***
— Давай уедем. Вдвоём. Прошу тебя. Будущее зовёт. Наше будущее, Марилла, — так умоляюще. — Нет. Ответ резок и неотступен. Юноша замирает на месте, слова «ведь я люблю тебя» ложатся печатью на губы. Никогда больше эта фраза не сорвётся с них. Ни сейчас, ни позже. Вечное безмолвие обручило уста, узы между молодыми людьми останутся крепки, но никогда более их пути не пройдут вместе. Отныне и навсегда — порознь. Девичье сердце обрывается вместе с чужим, но твердит, что так правильно-правильно-правильно. Как мантру повторяет, как настоящее заклинание, подкрепляющее все поступки после. Будущее туманно.***
Воск капает со свечки, подрагивающей в мальчишеских руках. Аккуратно, обходя половицу за половицей, привычные и — вот так, осторожнее, эта скрипит — знакомые, юнец преодолевает коридор и, примостившись у двери, замирает, вовсе не дыша. Как вор в своём же доме. — Пожалуйста, Вам нужно поесть. Это надо, так требует тело. Впалые щеки не идут никому, матушка. Вам необходимо… Воск капает на палец, и, дабы не раскрылось присутствие, тот погружается в рот. А там сухо и жарко. Только обжигает язык. Жжется. — Мэттью Катберт! Ты должен был давно спать! Почему ты здесь? — девушка выплывает из комнаты и прикрывает дверь. У сестры в руках нет тарелки, и, не наклоняя тело, одними глазами заглянув в комнату, Катберт-младший понимает, что посудина так и стоит на прикроватной тумбе. В свете догорающего пламени и отблесков на стенах. Мать — исхудавшая и бледная, почти сливающаяся с постелью, но чуть отдающая былым розовым лоском. Уже очень давно она не пророняла ни слова, а только молча смотрела в неизвестное. Щель между дверью и косяком исчезает. — Она просто болеет, ей нужно время. — Ты хоть сама в это веришь? — брови на лице девушки высоко вздымаются. — Мэттью! — В одном слове ей удаётся умещать столько упрёка. — Она потеряла… — Сына, да. А мы — брата, Марилла. Пальцы сжимают подставку свечки, а та с громким чмоком падает на пол. В узком проходе остаётся одна Марилла. На молодом профиле застыло нечитаемое выражение, лунный блеск, и одинокая слеза обтекает линию подбородка. На душе скребут кошки, глубже погружая острые коготки в мягкие ткани.***
Девочка много говорит. Именно говорит, слова: трещит, болтает, лепечет — вовсе не её случай. Монолог приятно заливает уши, значит, несомненно, что-то очень важное и захватывающее дух, в сердце отдаётся теплом и домом, что-ли. Давно такое не бывало с мужчиной, а он точно много повидал на своём веку. Будничные пейзажи уже не выглядят такими скучными, теперь каждый листик на дереве играет новыми оттенками: от бархатного изумрудного до сочного салатового. Бог явно постарался, создавая свои картины. — Это пруд Барри. — Это название мне тоже не нравится. Назову его… дайте подумать… Лучезарное озеро. Да, вот это подходит. Я знаю, потому что мурашки побежали. У Вас когда-нибудь бежали мурашки? Чудная девочка. Нет, не то слово. О-ча-ро-ва-тель-на-я. Вдохновляющая. Чуткая. Такая рыжая и настолько живая, как пламя костра, но не обжигающего, а способного растопить даже самое промерзшее сердце. Даже сама Снежная Королева не устояла бы перед такой открытой душой, искренней улыбкой и трогательной речью. Это любовь с первого взгляда, хотя в их случае — с первого слова.***
Энн остаётся на дополнительные уроки почти каждый день. Занимается усердно, поглощая слово за словом из уст мисс Стейси. Женщина увлекает своим блестящим умом, убеждениям о жизни, вдохновляет юную Ширли-Катберт совершенствоваться, и ей всё мало-мало-мало знаний, ведь в мире так много интересного, что только и ждёт, когда же его узнают. Предложив заниматься дополнительно, мисс Стейси и подумать не могла, что девушка так потянется к книгам. Конечно, как проницательный педагог она сразу подумала, что это всё из-за соперничества подопечной и Гилберта Блайта, но отложила эту мысль в дальний угол своей светлой головы. Примечательные переглядки этих учеников были весьма заметны, и даже порой занятны, но пока они не мешали процессу обучения, женщина была не против. Хотя порой и казалось, что два юных дарования способны поджечь друг друга одним взглядом — любовно-заинтересованным от одного и оценивающе-раздражительным от другого. Энн Ширли-Катберт была не из простых девочек, которые испытывали симпатию к молодому человеку; её чувства были более глубокими и сложными, чем можно было представить на первый взгляд. Если бы мисс Стейси решилась писать книги, то непременно посвятила бы одну из них взаимоотношениям молодых людей. Ибо было действительно захватывающе прослеживать искры между ними. Часто это выражалось чётче со стороны Блайта, бросавшего мимолетно мечтательные взгляды на Энн, наблюдая, подмечая что-то своё, важное; который заботился об однокласснице, пусть незаметно для неё самой, но для остальных так очевидно, что, бывало, задумываешься — а не притворяется ли девушка, будто ничего не происходит? Их перепалки уже давно перестали носить неприязненный характер, это уже стало как дань уважения прошлому. Хотя другие ребята оставались в стороне, раньше — потому что не уровень, сейчас — потому что понимали — не их это война.