Прости, если чувствуешь что-то

      — Как, говоришь, это делается?       — Прижимаешь пальцы к моим вискам, сосредотачиваешься, думаешь о чём-нибудь хорошем. Не знаю, о лужайке, цветах, солнце…       — О еде!       — Да, и о ней тоже. А потом я чувствую спокойствие и лёгкость.       — Ну как, чувствуешь?       — Не особо. Только тепло твоих пальцев.       — Ничего у меня не получается!       — Эй, успокойся. И давай ещё раз.       Мы были в школьной столовой, на нашем любимом месте у окна: я лежала головой на коленях Питера, пока он пытался сделать мне психомассаж. И то ли я была слишком взволнована, то ли Питер слишком напряжён — но у нас ничего не выходило. Признаться, я и не надеялась, что эти манипуляции подействуют. Может быть, вот в чём проблема — в вере. Я не верила в саму возможность помощи: возможность перенести всё безболезненно и так, будто бы происходящее сейчас — не со мной. Но как бы я ни хотела и ни старалась создать дистанцию, это была всё та же я, с всё теми же чувствами. Причинять себе боль своими же мыслями — так на меня похоже, если честно.       Всё же, правду говорят, что некоторые вещи нельзя исправить. Их можно только пережить.       Сегодня в школу наконец-то пришла моя бывшая лучшая подруга — Диана Остин. Она каждое лето уезжает с родителями отдыхать в Италию и пропускает пару недель в начале учебного года. В этот раз она вернулась раньше (чтобы успеть на первую вечеринку Брайса или по другим причинам — не знаю), но в школу пришла только тогда, когда приехали родители. При них она прогуливать не могла — это бы совершенно не вязалось с тем образом, который сложился о ней в семье. Что касается учителей и директора — им было вообще плевать. Ведь её семья состояла в совете школы, поэтому Диана могла делать всё, чего бы ей ни захотелось. Как Уокер и прочие. Золотая молодёжь Либерти. Вот она и стала вертеться в их компании — лузеры вроде меня не вписывались в уклад её новой жизни.       Раньше она не была такой. Мы очень тесно общались до тех пор, пока её родители не разбогатели: у семьи Остин свой виноградник и пару лет назад их дела пошли в гору. Так что всё началось перед старшей школой, в то время, когда друзья особенно нужны. Сейчас, анализируя прошлое, я начинаю понимать почему Диана относилась ко мне так, как относилась. Она обижала меня, говорила за спиной всякое просто для того, чтобы отделаться от моего общества. Как будто я мёртвый груз, или ненужный мешок со старыми вещами, который она не знала куда выкинуть.       И она добилась своего — избавилась от меня, попутно разбив мне сердце. Это произошло через несколько дней после Весеннего бала, когда она призналась в том, что переспала с Заком. Призналась так, будто это совсем ничего не значило — совершенно обыденно и спокойно. Будто она просто сходила в магазин или почистила зубы. Такой гнусный, поистине женский поступок, которым Диана надеялась навсегда меня отвадить. Ведь у неё даже не было чувств к нему. Она знала, как сильно он мне нравится, но всё равно сделала это. И мы оказались здесь — на руинах нашей дружбы, которая потеряна окончательно. Она поставила жирную грязную точку в наших отношениях и, судя по ней, нисколько не переживала из-за того, что случилось. Всё вышло так, как она изначально планировала.       Я же застряла в своих обидах, зациклилась на Заке и тех чувствах, которые к нему испытывала. Они были для меня как якорь, который не давал сдвинуться с места. Словно этими чувствами я намеренно хотела сделать себе больнее. Наказать себя. Обвинить в том, что случилось. Ведь это я рассказала ей и не сказала ему. Ведь это я была слепа, раз не видела в ней человека, которому моё признание послужит вариантом дальнейших действий. Я будто сама её подтолкнула к этому. И она всё сделала, как настоящий друг — ударила со всего маху, прямо в лицо. Ведь по-другому у друзей не бывает.       — Эй, Аллен, не спи, — протянул Питер, легко тряся меня за плечо.       — Я не сплю. Просто думаю в какой момент я так оплошала, что всё полетело к чертям.       — Твои глубокие мысли даже мне сбивают настроение. И не нужен никакой психомассаж, чтобы это понять.       Я ничего не ответила, только открыла глаза, всматриваясь в лицо Питера. С этого ракурса — лёжа на его коленях головой, — он выглядел очень забавно.       — Мне нравится твой нос, — совершенно серьёзно заключила я после нескольких минут тихого наблюдения за другом.       — А мне нравится твоя несчастливая футболка, — ответил Питер, потянув пальцами рукав моей вещи на себя.       Та самая футболка с окровавленным смайлом из «Хранителей», которую я надела впервые именно в тот день, когда лишилась своей лучшей подруги. Я выместила всю злость и обиду на ней, превратив в знаковую вещь, и с тех пор больше её не носила: просто засунула в самый дальний и тёмный угол шкафа, стараясь забыть о ней как можно скорее. Моё твёрдое решение очень сильно поколебалось вчера. Из-за рисунка де ла Круза, который он позволил оставить. Я всё смотрела на него и думала, думала, думала… Мыслей было так много, но самой главной и значимой из них оказалась одна — я могу с этим справиться. Могу отпустить обиды, если очень постараюсь. Длинный путь начинается с одного лишь шага.       И вот я здесь: одетая в ту вещь, которую поклялась больше никогда не носить, лежу на коленях моего друга, с которым мы бессовестно прогуливаем физкультуру в столовой школы.       Весь мир будто вывернулся наизнанку и я оказалась с другой стороны. Очень странное чувство.       Питер вдруг тихо рассмеялся, и я несильно ткнула его пальцем под рёбра, чтобы он поделился со мной своими весёлыми мыслями.       — Просто вспомнил лицо Остин, когда Хлоя её осадила.       На моих губах появилась улыбка. Да, это зрелище стоило всего плохого, что уже случилось сегодня.       Мы стояли рядом с химическими лабораториями в коридоре, ждали начала урока, когда Хлоя Райс, капитан группы поддержки наших «Тигров», подошла к Диане, чтобы сообщить ей следующие новости — она разжалована и на сегодняшней игре будет стоять в задней линии. Потому что нужно было посещать тренировки по чирлидингу, а не отсиживаться всё время там, где она была, прогуливая школу. За каждый выбор приходится платить. И на последних словах Хлоя ушла. С лица Остин тут же сошли все краски, а надменное выражение треснуло, осыпаясь ей под ноги. Я давно хотела это сделать — сбить спесивую маску, которая приклеивалась на её лицо каждый раз в тот момент, когда она меня видела. Подумывала залепить ей чем-нибудь противным, вроде тухлого помидора или той мерзкой жижи, что в нашей столовой зовётся картофельным пюре. Но Хлоя сделала всё за меня, при этом даже не запачкав руки. Понимаю, испытывать радость в такой ситуации не очень хорошо, но я и не говорила, что была хорошей. Во мне, как и в любом человеке, много слоёв и этот — злорадствующий, — был одним из них.       — Поднимайся, — Питер снова сжал моё плечо. — К нам гости.       Я неторопливо села, привыкая к чуть покачнувшейся перед глазами реальности. Моргнула и увидела, как к нашему столу подходят Зак и Монтгомери. Оба с подносами, оба в светло-голубой баскетбольной форме «Тигров».       — Ты же не играешь в баскетбол, — вырвалось из моего рта ещё до того, как парни сели напротив нас с Питером.       Де ла Круз одарил меня взглядом, ясно выражающим невысокую степень моих умственных способностей, но ничего не сказал.       — Джастин не сможет сыграть сегодня, — ответил Демпси, объясняя ситуацию. — Мы взяли Монти на замену.       Я не нашлась, что ответить.       — Круто, поздравляю, — Питер владел собой намного лучше, чем я.       Де ла Круз коротко кивнул и начал сооружать из принесённой на подносе еды нехитрый обед: аккуратно разрезал булочку пополам, положил в неё котлету, дольки помидора и листы салата. Я следила за его методичными действиями, не отрывая глаз.       Вот он поднял свой взгляд и мои глаза встретились с его. В солнечном свете, льющемся из окна столовой, я наконец-то смогла понять, какой у них цвет. Ореховый, почти как у меня. Только в его глазах больше карего, а тёмно-зелёный лишь по краю радужки. Красиво.       Это внезапное открытие вырвало почву у меня из-под ног. До этого момента я никогда не думала о том, что что-то в де ла Крузе может быть красивым. Незаметно наползла неловкость, и я отвела свой взор, сосредотачивая его на Заке, который размеренно крошил кусочек хлеба в суп, при этом о чём-то разговаривая с Питером.       В моей реальности сегодня точно кто-то напортачил, если мою голову заполнили такие мысли.       Я снова уставилась на него, чуть ли не с облегчением осознавая, что де ла Круз разглядывает не моё смущённое лицо, а рисунок на футболке. Но мне не понравилось то, как он смотрел — было в этом нечто такое, что можно назвать отстранённым узнаванием. Либо его ассоциации как-то странно сработали от изображения окровавленного смайла на белой ткани, либо он уже видел эту футболку раньше. Но ведь такого быть не могло, я же надевала её только однажды. В тот день.       Он оторвал взгляд от рисунка, останавливая свои зрачки прямо на моих. И я поняла.       Да, могло. Он видел меня.       Но когда? До того, как я сорвалась или после?       Выносить всё это дальше я больше не могла — этот день уже успел забрать все мои силы: поспешно поднялась из-за стола, бросила что-то о том, что мне срочно нужно выйти и полетела к дверям столовой.       Тот разговор в «Моне», когда Зак спросил моего мнения о событиях, произошедших в «Хранителях», был подставой? Очередным подколом, в который де ла Круз шутки ради затащил ещё и Зака? Или что? Зачем вообще всё это было нужно? Ведь он тогда сказал о моей футболке, но он никак не мог увидеть меня в ней, потому что в тот день — я сейчас вспомнила, — Зака точно не было в школе. Выходит, де ла Круз рассказал ему и о футболке, и обо мне. Но насколько много он сказал? И насколько много сам видел? Видел ли он меня, такую меня?       Я была очень близка к очередному срыву, безумно неслась по коридору школы, в то время как мысли беспорядочно отскакивали от стенок моей черепной коробки. Я ничего вокруг не замечала и остановилась только тогда, когда упёрлась в тупик, в котором находились автоматы с едой и газировкой. Нужно прийти в себя, отдышаться. Ничего пока не случилось, ведь всё это — мои нервные и болезненные домыслы. Даже если де ла Круз что-то знает, я уже не смогу ничего изменить. И не в силах повлиять на прошлое, да и на самого него тоже.       Я купила минеральную воду в автомате, села на пол возле него. С первым глотком меня немного отпустило: мысли прояснились, в голове осталась только тишина. Я ведь собиралась двигаться дальше, и какая разница кто и сколько всего знал, верно? Просто мне было стыдно. Стыдно за себя такую: жалкую, одиноко плачущую в холоде коридора после того, как лучшая подруга разбила моё сердце. Я не думала, что кто-то видел меня в тот момент, ведь коридор тогда был совершенно пуст. Или нет. Но, наверное, этого я уже никогда не узнаю — если что-то вдруг не всплывёт. Ведь прошло сколько? Полгода? Время очень быстро летит.       Я посидела на полу ещё немного — поднялась, как только почувствовала пробирающий тело озноб, — и не спеша побрела назад, в столовую, где так внезапно оставила Питера. Уверена, он голову ломает из-за всего, что произошло. Расстраивать и беспокоить его мне совершенно не хотелось.       В коридоре, поворот из которого вёл в спортивный зал, я встретила Зака и Монтгомери. Они шли мне навстречу — видимо, успели поесть и сейчас возвращались для того, чтобы подготовиться к сегодняшней игре. Я сделала каменное лицо, собираясь пройти мимо них, будто ничего не случилось, но моим планам в очередной раз было не дано осуществиться.       Де ла Круз остановил меня, как только я поравнялась с ними. Сжал руку, чуть выше локтя, прямо под рукавом футболки. Его тёплая ладонь в контрасте с моей холодной кожей пустила мурашки вдоль всего позвоночника. Я поёжилась.       — Зак, приду через минуту, — объявил о своих намерениях де ла Круз, но не выпустил мою руку.       Видимо, Демпси кивнул, потому что ответа я не слышала — только звук его шагов, удаляющихся от нас по коридору. Я не могла посмотреть ни на одного из них. Просто не могла.       — Что это было?       Я молча уставилась в пол, отказываясь что-либо говорить. Его ладонь сжимала мою руку, но не так, как несколько дней назад, почти в такой же ситуации, когда он возвращал мне подписанный пакт. Сейчас его прикосновение ко мне было иным — осторожным, ненавязчивым. Он будто давал мне выбор — остаться или уйти, — потому что я спокойно могла освободить свою руку и вернуться в столовую.       Я осталась.       — Аллен, играть в молчанку со мной не выйдет.       Зажмурилась, полнее ощущая его шершавую ладонь на своей коже: он сжал меня крепче, привлекая к себе внимание, лишая иллюзии того, что я могу сейчас что-то контролировать — ведь теперь я больше не могла вырваться из его хватки не причинив себе боли. Должно быть, я начала раздражать его отсутствием какой-либо реакции, поэтому он решил сменить тактику.       — Повторю ещё раз: что это было сейчас? Там, в столовой.       Я протяжно выдохнула, открывая глаза.       — Как много ты тогда видел? — спросила, потому что он должен был понять меня. Обязан.       — Я видел всё. И ты увидишь.       На последних словах мои глаза взметнулись вверх, впиваясь в его лицо колючим взглядом. Он опять надо мной издевается? Очень хотелось, чтобы он почувствовал сейчас всю силу моего негодования — нарастающую, переполняющую до краёв, грозящую вылиться во что-то такое, что я с трудом в себе сдерживала.       — Увижу? Как?       — Всему своё время, Аллен, — его усмешка мне абсолютно не понравилась.       — Теперь я могу идти? — произнесла ледяным голосом, переводя зрачки на его руку, которая всё ещё держала мою.       Он проследил за моим взглядом, разжал ладонь. Я сделала небольшой шаг в сторону, просто чтобы не стоять к нему так близко и лишить его возможности схватить меня ещё раз, если ему вдруг в голову придёт такое желание.       — Хотел прояснить одну вещь: ты смотришь на меня, — по его тону я поняла, что он говорил не конкретно об этом моменте, а в целом, вообще. — Я стал замечать это. Если забыла, то мы вроде как договаривались, что ты не будешь лезть в мои дела.       — Не забыла, и я не лезу. Просто наблюдаю.       Мой ответ только подлил масла в огонь: выражение его лица стало совсем недобрым, а в чёрных зрачках заплясали черти. Кажется, он тоже удерживал себя из последних сил от того, чтобы не сорваться.       — Тогда и я буду наблюдать и разгадаю все твои маленькие грязные секреты. Держу пари, Аллен, у тебя их целая куча.       Возразить он мне не дал — просто ушёл, как и всегда. Последнее слово в этот раз снова осталось за ним.

***

      Больше всего на свете после чтения книг я любила только одно — баскетбол. Я любила его всем своим существом. И если книги были моим сердцем, то баскетбол — моей душой. Я жила всеми этими звуками: глухим стуком мяча, скрипом кроссовок по натёртому паркету, резким «кх!» сетки, когда мяч падал в корзину. Мне безумно нравились эти ощущения: шершавая поверхность плотной оранжевой резины под ладонью, её терпкий, немного химический запах — если прижаться носом и вдохнуть посильнее, упругий отскок мяча прямо в руку, его удобная тяжесть и шероховатость. Все эти маленькие детали создавали мою, только мою реальность, в которой была лишь я, мяч в руках и корзина над головой. Простой, понятный мир, действующий по своим законам. И в этом мире мне было комфортнее всего.       Я любила не только сама играть в баскетбол, но и смотреть, как это делают другие. Есть в этом что-то завораживающее — в людях, их движениях, в том, как они творят прекрасные вещи на паркете стадиона или просто на площадке улицы. Стоит взглянуть хотя бы на Майкла Джордана. На то, какой он лёгкий и быстрый, — подобен ветру. На то, как грациозно его тело во всех этих невероятных движениях, которые он проделывает на паркете. Вот она — истинная красота.       С моей любовью к баскетболу было неудивительным то, что я посещала домашние матчи наших «Тигров». Мне не особо нравились спортсмены Либерти, — я редко приходила на их игры, — но в этом случае, когда дело касалось баскетбола, устоять я не могла. Сегодняшний матч с «Койотами» Вудстока не был исключением.       Я остановилась в дверях спортивного зала, рассматривая трибуны, надеясь найти кого-то знакомого среди пестроты лиц, решивших поддержать наших ребят в эту пятницу. Питера со мной не было. Баскетбол — не его тема. «Потные толкающиеся парни, вопящие что-то и бегающие туда-сюда. Нет уж, спасибо, давай без меня, подруга» — именно это он сказал мне сегодня после уроков, когда я в очередной раз пыталась затащить его на матч. Безуспешно, конечно же.       В толпе лиц я увидела одно — и поспешила туда, аккуратно пробираясь по трибуне. Среди незнакомых людей я выбрала наименее незнакомого человека — Ханну Бейкер. Мы с ней не особо общались, но каждую неделю встречались на тригонометрии у Стила. Она не должна была меня прогнать.       — Привет, — сказала я, подходя к ней.       Ханна вскинула на меня глаза, легко улыбнулась.       — Привет, Сэди.       — Можно я сяду рядом?       — Да, конечно, — она чуть сдвинулась в сторону, освобождая мне немного места. — А где Питер?       — Он не любит баскетбол, — ответила я, подсаживаясь к Бейкер.       — Понятно. Тоже не особо его люблю, просто пришла ради Джесс.       Я кивнула, приподнимая уголки губ в улыбке. Джессика Дэвис — член группы поддержки, они подруги, поэтому в том, что Ханна здесь, не было ничего необычного.       Из колонок в спортивном зале раздался гимн школы Либерти, все вокруг завопили, и в это время на паркет стали выбегать игроки обеих команд. Они выстроились в линию на середине площадки и капитаны — с нашей стороны Зак, со стороны «Койотов» Вудстока — крепкий светловолосый парень, — пожали друг другу руки.       — Разве Монти играет в баскетбол? — спросила Ханна, склоняясь к моему уху, чтобы я услышала её сквозь невероятный по шуму гвалт собравшихся на трибунах болельщиков.       Я увидела де ла Круза, который стоял почти в самом конце линии. Светло-голубая форма очень ему подходила — не понимаю, почему я не заметила этого ещё сегодня днём. Он смотрелся в ней гармонично. И не выглядел в шеренге наших «Тигров» лишним.       — Джастин не смог сегодня играть, — ответила, повышая голос. — Он его заменяет.       Ханна кивнула, а я всё смотрела на де ла Круза, который обводил ленивым взглядом толпу напротив. Вот его неторопливый взор сместился вправо, замер — он увидел меня. Я не знала, стоит ли мне что-то сделать: помахать ему или встать, и было ли это уместно в наших и без того тяжёлых, непонятных отношениях. То, что произошло сегодня между нами в коридоре, сейчас не играло никакой роли. В данный момент я была целиком и полностью на его стороне. Он мой партнёр, игрок команды, которую я очень люблю. Я не собиралась заносить обиды на баскетбольную площадку.       Видимо, у де ла Круза были похожие мысли, потому что он вдруг улыбнулся, всё также смотря на меня. Я ответила ему тем же, отстранённо замечая, как Ханна поглядывает в мою сторону, но ничего не говорит. Да даже если бы она что-то спросила, я бы не нашлась с ответом, потому что сама толком не понимала происходящее.       Как только отзвучал гимн команды соперника, парни рассыпались по паркету, занимая свои позиции. В центральном круге остались двое — Зак и капитан «Койотов». Раздался свисток, все вокруг замерли, мяч взмыл в воздух и Зак отбил его в сторону нашей команды — игра началась.       «Тигры» были лучше «Койотов» — я поняла это к концу первой четверти и дело было не в моей преданности родной команде. Наши ребята выглядели увереннее, чаще контролировали мяч и удачнее бросали по кольцу. Из тринадцати попыток за первые десять минут игры в цель попали девять. Перевес в счёте говорил за себя. Единственное, в чём мы уступали «Койотам» — защита, и это очень быстро нам аукнулось — как это часто бывает в баскетболе. Их парни творили что-то невообразимое: совершали точные размены, ставили заслоны и отрезали от своих позиций тогда, когда это было необходимо, они перехватывали мяч и почти не оставляли игрокам открытых бросков. Это стало серьёзной проблемой к концу первой половины, а на табло горел равный счёт. В большом перерыве тренер Роуз должен был скорректировать игру «Тигров», иначе последует закономерный результат — мы проиграем.       В третьей четверти де ла Круз стал проявлять себя активнее — его связка с Заком превращалась в центральную в этом матче. Каждый раз, когда он завладевал мячом, я чуть привставала со своего места. Я волновалась. За него. Хотела, чтобы у него всё получилось — ведь это первая его игра. И он мой партнёр, пусть даже не сильно рад этому.       Вот Зак поставил игроку «Койотов» заслон, освобождая пространство за своей спиной, де ла Круз бросился в образовавшийся коридор, прошёл под кольцо и забил мяч в корзину. Все завопили, я подскочила с трибуны, хлопая в ладоши.       Да, давайте, ребят! Вы сможете!       Мы отбили ответное нападение, Зак перехватил мяч, отдал пас де ла Крузу почти через всю площадку и тот подпрыгнул, чуть отклонился назад, зависая в воздухе, а потом выпустил мяч из рук и тот, описав красивую дугу, провалился в корзину. Отличный средний бросок — плюс два очка в нашу копилку. Трибуны бесновались.       Монтгомери быстро вернулся назад, поравнялся с Заком и они хлопнули друг друга по ладоням.       Я улыбалась во всё лицо, сердце выпрыгивало из груди и я твердила про себя лишь «выиграем, выиграем, выиграем».       Маленькое баскетбольное чудо в этом мачте совершил Зак: на последней минуте четвёртой четверти, оставшись один за трёхочковой линией, он взмыл свечой вверх, резко вскинул руки под углом, бросил мяч и тот залетел в корзину. Три очка «Тиграм». Победа наша!       Все, кто был на трибуне, подскочили с громогласными криками — даже Ханна, которая хладнокровно следила за игрой, очень редко радуясь и хлопая в ладоши. Никто не садился до самого окончания матча, в один голос отсчитывая последние секунды игры.       Пять!       И команда «Койотов» приближается к середине площадки.       Четыре!       Зак контролирует мяч, медленно отступая от нашего кольца.       Три!       Он останавливается в центральном круге.       Два!       Пять «Койотов» опускают свои головы.       Один!       Ребята срываются со скамейки запасных, вылетают на паркет к своим товарищам.       Звучит финальный свисток и спортивный зал тонет в грохоте, крике, шумном гвалте счастливых болельщиков школы Либерти. Мы с Ханной обнимаемся, прыгаем вместе, пока пронизывающая радость заполняет наши тела. Это самый лучший баскетбольный матч, который мне доводилось видеть!       Я смотрю на наших парней, которые на руках качают Зака в центральном круге баскетбольной площадки. Мне очень хочется выпрыгнуть к ним, затеряться в толпе и раствориться в бесконечном счастье, поглощающем всех вокруг.       — Поедешь со мной отмечать победу? — в ухо мне кричит Ханна, и я сразу же киваю, продолжая улыбаться во всё лицо.       Гул в спортивном зале постепенно стихает, все игроки расходятся по раздевалкам, а болельщики шумной толпой двигаются на выход из помещения. Мы с Ханной присоединяемся к ним, цепляемся друг за друга, чтобы не потеряться в потоке людей и через некоторое время оказываемся на улице.       Свежий, сочный вечерний воздух заполняет лёгкие, тихое гудение продолжает стоять в ушах — я наслаждаюсь этими ощущениями.       — Все будут в KFC, так мне сказала Джесс, — произносит Ханна, когда мы добираемся до её машины в дальнем конце парковки.       — А почему ты хочешь поехать? — спрашиваю я, потому что действительно не вижу причины.       Бейкер мнётся, но всё же отвечает:       — Мне нужно прояснить кое-что с Заком.       Я не знаю, что сказать, и мы в молчании забираемся в её машину. Видимо, Ханне Бейкер сейчас просто нужна поддержка, а я как раз подвернулась под руку. Что ж, я была не против такой роли.       Мы приезжаем в KFC раньше спортсменов, успеваем сделать заказ и тут появляются они: потихоньку заползают в кафе шумными группами по несколько человек. Они устраиваются в глубине зала, чтобы быть всем вместе, а мы с Ханной остаёмся за столиком рядом со входом. Джессика Дэвис так и не приходит, хотя другие девушки из группы поддержки здесь есть и Диана Остин — одна из них. Я стараюсь не смотреть на неё, потому что она то и дело трётся возле Зака — конечно, ведь он звезда сегодняшнего матча, как можно такое упустить?       Ханна замечает моё хмурое настроение, придвигается чуть ближе, словно желая помочь мне, но это скорее ей самой нужна помощь — Бейкер нервничает, беспокойно ёрзает, даже ни разу не притронулась к своему латте, и бросает какие-то странные взгляды в сторону Зака и ошивающейся вокруг него Дианы. Эти взгляды напоминают мои — в них тоже чувствуется боль, неверие и печаль. И тут я понимаю, что для Ханны Зак очевидно до сих пор остаётся кем-то. Осознание этого не приносит ничего, кроме странного чувства, которое я даже не знаю, как назвать. Так всегда ощущаешь себя, когда подтверждается то, о чём ты думал.       — На самом деле я приходила на матч не из-за Джессики, — тихо говорит Ханна, а её взор всё так же направлен в сторону Демпси. — Из-за него. С Джесс мы давно уже не общаемся. Извини, что соврала тебе.       Я молчу и Бейкер переводит взгляд на меня. Её глаза такие уставшие, а лицо осунувшееся и мне становится её жаль.       — Не хочу показаться грубой, но я слышала однажды в библиотеке, как ты с Питером говорила о Заке. Он нравится и тебе тоже.       Её пытливый взгляд скользил по моему лицу, словно она пыталась поймать тот момент, когда я начну отпираться. Врать мне не хотелось, да и скорее всего она много что слышала. Мои чувства больше не были секретом.       — Это правда, — призналась я.       Ханна прикрыла глаза, вздохнула так, будто мои слова принесли ей облегчение. Она немного расслабилась и чувствовала себя более уверенно, чем до этого. Наверное, моя спокойная реакция поспособствовала таким переменам.       — Я не хотела подслушивать, — Бейкер снова смотрела на меня.       — Но всё равно подслушала.       — Да, прости, — она виновато поджала губы. — Я никому не рассказала, если ты переживаешь об этом.       А потом слова полились из неё рекой:       — Мы встречались летом, всё было хорошо, а через какое-то время наши отношения сошли на нет. Я даже не знаю, почему так получилось. Зак не хотел разговаривать со мной, избегал меня, а после сделал вид, будто вообще ничего не произошло. Я совсем не понимаю, что мне делать, как реагировать, что сказать ему, если он вдруг захочет меня слушать.       — Всё равно поговори с ним, — убеждаю её я. — Ты ему нравишься, я видела несколько раз как он на тебя смотрит. Вдруг он уже пожалел о том, что случилось и тоже не знает как к тебе подойти.       Ханна приподняла бровь, задумываясь над тем, что я только что предложила.       — Я чувствовала, что нужно обсудить это именно с тобой.       Её слова сработали как катализатор, открывая простор для дальнейшего разговора. И мы говорили — долго, честно, — так, как до этого нам не доводилось. Будто хотели наверстать то, что упустили. С Ханной оказалось просто быть откровенной. Она всё понимала. Действительно понимала, а не только делала вид, как все остальные. С ней было легко. Почти так же легко, как с моим Питером.       — Я бы хотела быть такой же увлечённой, как ты, — она говорила о моей страсти к баскетболу. — Любить что-то так же сильно. Потому что в последнее время меня совсем ничего не радует.       — Брось, Ханна, — я попыталась её ободрить. — Ты обязательно найдёшь что-нибудь, что будет приводить тебя в восторг.       Она улыбнулась, но не смогла скрыть свою грусть.       — Я думала, что Зак был одной из таких вещей. Но, наверное, я ошибалась.       Её потухший взгляд был снова устремлён в ту сторону. Я последовала за ней, но, честно, лучше бы не смотрела на столики спортсменов, потому что именно в этот момент Диана садилась на колени Зака, заливаясь смехом, а он был совершенно не против, улыбаясь и разрешая ей делать всё, чего бы она ни захотела. Я скривилась.       — Нравлюсь ему, да? — Ханна резко хохотнула, а её взгляд намертво прикипел к этой парочке.       — Диана просто вечно лезет туда, куда не просят, — буркнула я, отворачиваясь. — Не могу больше это видеть, мне противно.       Я поднялась из-за стола, собираясь выйти на парковку. Мы с Ханной поговорили, прояснили нашу ситуацию и теперь, думаю, можно было возвращаться домой.       — Мне тоже противно, — сказала Бейкер и её губы сложились так, будто она смотрела на что-то совсем уж неприятное. Я не стала проверять, что происходило сейчас между Заком и Дианой, но догадаться бы не составило огромного труда. — Я останусь. Хочу увидеть всё.       — Буду ждать тебя у машины.       Ханна кивнула, сцепила руки замком на столе и села прямо. Вся её фигура говорила только одно — не трогай меня. И я вышла.       На улице уже совсем стемнело, стало прохладнее — пронизывающий ветер гонял по асфальту листы бумаги и порванных газет. Я потопталась около двери, рассматривая машины на парковке, а потом увидела его в неярком свете уличных фонарей.       Де ла Круз стоял шагах в двадцати от входа, опираясь спиной о кирпичную стену здания кафе. Он скрестил ноги, вытянув их перед собой и смотрел куда-то вперёд, не обращая внимание на то, что происходило рядом. Подойти к нему оказалось не сложно — он даже не повернул голову в мою сторону, хотя наверняка слышал мои шаги.       Если говорить совсем уж честно, то я забыла про него, пока мы с Ханной изливали чувства и души друг другу. Мы были поглощены собой, нашим разговором и парнем, который понравился нам обеим.       — Теперь ещё и с Бейкер дружишь? Шептались о чём-то и ничего не замечали вокруг.       Я удивилась его словам, остановилась рядом — так близко, почти касаясь его плеча своим, — скопировала позу и тоже прижалась спиной к холодной кирпичной стене.       — Ты наблюдал за мной?       — Ага, я же сказал, что буду это делать и разгадаю все твои секреты, забыла?       Он повернул голову в мою сторону. Сейчас он был расслабленным, умиротворённым — победа хорошо на него повлияла. А значит, я могла с ним серьёзно поговорить. Я втянула в себя воздух, не зная, как начать, потому что его внимательный взгляд путал мне мысли.       — Давай больше не будем доводить до того, что случилось сегодня в коридоре. Не хочу ругаться с тобой, — просто сказала то, что скреблось в моей голове довольно долго после нашего столкновения.       Он подумал немного, отворачиваясь от меня, снова смотря вперёд спокойным взглядом. Хмыкнул.       — Это будет зависеть от тебя, Аллен.       Признаться, не ожидала, что он так быстро примет моё предложение.       — Как и от тебя, де ла Круз, — сказала я, а он вдруг улыбнулся.       — Почему ты всё время либо никак меня не зовёшь, либо называешь только по фамилии? — он снова повернул голову, разглядывая меня.       Господи, ну что за вопросы?       — То же могу сказать и о тебе, — буркнула я. — Только Аллен, и всё. Никогда не слышала от тебя ничего другого.       — Я просто копирую твою манеру.       — Может быть, это я копирую твою? — не собираюсь ему уступать, в этот раз — не дождётся.       Он вздохнул, закутался плотнее в свою бело-голубую куртку, потому что мимо нас пронёсся порыв ветра, заставляя поёжиться и меня. Хотелось в тепло, хотелось домой и вообще я сегодня очень сильно устала.       — Я давно наблюдаю за тобой, — признался он сухим голосом и его слова меня насторожили. Обычно, после такого следует то, что нет никакого желания слушать. — С того самого случая в коридоре после Весеннего бала. Мне было интересно из-за чего ты тогда сорвалась. Шло время, ты посылала какие-то смешанные сигналы, а потом я кое-что понял — тебе нравится Зак.       Моё лицо окаменело. Теперь мои чувства были достоянием всей школы? И, что, Зак тоже о них знал?       — Хорошо держишься, Аллен. Думал, ты будешь ползать вокруг и умолять меня ничего ему не говорить.       Я молчала.       О да, наш разговор опять стал сворачивать не в то русло. В опасное русло, которое снова могло привести к ссоре. Я так устала с ним конфликтовать, что мне в один миг перехотелось как-либо спорить. Похоже, для всех я — открытая книга. И мой секрет уже знает очень много людей. К тому же, если де ла Круз понял о моих чувствах давно, то он уже сто раз мог рассказать Заку, так что мои просьбы, взывания к его совести, сопли и слёзы тут совершенно бы не помогли.       — Ты чертовски наблюдательный, знаешь? — вместо всего этого, сказала я. — И был сегодня хорош в матче с «Койотами».       Баскетбол — именно та тема, моя любимая тема, на которую бы я хотела с ним поговорить.       Де ла Круз сощурился, впиваясь в меня своими зрачками. Видимо, надеялся вывести меня из равновесия или что ещё он там собирался сделать? Я совершенно спокойно выдержала его взгляд.       — Спасибо, — недоверчиво бросил он, не собираясь расслабляться, если я вдруг начну сейчас истерику.       Меня очень трудно вывести из себя, и я не собиралась сдаваться на его милость. Не знаю, но отчего-то все мои нервные окончания будто бы обрубило. Возможно, я стану хвататься за голову и бегать по комнате, когда останусь одна дома. Возможно, на всё это мне будет плевать. Но именно сейчас, в данный момент, я хотела говорить только об одном.       — Твой бросок с отклонением просто невероятен. Подсмотрел у Коби Брайанта?       — Не знал, что тебе нравится баскетбол, — по его глазам я поняла, что он удивился. — Сама играешь?       — Ага.       — Тогда почему я тебя ни разу не видел в спортивном зале с мячом?       — Ты плохо смотрел.       Де ла Круз хохотнул.       — Очень непоследовательные суждения, Аллен.       Я пожала плечами.       — Так на игру ты пришла из-за Зака?       Я уставилась на него, читая на лице неподдельный интерес. Вот заладил он об одном и том же. Упрямый, этого не отнимешь.       — Нет.       — Тогда из-за меня?       Ещё чего!       — У тебя очень большое самомнение, де ла Круз, ты знаешь?       — Опять зовёшь меня по фамилии. А Зака в постели ты тоже будешь называть Демпси?       Не знаю какого ответа он ожидал на эти слова, но его лицо и этот тон голоса, задели во мне что-то. Я хмыкнула, представляя картину, которую он с лёгкостью нарисовал своим глупым предположением. Постаралась сдержать улыбку, что вот-вот была готова расползтись на моём лице, а потом всё же не смогла и рассмеялась. Что творится у него в голове, раз там обитают такие странные и забавные мысли?       Меня вдруг позвала Ханна, которая наконец-то вышла из кафе, и я обернулась к ней, продолжая улыбаться.       — Иду! — крикнула в ответ, на что она просто махнула рукой, двигаясь к своей машине. — Мне пора, — я снова повернулась к де ла Крузу.       Он качнул головой, продолжая изучать меня взглядом, который я уже не бралась расшифровать.       — Пока?       — Зови меня по имени, — попросил он на прощание.       — Хорошо, я постараюсь, Монтгомери.       — Уже неплохо, Сэди.       Из его уст моё имя звучало как-то дико. Но в то же время в этом было что-то закономерное и гармоничное. Будто сегодня, после всех наших разговоров, мы с де ла Крузом шагнули на какую-то новую ступень. Он был прав, в нашем общении нужно было что-то менять.       Ханна пару раз посигналила, поторапливая, и я побежала к ней, чувствуя спиной, как он на меня смотрит. Общаться с ним — тяжело, быть его партнёром — сущее мучение, но больше всего удивляло то, что мне начинало это нравиться.