всю правду? - Да, я знаю! Как знаю и то, что мой муж и то имел больше прав на корону, он же был Вельф! Это древнейший род, с коим нельзя даже сравнить род каких-то саксонских свинопасов, этих выскочек, Робертинов! - Ничего себе - тебя заносит! Среди претендентов на престол Западно-Франкского королевства, напоминаю, были такие, как Карл Каролинг - прямой законнорожденный потомок династии, да еще Гвидо Сполетский и Арнульф Каринтийский. И все равно был избран Эд, единственный, кого боялись норманны! Боюсь, что, сидя здесь в уединении и мраке, ты совсем разучилась думать. Опомнись, говорю я тебе! - Врага можно и даже необходимо уничтожать! - упрямо шептала графиня. - Эд - не король! Мой муж лишь желал установить законную власть в стране, и этого самозванец ему не простил. - Ну, вот что. Хайме поднялся над нею во весь свой немалый рост. - Думать ты можешь, что хочешь, но не говори всего этого никогда больше. Я повторять не буду, увезу племянника! Он прошелся по залу, отбрасывая на стену гигантскую тень, и продолжил немного мягче: - Пойми, я готовлю Мартину достойное будущее. Пусть только заслужит рыцарский пояс, а уж дальше, с его родовитостью и богатством, он будет принят при дворе, изберет достойную жену и поднимется так высоко, как позволит его ум и отвага! Но, сама понимаешь, я намерен скрывать и дальше, что отец его - казненный заговорщик, благо Нейстрия далеко отсюда. Люди с опаской относятся к подобным семьям, и ты сама испортишь сыну жизнь, если станешь упорствовать. Испортишь не только ему, ведь и у меня есть дети. Ты обещаешь вести себя осмотрительно, сестра? Она лишь склонила голову, а Хайме еще раз подумал, что не дело это — молодая еще женщина, а вот уже столько лет не снимает вдовье покрывало, носит траурное платье и почти нигде не появляется. Отсюда и ее безумные мысли, и непонимание очевидных вещей. Ко всему прочему, они с сестрой в родстве с ныне правящим королем Фортуном Гарсесом. Но это вовсе не говорит о прочности их положения, скорее, наоборот! Фортун Гарсес, не в силах в одиночку сдерживать атаки мавританских правителей Кордовы, признал себя вассалом христианнейшего короля Астурии Альфонсо III. И в то же время его уступки мусульманам не прекратились, что не могло не беспокоить короля Альфонсо и его союзников. Хайме понимал, что его родственник король Фортун скоро может лишиться трона, и предпочитал заранее позаботиться, чтобы тот не увлек за собой в бездну и его. Да, в нужный час он принесет присягу Альфонсо III и сохранит свой род. Но король Астурии чрезвычайно мнителен, и в ближайшее его окружение Хайме из рода Иньигес не войти. Что ж, зато у сыновей дона Хайме есть шансы не оставаться на вторых ролях. И именно ради этого все старые истории о заговорах, кинжалах, ядах и смертных приговорах необходимо похоронить как можно глубже! Уезжая, он настрого приказал управителю замка неусыпно наблюдать за Гербергой и сообщать о каждом ее шаге и слове. Счастье еще, что Мартин грезит о воинских подвигах, после посвящения в рыцари наверняка умчится в дальние края за славой и, как надеялся его дядя, выкинет из головы весь бред о мщении…