Головомойка

Отабек закрыл за собой дверь, щёлкнул замком, погремел цепочкой. Свет в комнате не горел, и вообще в квартире было на удивление тихо и пусто. По магазинам, что ли, ушёл? Да вроде никуда не собирался. Может, уснул раньше времени? Отабек взглянул на часы над дверным проёмом: стрелки понуро сложились в половину восьмого. Он прошёл в комнату, бросил сумку у дивана, достал пакет с мокрыми после тренировки вещами. И только взявшись за ручку двери в ванную, услышал плеск воды. Вот он где, мог бы и догадаться. Отабек постучал два раза, заглянул внутрь. В лицо тут же ударила плотная душная волна влажного воздуха. Юра лежал в горячей воде, извернувшись так, чтобы улечься шеей на внешний бортик ванны — длинные ноги не позволяли ему вытянуться в полный рост, но даже в таком положении острые бледные коленки торчали над белой пеной, окутанные дымкой пара. Мистика: ведь неудобно же должно быть, однако так он мог пролежать и час, и два, и весь вечер. — Бек, ты? — лениво спросил Юра, не открывая глаз. Отабек хмыкнул. Очень хотелось схохмить: нет, мол, отдал ключи Якову и попросил проведать. Но в таком разомлевшем состоянии Плисецкий вряд ли бы сейчас уловил и оценил, так что Отабек просто закинул вещи в машинку, сунул пакет под раковину и собирался было так же тихо слинять, как вдруг вода звонко простучала поднятыми с поверхности каплями, и в край футболки вцепилась мокрая рука. — Бе-е-ек... Отабек хорошо знал этот тон и всё равно надеялся, что на сей раз он был неправ. Ну, в своих ожиданиях он и впрямь ошибся: Юра по-кошачьи вывернул шею, приоткрыл один глаз и пустил в голос столько сладкого, что даже с виноватым Витей не сравнится: — Бе-ек, помой мне голову, а? — Нет, — отрезал Отабек, отведя глаза. Проводил взглядом лениво сползающую по кафелю на стене каплю воды, лишь бы только не цепляться за выпирающие косточки на светлых запястьях, за аккуратные ямки у колен размером точь-в-точь с подушечку большого пальца Отабека, за бесчестно дрожащий под кожей кадык. — Ну почему-у-у? — законючил Юра и дёрнул несколько раз его за футболку. С локтя на коврик уже накапала приличная лужица. — Сам знаешь почему. — Ну Бек, будь другом! Отабек скептично вскинул бровь и промолчал. Юра попытался ещё раз: — Ладно, будь ты хотя бы человеком! Что тебе, трудно? Ну пожа-алуйста. Отабек стойко молчал, хотя умоляющие нотки в этом бесстыжем голосе острыми когтями раздирали его стойкость на части, как по живому, пробираясь всё глубже к более чутким внутренностям. Не удержался, соскочил с нейтрального узора кафеля и поймал себя на том, что вот уже минуту не может оторваться от гипнотического зеленоглазого с жёлтыми искрами прищура, качающегося туда-сюда, будто питон Каа. Когда ему надо, Юра умел уговаривать. Или заставлять, Отабек плохо различал. Вздохнув тяжело и долго — чтобы Юра наверняка расслышал и хотя бы попытался устыдиться, — он упёрся коленями в промокший коврик и потянулся к банке шампуня в углу. Фоном мелькнула уже заезженная и беспомощная мысль о том, что хорошо бы заиметь пособие вроде «1000 и 1 способ отказать Плисецкому». Отабек вспенил в ладонях мутно-зелёный шампунь и в первый раз проехался пальцами по светлым волосам. И началось. Сначала Юра просто выдохнул, бесцветно, с шипением, как прибывающий на платформу поезд. Он всё так же лежал шеей на прогретом акриловом бортике, глаза его теперь были крепко закрыты, только слипшиеся от воды ресницы подрагивали. Потом Отабек добавил шампуня, начал растирать подушечками пальцев виски. И у Юры в горле заклокотало, забурлило кипящим рыком. Тихо, гулко и грозно, будто в жерле вулкана — вот-вот вырвется наружу чем-то страшным и разрушительным. А затем Отабек, засмотревшись и заслушавшись этим безобразием, забылся, отвлёкся на собственное стекающее к низу живота, щекочущее нервы чувство и проехался ногтями Юре по коже головы, продираясь между корней длинных тяжёлых, мокрых волос. И Юра застонал. Не таясь, не смущаясь, широко распахнул рот и боднул макушкой воздух наугад в попытке притереться к Отабековым рукам ещё ближе. — Прекрати, — гулко сглотнув, сказал Отабек, нахмурился для порядка, хоть Юра и не увидел бы, и потянул за одну из прядей — несильно, но ощутимо. А Юра, будто назло, застонал ещё громче, завертел головой, подставляя то лоб, то затылок, то левый, то правый висок. — Сильнее. — Юра... — М-м-м... По раскрытым губам мазнул влажный розовый язык, светлые брови смяли кожу на переносице. Со скулы по щеке и дальше, к челюсти скатилась крупная капля — и не поймёшь, то ли пот, то ли просто вода. Отабек поёрзал: колени начинали неметь, в паху всё сильнее тянуло и тяжелело от чужих протяжных стонов, коврик под ногами насквозь пропитался влагой и белыми хлопьями шампуня с Юриных волос. А Юре всё было мало. Не прекращая мелодично и совершенно бессовестно стонать в голос, он заскрёб ногтями себе по горлу, размазал пену по груди, нырнул одной рукой под воду. И можно бы подумать, что человек просто моется, но уже учёный Отабек окунулся в пенную толщу по локоть, нащупал Юрину руку и попытался отодрать от уже вставшего члена. Как и всегда. — Здесь жарко, перестань. Задохнёшься же. — От-вали! — запинаясь, возмутился Юра, забарахтался, подняв в ванне натуральный шторм. — П-пусти меня! — Не перестанешь — уйду, — пригрозил Отабек, сознавая в целом всю степень своего блефа. — Выйду — придушу, — пообещал Юра, загнанно дыша, но глаз так и не открыл. Отабек мельком осмотрел себя: футболка промокла до груди, джинсы потемнели пятнами от воды и шампуня, ширинка, зараза такая, выпирала ноющим стояком. Но перспектива быть задушенным неудовлетворённым Плисецким казалось примерно такой же реальной, как получить выговор от Якова за прокат на расслабоне. Ни в том, ни в другом случае рисковать не хотелось. Отабек опять зарылся пальцами в опадающую пену на подсыхающих волосах, процарапал по коже, помял за ушами, забрал в горсть несколько прядей, потянул ещё раз. Юра как ни в чём не бывало снова разомлел, зарычал и скользнул рукой под воду. Над мерно булькающей, расходящейся кругами поверхностью то и дело показывался то кулак, сжатый до проступивших между косточек тонких вен, то потемневшая мокрая головка его члена. А спустя несколько минут Юру выгнуло коромыслом, он простонал особенно проникновенно и обмяк с тихим выдохом, чуть не стёк на дно. Отабек придержал его под мышки, подтянул к изголовью ванны, убедился, что голова точно находится выше уровня воды, и только тогда позволил себе обиженно проворчать: — Это было нечестно. Дышал Юра часто и надсадно. Грудь ходила ходуном, взгляд пьяно ползал по стенам, не в силах сфокусироваться. А как иначе, в такой жаре и влажности? Он бы ещё в парилке додумался «помыться». Впрочем, собственный член ныл и дёргал так сильно, что желание пререкаться быстро растворилось в застывшем под потолком пару и оставило после себя только желание хоть что-нибудь уже наконец сделать с этим взведённым до края состоянием. — Ванну за собой помой, — буркнул Отабек и развернулся, чтобы выйти вон, как вдруг за футболку его опять поймала мокрая рука. С локтя капнуло на и без того промокший коврик и забрызганный пол. — Ты ведь ещё не был... в душе после тренировки? — по частям выдохнул Юра и поднял уже более осмысленный взгляд. — Был, — ответил Отабек и снова осмотрел себя. — Но, похоже, надо снова. — Тогда дуй давай за полотенцем, — кивнул Юра и расплылся в своей самой коварной ухмылке. — А я приду потереть тебе спинку.