Риннеган

Люди зовут ее ангелом, но на самом деле она женщина — а у каждой женщины есть потребности. Риннеган — глаза, в которых расходятся круги. Круги этой жизни и следующей, смерти и перерождения, взлетов и падений, влечения и отторжения. Конан каждую ночь покидает его в одно и то же время. Она уходит в свою комнату, но затем возвращается и помогает ему обтереться. Нагато, еще совсем юный Нагато, не удивлен, когда он понимает, что Конан влюбилась в Яхико — тогда еще живого. Это ранит, да, но не становится неожиданностью. Теперь, задним числом, это кажется очевидным. Кажется, что это было видно и без риннегана. Нагато всегда был плаксой; он всегда первым предлагал Яхико сбежать в лачугу, пока их, ищущих объедки, не линчевали солдаты. Неважно, что, сделай они так, они еще одну ночь провели бы голодными. Даже после того, как Нагато обрел глаза, он все еще тащился вслед за Яхико, как дитя за отцом, как мальчик за мужчиной. С чего ей любить мальчика, когда она могла любить мужчину? Нагато старается ради нее держать в такие ночи свои глаза закрытыми. Не его взгляд она хочет встретить. При всей силе Нагато огромное количество вещей теперь недосягаемы для него, заключенного в потрепанной шелухе. Он не понимает замысла Яхико, он лишь несет миру грубую копию его идей, покореженную и приносящую стыд, как и тело Нагато. Его хилые и слабые мускулы не держат его на ногах; каждый новый день приносит атрофию и распад. Он не может зачать ребенка. Его глаза могут многое, но она никогда не посмотрит в них так, как смотрела в глаза Яхико. Он прогоняет эти мысли. Это не та боль, которой он хочет поделиться с миром. Риннеган — глаза, в которых расходятся круги. Круги задыхающихся вздохов Конан, стонов Нагато, их двоих, не говорящих друг другу ни слова, когда она помогает ему лечь на чистые простыни. Это второй раз за ночь, когда Нагато отводит глаза, чтобы не встретить ее взгляд. В конце концов, глаза, которые она хочет увидеть, выглядят теперь совсем как его; они извращены до неузнаваемости этим больным миром. Как и все остальное в их жизнях. Разложение. Это тоже круг. Глаза Нагато дают ему власть над силами гравитации и призыва, над душами, над регенерацией, власть поглощать и уничтожать — и еще над бесконечно многими вещами, которые даже он сам еще только начинает понимать. Как восхитительно знать, что его сила беспредельна, — в идеальном унисоне с его болью, не знающей границ. Обе они вечны. До конца времен. Как Бог. С чего ей любить бога, если она может любить человека? В Нагато не осталось ни капли его старого тепла, ничего, чтобы укачать и убаюкать ее ночью. Он весь — острые углы, обреченные врезаться вглубь или скалываться и осыпаться, если другая сторона не поддастся. В Нагато нет мягкости, он не теплый, живой и приятный, — он совсем не похож на того, кто приходит к ней каждую ночь, сначала в плоти куклы, а затем — в снах, где оживают приятные воспоминания. Он не бог. Она не ангел. Путь Дэвы — не Яхико. Но каждую ночь в один-единственный миг они почти могут притвориться, что это не так. Риннеган — глаза, в которых расходятся круги. И сироты Дождя погружаются в их водоворотные объятия.