Заткнись, придурок!

За окном опять раскатисто зарычал двигатель. Юра застонал от бессилия и перевернулся на живот, пряча голову под подушкой. Закончится эта хрень когда-нибудь или нет?! Грохот мотора заглох в своей кульминации, и на минуту комнату окутало тревожной тишиной. Юра всё ещё лежал под подушкой и надеялся на чудо. На то, что воздух не кончится и не придётся вылезать наружу. На то, что этот ненормальный байкер хотя бы сегодня сдрейфит и уедет восвояси без своих антиобщественных акций. На то, что, может быть, в этот раз полиция поджидает где-нибудь в кустах и повяжет сразу же, не дожидаясь, пока он снова перебудит весь квартал. Но чуда не случилось. Даже сквозь закрытое окно и плотную подушку Юра услышал, как на улице взвизгнул переливистый гитарный рифф, достойный самого Джимми Хендрикса, ощутил, как заволновался воздух вокруг. Стиснув зубы, дотерпел до второго проигрыша, откинул подушку и бросился открывать вечно заедающую раму. — Заткнись уже, придурок! — Юра изо всех сил старался переорать старенький, но от этого не менее беспощадный, лупящий басами бумбокс. — Я вообще молчу, — справедливо заметил байкер. Он, как и всегда, просто стоял, скрестив руки и прислонившись бедром к мотоциклу, и смотрел наверх. В окно третьего этажа, где жил Юра. — Какого хрена тогда тебе надо?! — Выходи. — Куда? — Во двор. — Нахрена? — Поговорить. — О чём мне с тобой, придурком, разговаривать? — Так ты выйдешь или нет? — Нет! — заорал вконец взбешённый Плисецкий и захлопнул окно. Это была часть, где ненормальный байкер всегда уезжал. До секунды Юра знал, что будет дальше, потому что каждый день повторялось одно и то же. Даже как-то поймал себя на мысли, не загремел ли он случайно в день сурка? О том, что время вокруг всё-таки не застыло окончательно, напоминали сменяющие друг друга даты на календаре, растущая на столе стопка конспектов и уверенно падающий столбик термометра. Юра отлично помнил, как это произошло впервые. Тогда он долго терпел, вполголоса матерясь на шум за окном, под который совершенно невозможно было готовиться к семинару. Кто-то из соседей уже велел внезапному гостю убираться, угрожал полицией, но музыка не стихала, и Юра, не выдержав, решил разобраться сам. Их диалог практически не менялся изо дня в день: байкер звал во двор поговорить, Юра слал его дальними лесами. На третий или пятый раз Юра запустил в окно подвернувшимся под руку пеналом. Потом пожалел — кроме треснувшей ручки и двух дешёвых карандашей, там внутри был классный ластик с тигриной мордой. Но на следующее утро во дворе он его не нашёл, а просить байкера вернуть было бы совсем зашквар — вдруг это вовсе не он взял? И Юра молчал. Однажды кто-то всё-таки вызвал полицию — в ночь, когда Юра устроил бойкот и закрыл уши руками, уткнувшись в «Основы композиции». Спустя какое-то время всё-таки сдался и снова наорал в окно. Байкер уехал, а через пару минут во двор заползла неповоротливая белая «Лада» с синими полосами на капоте и по бокам и отключённой мигалкой. Тогда Юра поёжился от мерзкого холодка между лопаток: из-за него чувак чуть в кутузку не попал. Или на штраф. И ещё рискует, если не прекратит. Поделом вообще-то, но как-то это... всё равно не круто. И Юра продолжал гнать незваного гостя, негодуя всё больше: вот же охота придурку зад морозить каждую ночь? Видимо, охота, если он всё ещё возвращался. И ведь, падла, каждый раз с новой музыкой! Нет бы тихо приезжал, хотя всё равно стрёмно, а так своим бумбоксом всех кошек в округе распугал. Юра однажды ему крикнул, чтобы «засунул этих грёбаных Зверей себе в задницу» — и тот походу засунул. Следующей ночью прикатил под эпичную Арию. За ними Юра запомнил Кино, Анимал Джаз и НойзМС. Дальше пошёл какой-то новомодный клубняк. Поэтому на следующий день Юра справедливо ожидал повторения ночного спектакля, и в какой-то момент на улице действительно зарокотал мотор, рыча и сотрясая осенний воздух за окном. Но тут вдруг всё стихло, и сколько бы Юра ни прислушивался, больше ничего не слышал. В голове мелькнула мысль, что он на нервной почве просто оглох. Юра на пробу постучал по столу, кашлянул пару раз, убедился, что со слухом пока порядок, подскочил к окну и привычным жестом отдёрнул занавеску в сторону. Байкер был на месте. Как и его мотоцикл. А вот бумбокса в этот раз не наблюдалось. Казалось бы — прекрасно, можно идти и заниматься своими делами! Но благословенная и такая желанная тишина почему-то совсем не успокаивала, Юра всё стоял и смотрел, выжидал: что будет? Байкер прижимал обе руки к животу, сутулясь и вздрагивая. Плохо ему там, что ли? Юра на автомате цапнул со стола телефон, готовый чуть что звонить в скорую, как вдруг незнакомец поднял взгляд к окну на третьем этаже. Никаких предсмертных конвульсий — только совершенное умиротворение на лице, почти даже улыбка. С такой не умирают... Настолько странно и непривычно после этих его покерфейсов, что даже почти жутко. Юра решительно дёрнул ручку окна на себя. — Что случилось? — скрыть откровенной тревоги в голосе не получилось. — Ничего, поговорить надо. — Опять? Ну чувак, сколько раз повторять-то... И тут Юра опять решил, что его подводит слух: тишину ночного двора разрезал тонкий скулящий писк. Потом ещё один. Байкер под окном вдруг снова согнулся почти пополам, схватился за куртку на животе и дёрнул вниз ползунок молнии. И Юра увидел, как над чёрным краем кожанки показалась белая пушистая мордочка. — Мя-а-а, — заикаясь и похрипывая, запищал котёнок. — Вот, — заключил байкер, будто перед фактом поставил, типа, сам теперь решай, что с этим делать. А чего тут решать. Юра опомнился, только когда за ним со звонким пиликаньем закрылась дверь подъезда. Попытался себя успокоить тем, что у плохого человека за пазухой вряд ли бы сидел маленький котёнок, да и глупо, наверное, будет сейчас развернуться и уйти — зачем спускался тогда? Так что Юра застегнул накинутую впопыхах толстовку до горла, расправил плечи, поёжился от ночного осеннего ветра и, не теряя твёрдости в походке, пошагал прямо к мотоциклу. — Вот, — повторил байкер, до конца расстёгивая куртку. — Увидел его по дороге сюда, к мусорному баку прибился. Один, я больше никого там не нашёл. — Дурашка, что ж ты от мамки-то ушёл? — Юра снял котёнка с чужой футболки, почесал за ухом и поднял глаза: — Ты об этом хотел поговорить? — Да. То есть нет. Не совсем. Я видел, как ты постоянно кормишь котов в подворотне на центральном проспекте. У нас там недалеко приют, хотел предложить подработать. Ты вроде любишь животных... — В основном котов, — по инерции уточнил Юра и тут же нахмурился. — Так, стоп. Ты за этим, что ли, сюда каждую ночь являлся? — Ну да... — байкер как будто даже стушевался. — А что, в городе поговорить нельзя было?! Я каждый день в универ хожу. — Я пытался, но... ты каждый раз не слышал или делал вид. Постоянно в наушниках, как будто не хочешь, чтобы тебя трогали. — Ну да, от ночных гостей же я в восторге! — Так я поэтому и привозил разную музыку. Решил, что доверие надо заслужить. — Ты поэтому весь дом на уши ставил! — уже не на шутку разошёлся Юра. — Ты вообще в курсе, что соседи меня в наркоманы записали, потому что ко мне такие блатные друзья приезжают? Руке вдруг стало больно: котёнок от страха распластался по рукаву Юриной кофты и вцепился всеми лапами в единственную опору под собой, для верности выпустив мелкие острые когти, мяукнул жалобно и обречённо. Юра вспомнил, что размахивать руками сейчас не стоит, погладил мелкого по пушку между ушами и длинно выдохнул. — Я не хотел пугать, — сказал байкер, глядя под ноги. — Думал, тебе понравится, если угадаю с музыкой. Согласишься. — Нормальный у тебя персональный подход, — хмыкнул Юра. — Ты всех так в свой приют вербуешь? — Он не мой. И, нет, не всех. Байкер поднял наконец тёмный блестящий взгляд, уставился прямо и открыто. В каком конкретно смысле понимать это «не всех», Юра не знал, но почему-то собственные щёки вдруг вспыхнули, глаза забегали, а в голове образовался огромный воздушный пузырь, который выдавил собой все слова и, кажется, даже мысли. Он стоял и молчал, отчаянно надеясь, что полумрак уличных фонарей скроет степень помидорности его лица. Очевидно, байкер тоже расценил его молчание по-своему: — Наверное, я и правда перемудрил. Извини. Я ещё хотел вернуть это. Из кармана куртки он вытащил потёртый рыже-чёрный пенал. Юра распахнул глаза, взял его свободной рукой, расстегнул, придерживая локтем: внутри лежали две новые ручки, два нулёвых карандаша и тот самый ластик с тигриной мордой. — Старая ручка совсем развалилась, — пояснил зачем-то байкер и протянул к Юре руку. — А его я сам завтра в приют отвезу, сейчас уже закрыто. Юра всё ещё стоял и тупил, пока до него наконец не дошло, что его просят отдать котёнка. — Ну ладно, эй, я не говорил, что я против, — сказал он, сильнее прижав к себе грязно-белый комок шерсти. — Ну и там... с животными повозиться. И этого мелкого оставить. И за пенал, типа... спасибо. — Правда? — не поверив, нахмурился байкер. — Ну блин, а почему нет? Ты просто в следующий раз как-то прямо говори, что ты там имеешь в виду. А то я ж реально думал, что ты маньяк-сталкер какой-нибудь, откуда мне знать? — Постараюсь, — не очень уверенно, но всё-таки улыбнулся байкер. — Я приду завтра в приют, — сказал Юра. — Но не чтобы мелкого пристроить, а поговорить о работе, идёт? — Идёт. Звони, как соберёшься. Я встречу, покажу там всё. Запиши номер. — Как тебя звать-то? — спросил Юра, зависнув над пустым полем «Имя». — Отабек. — Я Юра. Они пожали друг другу руки, и тут на них сверху прилетела третья — крошечная лапа, когтями которой котёнок решил напомнить о себе: — Мяф! — Ты посмотри, чо творит, — морщась от боли, Юра отодрал его от себя и подсадил выше, на плечо. — Куда ему в приют, он же там массовый геноцид устроит! — Согласен, — серьёзно кивнул Отабек. — Такого зверя надо держать отдельно. Дома. — В тепле и уюте. — Поставим ему будку? — У меня есть шикарная коробка из-под чайника. — Мя-аф! — Слушай, а ты где бумбокс-то свой потерял? — вдруг вспомнил Юра. — Нигде, вон, в портфеле лежит, — Отабек кивнул на сливающийся с цветом сидения мотоцикла здоровый тюк. — Сегодня решил не доставать, котёнок и так понервничал в дороге, а с громкой музыкой и до разрыва сердца недалеко. — Вот теперь я вижу, что ты реально с животными работаешь. Целый квартал седеет по ночам от твоих клубных тусовок во дворе — пф, фигня вопрос! Зато котёнок за пазухой нервничает — вот это да, проблема... — А ты разве не согласен? — поднял бровь Отабек. Юра немного помолчал, почёсывая маленькое белое ухо, и уверенно кивнул.