Нарушенные обещания

Стальной блеск ее глаз потух. Жесткий взгляд Таюи, которым она смотрела на Саске во время первого их столкновения, исчез. Когда-то он словно говорил: «Меня не сломаешь! Я в жизни такого навидалась!» Она вспоминала, как говорила своим товарищам из Четверки Звука: «Саске и Копирующий джонин Конохи? Если вы поджали хвосты, то я не боюсь ни того ни другого! Возьмем в плен обоих!» Все это было ничто по сравнению с яростью Оротимару-самы. Она свое отбоялась. Эта бравада была наносной: перед смертью не нужно было притворяться. Когда ее доставали из-под дерева, когда медики пытались восстановить, а по сути, собрать заново из месива ее ноги, она орала от боли и материлась. Из ран хлестала кровь, ошметками слетала кожа, обнажались кости в местах открытых переломов. Она проклинала до десятого колена и врачей-шиноби, обвиняла в свальном грехе всю родню ублюдков-солдат, которые уже смотрели на «полуживую из Звука» как на ценный трофей, людей которые так долго и неумело вытаскивали ее из под дерева, что чуть не оторвали левую ногу, и так раненную с помощью техники Темари. Девушка несколько раз теряла сознание, ее откачивали и применяли местный наркоз. Таюя боролась за свою жизнь. Костоправы с помощью чакры, где это было возможно, сращивали кости, а в особо сложных случаях восстанавливали их из раздробленных частей. О том, чтобы по всем правилам срастить кости, и речи даже не шло. Ноги уже не будут рабочими. Она вспоминала того парня из Конохи, который из-за травмы не мог быть шиноби, ей быть куноичи уже не хотелось. Главное, чтобы не было гангрены или заражения крови. Но этого Таюя и ждала. Надежды на чудо у нее не было. Теперь она, успокоившись, лежала на носилках в какой-то повозке, и поскольку, состояние девушки только ухудшалось, готовилась к смерти. «Они поделили заложников. Дурное утешение вместо лучшего генина деревни получить полумертвого шизофреника, который вот-вот издохнет. А я досталась песчаникам, и теперь эти сволочи везут меня в Суну на какой-то открытой повозке, под солнцепеком, раны облепляют слепни. Другим способом перемещать меня оказалось невозможно. Говорят, переломаны почти все кости. Но это неправда, потому что я живу. А им, вероятно, хочется, чтобы я поскорее… Не то, что шевелиться – дышать больно. Живу на морфии. Ноги превратились в месиво: их раздробило упавшим деревом. От боли я потеряла сознание и не смогла покончить с собой. Ноги поначалу пытались собрать по частям с помощью лечащих техник, но потом бросили эту затею. Они почернели от синяков, безвольно лежали, как плети. Кажется, перелом на левой ноге так и не залечили. Открытые царапины, запах крови привлекает мошкару. Может быть, сейчас мухи откладывают яйца в моих гноящихся ранах. Плевать, скоро меня будут есть черви. Ох, попала ты в переделку, Таюя, – не выбраться! Если начнется гангрена, то ноги отрежут или оставят умирать заражения? Спрашивается, зачем тогда везли? Хотя все-таки трофей. На наркоте обещают держать до конца, поэтому больно не будет. Они намекают, что мне не дожить до Суны. Голые, исхудавшие ноги, с плохо вправленными костями и почерневшими пальцами, на ногтях которых запеклась кровь, смешавшаяся с грязью, кто-то из милости накрыл белой тканью. Как будто мне легче оттого, что я их не вижу. Несколько раз приходил он: прощался. Я доподлинно знаю, что он умер, хотя никто об этом и не говорит. Снилась рыба с отрубленной головой. Не знаю, к чему это, но явно к чему-то ужасному, хотя гадать по морфиновым снам? Подруга, да ты с ума сходишь!» *** круг девятый «Предатели» Шесть лет до приглашения Саске в деревню Звука. – Он со мной сделал это! Он меня заставил… – Таюя орала и билась в истерике. – Он с тобой, что… – Анко взяла девочку за руку. Таюя потянула футболку и показала проклятую печать. – Тьфу ты, а я уже подумала, – С облегчением сказала Анко. Таюя вопросительно посмотрела на Анко. – Неважно…– Добавила девушка и решила позвать врача, – Кабуто! У нас тут… Целитель вошел в комнату: – А я уже знаю. У него вчера рецидив был. Я говорил, что нужно было торопиться с перерождением, он ведь не контролирует себя, когда приходит время менять сосуд для души. – Оротимару-сенсей решил переселить свою душу в ребенка? – Испуганно спросила Анко. – Конечно, нет. Он сделал это с прицелом на будущее, – Ответил медик. – Проклятую печать всегда лучше ставить в детском возрасте, когда неокрепшая психика слабо сопротивляется. Доктор положил руку на голову Таюи, и, сложив несколько печатей, начал отдавать ей свою чакру: –Так силы больной быстрее восстановятся и это немного успокоит. У нее нервный срыв и истощение после первой активации печати. Анко подошла к медику: – А, может быть, не только терапия, есть же такая техника, ты же джонин-медик! – Ты понимаешь, чего ты просишь? Ты хочешь, чтобы я наложил свою печать поверх техники Оротимару-самы? Мое дело лечить обитателей деревни Звука, а не мешать экспериментам господина! – Прошептал он.– Ей будет лучше. – Добавил Якуши вслух. Целитель закончил сеанс лечения. –Я приду еще, если будет нужно, – сказал он. Медик направился к дверям. – Кабуто, нам надо с тобой поговорить. Сначала с тобой, а затем с Оротимару-сама. Только не при Таюе, – попросила Анко. Якуши с интересом посмотрел на девушку. Они вышли в коридор. – С меня хватит опытов, печатей, калеченых жизней, мутантов, которых порождает учитель. Он все чаще бывает не в себе, он заточил… – Начала Анко, торопясь, выговаривая сокурснику, что для нее с каждым днем становилось все нестерпимее. – Хватит, – перебил ее Якуши. – Я знаю, что происходит в лабораториях. Он зовет меня, когда требуется врачебная помощь, и я иногда ассистирую. – И это тебя не пугает? – Спросила она. – Я – врач, и привык иметь дело с отклонениями. Тебе тяжелее. – Был ответ. – Я решила уйти от него. – Призналась Анко. – Сегодня ночью он будет перерождаться. Я подготовил ему пленника, который улучшит его тайджицу. Пока не кончатся пленники в лабораториях, на своих слуг он не перейдет. Так вот, он будет так занят, что ему плевать, если вдруг чья-то чакра исчезнет. – Кабуто протянул девушке ключи. – Сегодня ты уйдешь. – Нет, – ответила Анко.– Не хочу так: я пошла с ним добровольно, и не буду убегать, как пленница. Я поговорить с ним… Мы же были… Не по-человечески это, если я убегу. – Правильно, разумно: он догонит, убьет и на ленточки порежет… – Сделал свои выводы Якуши. – Не понял… – Подумала Митараши. –Но я сомневаюсь, чтобы он тебя выслушал. Оротимару-сенсей заперся, глотает лекарство восемнадцатого уровня и ждет свою добычу. Он тебя запросто за нее может принять, особенно, если ты расскажешь ему, что хочешь уйти. Поэтому бери ключи – два раза я не предлагаю. – Настойчиво и уже с некоторым раздражением произнес медик. – Я все-таки… – Анко сделала паузу. –Если он тебя убивать будет, то я не вступлюсь. Не хватало, чтобы он нас обоих прикончил! – перешел на шепот доктор. – О чем воркуете, голубки? – Грозный шип послышался из-за спины Анко. Девушка вздрогнула. Кабуто посмотрел на нее с издевкой, как бы говоря: «Ну, дерзай! Объясни ему, что ты устала от его опытов!» – У меня закончилось лекарство восемнадцатого уровня, и я спустился к тебе, Кабуто Якуши. А ты тут беседы ведешь…Скажи, что тебе надо от Митараши: я еще не переродился, а ты уже планы моего свержения строишь? Или, – тут Оротимару улыбнулся еще более зловеще, – пытаешься мне рога наставить? Кабуто в третий раз попытался из-за спины передать Анко ключи. Теперь он уже сочувственно посмотрел на брюнетку, как бы говоря: «Не надо этого, он уже раздразнен, и даже малейшее неповиновение приведет к ярости». Анко сжала его руку, оставляя ключи, в сомкнутых пальцах Кабуто. – Что ты сжимаешь в руках за моей спиной, Кабуто Якуши, кунай со взрывпечатью? Медик после всей эквилибристики с незаметной передачей связки ключей выронил их. Те со звоном упали. – О, ключики! – Удивляясь собственной находке, сказал Кабуто, – оборонил! – Протянул он последнюю гласную и расплылся в идиотской улыбке. – Якуши, – Ты же хочешь быть сильным? – Обратился к нему Змей. Медик кивнул. – Я предлагаю тебе проклятую печать. Прямо сейчас. – Шея саннина вытянулась по-змеиному и остановилась у горла медика. – Н-нет, мне н-не хватает н-ненависти, – заикаясь, говорил Кабуто. Он думал, что печать-то, может быть, его господин и не поставит, а вот шею перекусит или пробьет ее клинком Кусанаги. – Печать может не подействовать: я – человек тихий. Вам не надо тратить свои силы на это. – А что? Тогда бы я знал, что у тебя на душе, и мог бы отчасти управлять тобой. Ты – любопытная кукла, Кабуто Якуши. С тобой еще Сасори играл. Все мои сомнения в твоей верности тут же бы отпали. – Угрожающим тоном произнес Оротимару . – К-какие м-могут быть с-сомнения? – Дрожащим голосом продолжал Кабуто, – вы же меня от смерти спасли! Я принесу вам лекарство высшего уровня, которое вы просили? – За лекарством? Ну, иди! – Спокойно ответил саннин. – Он дал понять Якуши, что понимает его хитрость. – Мне надо с тобой поговорить, Оротимару. Прямо сейчас. – Попыталась перевести тему разговора Анко. – Если что-нибудь случиться, я приду, – крикнул Кабуто из другого коридора. – Если что-нибудь случиться, ты нам не нужен будешь, – захохотал саннин. Ноги его распадались на клубки перевивающихся змей – чакра была нестабильна. – Оротимару… твои методы… я на них достаточно насмотрелась! Они так далеки от того, что ты задумывал. Ты не за тем создавал деревню, ты…все забыл? Плодить мутантов, нарушать законы природы это было твоей конечной целью? Ты постоянно кого-то расчленяешь, устраиваешь опыты, которые граничат с пытками…Дети, которых ты в возрасте десяти лет отмечаешь проклятой печатью… – Анко начала говорить с сенсеем спокойным голосом, надеясь, что эта беседа скоро закончится. – А, тебя расстроил случай с Таюей? Вот, оно, что? – Саркастически улыбнулся Оротимару такой чувствительности, как бы говоря: «Ну, ты же шиноби, а не кисейная барышня! Ты должна понимать, как в этом мире много боли». – Ты хоть знаешь, что значит твоя статистика? – Анко от возмущения повысила голос. – Да, я сам тебе ее и рассказал: девять из десяти детей, пораженных проклятой печатью,умирают, выживает только один. Остальные становятся бесценным материалом для вскрытий и практики анатомирования. Скажи мне, ведь Таюя еще жива? Если нет, тогда я хочу извлечь из нее генетический материал посмертно. Неудачный был опыт, – Произнес Оротимару, говоря о девушке, как о покойнице. – Ее спасли. Кабуто отдал ей много чакры и применил лечебные техники. – Сказала девушка. – А, даже необычно, вот чем плохи доктора: когда они вмешиваются, не узнаешь настоящий ход событий. Он еще при мне несколько часов возился с этой куноичи, а неизвестно, выкарабкалась бы она без него или нет. Ну, не будь ты такой сентиментальной. Ты же знаешь, что все это ради идеальной техники. – Ответил саннин. – Только я уже не верю тебе. Кабуто, может, и верит, но не я. С меня довольно. С тобой я не хочу больше иметь ничего общего! Каждый день трупы, трупы, трупы! Гниение, морозилки, морги, живу, как в склепе! Заживо похороненная! – Анко все больше распалялась. – Ну, на морги и трупы надо больше Кабуто жаловаться! – Смеясь ей в лицо, ответил саннин. – Печи для твоих «бревнышек», тайные погребения, да мы живем на костях, Оротимару! Тела, растворенные в кислотах, склады, забитые дохлятиной! Хватит! – Митараши понимала, что должна сдерживаться. Сенсей позволял ей очень многое, но нервы и гордость саннина, который вот-вот перейдет в состояние Белой Змеи, могли не выдержать. Анко орала на него, голос ее эхом отдавался в длинных коридорах логова. Брюнетка бросилась на него с кулаками, что-то нервически крича Оротимару в лицо. Змею это, похоже, нравилось. Он перехватил ее руку до того, как она ударила его. – Я тебя не люблю больше, – как-то необычно тихо сказала она. Сил больше не было. Истерика сошла на нет. Когда-то Проклятая печать на ее плече как бы подтверждала, что уйти от Оротимару невозможно, а его чакра навсегда будет с ней, да и возвращаться ей было некуда. Теперь она решилась. Возмущение, ярость, разочарование в человеке, долго копившиеся в Анко, нашли выход. Теперь она была опустошена. У нее было ощущение, что она сказала своему сенсею все. Выговорилась. Сначала любовь, когда она слепая жила, и прощала своему сенсею все зло, которое он творил, влюбленная в него и в его идеи, а потом страх, осознание того, что уже произошло, в чем она уже участвовала, мешали выразить то, что было произнесено сейчас. Анко обмякла и стояла на коленях перед саннином, который заломил ее руку. Она не могла пошевелиться и начинала думать, что попала в змеиное генджицу. За то, что она сказала, а тем более за истерическую сцену в его покоях он точно ее убьет. – Подумала Анко. – Не желаешь меня видеть? А с тобой у меня было гораздо больше, чем с Якуши. Допустим, что оскорбленная женщина не хочет оставаться здесь. Я бы мог тебя убить.– Он заломил ей руку еще сильнее. Анко вскрикнула.– Ты продолжаешь вести себя не как шиноби. Кстати, Кабуто не предлагал тебе бежать? – Я сама к тебе пришла, если бы он предложил, я бы так не поступила. – Дрогнувшим голосом ответила девушка. – Значит, ключики на полу оказались случайно! Кому рассказываешь, я же вас обоих прекрасно знаю! Хотя теперь это не важно. Я посвятил тебя во многие секреты, поэтому выйти тебе отсюда будет крайне сложно. Я же доверял тебе! Тебе и ему! Сегодня ты уйдешь из селения, а через три года, что? Он помешает моему перерождению? – Отпусти меня отсюда, пожалуйста, сил больше нет, – произнесла Анко срывающимся на плач голосом. – Держать при себе человека, который может в любую минуту начать тебя тайно ненавидеть, я не буду. Девушка вздрогнула. Для нее это означало только один приговор – смерть. – Поэтому я сотру твои воспоминания. Так сказать, потренируюсь в иллюзиях. – Я забуду все? – Анко почти смирилась. – Нет, только то, что тебе было неприятно: мои опыты, новейшие эксперименты и конечную цель. Я даже оставлю тебе запретные техники, которые ты выучила. Это – мой прощальный подарок. Поступлю с тобой благородно… – Оротимару злорадно усмехнулся. – Не думай, что можешь распоряжаться моей судьбой. – Прошептала девушка. – Именно так оно и есть, именно поэтому ты пришла ко мне, чтобы я повлиял на тебя в последний раз, чтобы отпустил тебя. Сегодня время перерождений, пусть и у тебя все начнется с начала. – Громким голосом произнес саннин. *** Кабуто, – Крик Оротимару раздался по пещерам базы. В дверях показался медик. Он держал в руках лекарство высокого уровня и еще почему-то лошадиную дозу успокоительного. – Ну, первое ей еще рано: слишком мало чужой чакры, – Змей посмотрел на лежащую в кровати девушку. – А второе…Она и так без сознания. Или ты для себя, Кабуто? Нервным стал? Волнуешься? Что замышляешь? Отнеси ее к себе в комнату, пусть она отдохнет, сколько ей будет нужно, а затем – катится на все четыре стороны. Она мне надоела. Проводишь ее до границы. Доверяю. – Издевательски проговорил саннин, как будто и не было этой беседы о подозрениях. Через три дня на границе страны Звука. Молодой человек поддерживал черноволосую девушку, которая еще не могла так быстро, как необходимо, передвигаться с помощью шуншина. – Все. Здесь. Расходимся. – Сказал Кабуто. – Граница, – задумчиво произнесла Анко. – Да… моя, – Ответил Якуши, подумав о чем-то далеком. – Три дня назад ты предложил мне ключи, сегодня я говорю тебе: «Не возвращайся к нему!» – Сказала девушка. – А я тебе еще тогда ответил: «Найдет, убьет, на ленточки порежет».– Очки медика сверкнули на солнце. – Боишься? Но его здесь нет. – Разочарованно вздохнула Митараши. – Тогда мы тоже были уверенны. – Якуши сделал паузу. – Я останусь с ним до конца. – До какого конца? До чьего конца?! И думать не смей! – Вспылила Анко. – Оротимару-сенсей уже сейчас полагает, что когда я с ним разговариваю, то прячу кунай за спиной, даже если пока это – связка ключей. То, что я скрываю что-то от господина, приводит его в ярость. Если мы оба уйдем, то там – Кабуто показал в сторону страны Звука, – все будет совсем плохо. – Не могу я. Расходимся быстрее, не то нас увидят, и я не смогу объяснить АНБУ, почему ты так мило беседуешь с преступником ранга В. Объятие. – Оружия с собой нет? – тревожным голосом спросил Кабуто, как будто вспомнил что-то важное. – Никакого. – Правильно. – Кабуто, – Анко делает несколько шагов, затем оборачивается, – а ты смог бы запечатать в себе чью-нибудь душу, ну, как он? – Никогда. Глупости не говори. Анко идет с высоко поднятыми вверх руками к сторожевой башне. Она пересекла границу. АНБУ перехватывает ее еще на полпути к пограничной крепости. Сидящий в засаде Кабуто слышит только обрывок разговора: – Я сбежала из деревни Звука. Меня держали там насильно. – К сенсорам ее. Похоже, что шпионка, – говорит старший АНБУ. – Мне нужна медицинская помощь. Меня пытали. – Сенсоры разберутся. Сначала к ним, а потом к медикам, – выносит свое решение командир. Разведчики подхватывают ее за руки. *** круг первый. Лимб. «Отрекшиеся от предназначения» Примерно за полтора года до приглашения Саске в страну Звука. Кагуя распахнул дверь. Он замер. Таюя стояла на табуретке, на ее шею была наброшена огромная петля, сделанная из толстой веревки. – Стой! Иначе все кончится! – Крикнула девушка. Кимимару вступил в разговор: – Почему ты так решила? – Спросил он. – А, почему? Ну, я не оставляла записки, поэтому расскажу, раз ты пришел…перед тем как эта штука, – она потрогала петлю, – сломает мне шею. Устала. Я думала, что, если стану сильной, то в конце концов стану свободной и от Оротимару, и от деревни Звука, ото всех. Я становлюсь сильнее, но этого не хватает, и я все отчетливее это понимаю. Даже ты, сильнейший из нас, не можешь освободиться от него. Оротимару-саму только больше заводят мои растущие возможности, и твои, кстати, тоже. Сенсей на нас смотрит как на свои будущие тела, и заберет нас всех, по одному. А я не дамся! Он не калечит нас, потому что больные тела ему не интересны. Так, вот, я буду мертвым телом, – заявила Таюя. – Совсем скоро. Он любит причинять страдания на своих опытах, например, устанавливая болевой порог, но потом колет какие-то восстанавливающие сыворотки, так, чтобы уменьшить вред, нанесенный телу. Тебе ведь тоже это известно или у главного претендента на то, чтобы стать сосудом Оротимару, особые условия? – Таюя безумно улыбалась. Лицо сходящей с ума девушки, которая вот-вот затянет на себе петлю. – Мы для него что-то между донорами и подопытными кроликами, как ты этого не поймешь, Кимимару! Как же он обломается, когда увидит вместо девочки для Эдо Тенсей мой труп! Табуретка зашаталась. Кимимару с помощью шуншина мгновенно оказался рядом с Таюей. Он сорвал с нее петлю и вынес ее из комнаты. – Зачем? – Равнодушно спросила Таюя. – А если я опять? Лучше было сразу. Хороший палач медлит с казнью. Кимимару, ты – хороший палач. – Кабуто! Кабуто Якуши! – Орал Кагуя, вовсе не слушая девушку. В дверях комнаты появился медик. В соседнем помещении он нашел петлю и опрокинутую табуретку, и примерно догадывался, что произошло. – У нее нервный срыв. – Произнес Кимимару. – Я принесу успокоительное и пропишу ей антидепрессанты. Оротимару-сама, конечно, будет недоволен внеплановыми назначениями. – Говорил Кабуто. Услышав это имя, Таюя забилась в истерике. – Я бы хотел, чтобы ты с ней поговорил как психолог. Я могу тоже поучаствовать. – Попросил Кагуя. – А почему ты остался, Кабуто, ты ведь всегда мог уйти? – Девушка посмотрела на медика. – Я давно уже этого не могу, – с грустью сказал Кабуто, – да, что же это будет, если мы все отсюда уйдем, как приблуда какая-нибудь, которая сбилась в стаю, чтоб не убили поодиночке, а потом так же легко разбежались. Оротимару-сенсей совсем по-другому задумывал эту деревню, потом все так изменилось…– Размышлял Якуши, думая, как будто они могли уйти. *** Кабуто шел с чашкой какой-то еды: он подавал для Оротимару-самы завтрак. Змей был близок к своему перерождению и чувствовал себя все хуже, поэтому принимал пищу в своих покоях. – Вот ты и предашь его, – сказала Таюя, с какой-то надеждой посмотрев на врача. Кабуто от неожиданности выронил тарелку с едой, она со звоном разбилась, руки медика были в какой-то жидкой похлебке. – Прости ее, – сказал Кимимару, – обнимая и успокаивая девушку, – Таюя, не надо больше.– Обратился он к Хокумон. – Она сама не понимает, что говорит. Она еще не оправилась от того случая. – Да я вижу, – процедил Кабуто, – может, нужен еще один укольчик антидепрессантов? Кимимару покачал головой: – Не стоит. *** Ей снился Полукимимару-Полуорочимару, который расплывался в ее глазах. Кагуя был в хаори своего учителя, а кожу его покрывала змеиная чешуя. Он то привязывал ее к операционному столу и брался за скальпели, то все его тело распадалось на тысячи змей, который свивалась клубками и опадали на пол. Они опутывали Таюю, крепче любых веревок, и душили девушку под ослепительным светом ламп в лаборатории. И хотя закрыть глаза сейчас было бы самое лучшее, но это не могло спасти от леденящего ощущения, когда тебя охватывают холодные и сколькие рептилии. А еще ей снилась маленькая рыжеволосая девочка, которая почему-то боялась зеркал. Неужели можно увидеть в зеркале кого-то, кроме самого себя? И девочка перебарывала страх. Она поднимала голову, и, прищурив глаза, всматривалась в свое отражение. Ее черты менялись: она видела девушку с холодным взглядом, лицо ее было изуродовано какой-то татуировкой. Кожа ее темнела, глаза истлевали и чернели, зрачки наливались желтым демонским цветом. У нее было такое чувство, будто на нее смотрят пустыми глазницами. Она сделала шаг назад. Волосы девушки седели, она ударом руки раскроила себе шею, вынимая позвоночник. На темной коже на лбу появились две красные точки. Таюя не узнает свое лицо: оно покрыто змеиной чешуей, на глаза нацеплены сверкающие от света операционных ламп очки, а сама она одета в плащ, на котором изображены красные облака. Человек в зеркале нахлобучивал на лицо капюшон. Он был бы очень похож на сенсея, но для Оротимару его волосы были слишком коротки, да и на зрение учитель не жаловался. Зеркало треснуло и стекло осыпалось. Кто-то схватил Таюю со спины, повалил на землю, закрывая руками голову и лицо, и кричал ей прямо в уши: «Дура, сейчас бы без глаз осталась, это же стекло!» Она очнулась от марева и теперь лежала с открытыми глазами: успокоительное, которое ей дал Кабуто, почему-то не действовало или он дал ей что-то другое? В соседней комнате с кем-то очень громко разговаривал Кон, такой странный парень с челкой, вечно спадающей на глаза. Он с кем-то спорил, срываясь на крик. Таюя знала, что он один, что это – начало какого-то сумасшествия. Все как бы заражались от Оротимару, теряя в рассудок. Вот, и она, кажется, тоже. Еще вчера ее вытащил из петли Кимимару и что-то утешающим голосом говорил Кабуто, только она уже не помнит, что именно. «Я увидела у него в лаборатории отрубленные и мумифицированные части тел, каких-то заспиртованных животных, змей, зародыши в колбах. Он так хотел исследовать бессмертие, что начал с проблемы рождения?» – размышляла Таюя. «А что, если мы будем рождаться снова и снова? Буддистская теория, перенесенная на биологическую практику? И тогда смерть станет лишь незначительным этапом в жизни человека». – Вспоминала она слова учителя. Постоянное чувство тошноты в его лаборатории. – Кабуто-сан, как вы ее терпите? – Спросила однажды девушка. – Я – врач. Мертвые тела тоже надо изучать. А он… Мне кажется, что он даже получает удовольствие, когда входит в раж, тогда он бывает «не в себе». – Ответил тогда Якуши. «Хотя там все заспиртовано, законсервировано, и ни о каком разложении и речи быть не может. Лекарственные запахи? Может быть, эта тошнота от отвращения, от вида самых разных уродцев в прозрачных колбах? Я вижу Оротимару-сама исключительно на опытах, но почему мне так часто слышится его змеиный шип, и уже несколько ночей я не могу уснуть без снотворного. А кто готовит это лекарство? Может быть, не сам медик, а Змей? И испытывает на мне очередное гендзюцу. Он сказал, что у меня талант создавать иллюзии, но, чтобы научиться ими управлять, нужно «прожить» их. А я не верю ему. По мне, так Оротимару просто хочется посмотреть, как действуют на меня его техники. Что-то приводит сенсея в ярость, особенно, когда приближается перерождение. Кабуто, говорит, что это страшная боль, которую саннин испытывает, готовясь покинуть свое тело. Кон все еще спорит с самим собой. Интересно, кто победит? А в Оротимару-саме тоже как будто кто-то сидит и подначивает его на дурное. А гнев – это ярость какого-то злого демона, который выходит на свободу в этот период. Кроме Кабуто никто не знает, как точно происходит перерождения. Он говорит, что мне это незачем знать. А лично, ценой жизни, я ничего не хочу узнавать. Почему-то я все-таки слышу змеиный шип. Я научилась отличать его движения от шагов остальных: не попадаться учителю на глаза, когда он хочет провести опыт, здесь это – вопрос выживания. Но почему даже сейчас…Он же… Ночь, но вряд ли он спит: мучает, наверное, кого-нибудь. Или этих зародышей вскрывает. В таких случаях господин даже забывает о своей первоначальной цели. Якуши говорил, что разделяет его цель. Я не высокого мнения о его нравственности, но быть того не может, чтобы он обольстил медика чем-то уж совсем отвратительным. Кабуто, наверное, полусонный, видя происходящее одним глазом, подает ему медицинские инструменты или чистые вещи, а, может быть, замывает кровавые пятна на каменном полу. Интересно, он еще отличает явь от какого-нибудь кошмарного сна? Надо привыкнуть, чтобы не сойти с ума. Почему я вижу бледное лицо в окне? И черные развевающиеся волосы? Взгляд…да даже сомнений быть не может. Он лично наблюдает за тем, что со мной творится. Конечно, не царское это дело, но экспериментатора в этой душе не сможет победить ничто. Решил-таки лично проследить, как я схожу с ума. Интересно, что он думал про то, что я пыталась сделать с собой? Да, и он шепчет! Там, за окном он применяет сенсорную технику и хочет ввести меня в «искусственную шизофрению». Он говорит мне, то же самое, что при последнем эксперименте, когда я, привязанная к операционному столу, увидела учителя, подходящего ко мне со шприцем, наполненным каким-то веществом, и закричала от ужаса. Страх тогда был захватывающим, безотчетным. «Зачем боишься? Не сметь! Страх затмевает разум и мешает получить силу, – говорил тогда Оротимару-сама. – Ты боишься того, что еще не случилось! Какой в этом смысл? Ты забыла, как улучшились твои техники после моих опытов? Или ты помнишь только свои ничтожные переживания, а того блага, которое получаешь, – нет?! В таком случае я зря трачу время с тобой! К тому же я все равно поставлю этот опыт, каким бы грядущим страданием он для тебя не обернулся бы! Зачем же бояться неизбежности? Надо принять ее и извлечь из нее выгоду». Неужели это все – правда, и я его чувствую? И он, действительно, следит за мной с помощью ниндзюцу, или, наоборот, кого-то режет в лаборатории? После всех его экспериментов это возможно! Или сенсей испытывает на мне иллюзии, которые можно навести на самого себя?» Она встала, босыми ногами ступила на холодный каменный пол и подошла к окну. Таюя отдернула занавеску и распахнула ставни. Холодный ночной воздух ударил в ноздри девушки. «Ветер, – подумала она. Дом старый, весь в щелях. Вот сквозняк и «шепчет». Прохлада успокаивала, и Таюю клонило в сон. «Да-а, Крыша у тебя едет, Таюя, – обратилась она к самой себе. Это ж надо так бояться! Ведешь себя не как шиноби! Это все духота, тошнотворное чувство после лаборатории, нервный срыв и пара дней на успокоительном, а еще ОН. Тут со стальным здоровьем не выдержишь, что угодно начнет мерещиться». Никаких следов чакры, только ее собственная, нестабильная от нервного напряжения. Сердце бешено стучит в груди. Она вышла в коридор. Таюя сделала несколько шагов. Взмах руки, объятой синей концентрированной духовной энергией. Во всполохе чакры сверкнули очки. – Ах, это ты? – Спросил знакомый голос. – Я думала, что ты у Оротимару в лаборатории или в больничном крыле. – Ответила Таюя. – Господин выставил меня за дверь: он опять режет кого-то, но на этот раз он сказал мне, что это только его опыт, и ему не нужны ассистенты. Поэтому…Ты слышала, как кричал Кон? Он сейчас успокоился, победил. – Кого? – Девушка была заинтересована. – Своего двойника. – Спокойным голосом сказал Кабуто. – На фоне экспериментов с чакрой у него начало развиваться второе «я». Во всех нормальных случаях на прорывающееся эго ставится печать. А Оротимару-сама решил иначе: «Твои проблемы, ты и справляйся», – ответил он тогда. Несколько дней Кон на коленях просил учителя запечатать своего двойника. Головные боли, голоса, нашептывавшие ему дурное, мучили его. Сегодня кризис разрешился. «Правая половина» Кона выиграла, и она называет себя Саконом. Теперь Оротимару-саме крайне интересно, что сталось с его двойником. Он расстроен: хотел получить в свое распоряжение второго Зецу. – А, кто это был? – Поинтересовалась Таюя. – Почему был, – Улыбнулся Кабуто, – он есть, забавный такой тип, специалист по моему профилю, разведчик. – Мне не спится. Дай мне еще успокоительного! То, которое ты мне вколол, не действует. Что это вообще было? – Нервно спросила девушка. – Час. – Посмотрел на часы Кабуто. – А, догадалась? – Вдруг вернулся Якуши к теме разговора. – Я дал тебе физраствор. И не смотри на меня так! Если будешь требовать все большую дозу психотропов, сама знаешь, что будет. Ты перестанешь быть нужной даже ему. Кабуто не уточнил, кому именно. Таюя понимающе кивнула. Рыжая челка упала на глаза. *** – С меня хватит, Кагуя! Я устала бояться, что он убьет меня, что замучает опытами, что он подстерегает меня за дверью моих покоев и сенсорными техниками сводит с ума. Я хочу измениться, Кимимару. Чтобы здесь выжить, чтобы не спятить, нужно подавить в себе любые чувства, все эмоции, растоптать их самой, пока этого не сделали другие. Это хуже, чем в АНБУ. Когда ты идешь в эту организацию, ты с самого начала к этому готов, а здесь… придется. Я устала. – Она обняла Кимимару. – Когда ты рядом, мне легче: страх перед пытками проходит, но я должна сама, понимаешь. Эта нежность должна пройти, я должна перешагнуть через… Ты со мной, как с ребенком, еще «имото-чан» мне скажи. Это, право, не нужно. И…– Таюя сделала паузу, – я не больше не возьму той дряни, которой меня лечит Якуши. Все высказала, как будто попрощалась. Она притянула Кимимару к себе и нежно прикоснулась к его губам. Девушка смотрела в его удивленно распахнутые глаза. Он замер, не вполне понимая ее. – Потому что все. – Сказала Таюя, глядя ему в глаза, – Хотела продлить…Больше такого не будет. Все так быстро и так глупо кончится. Я не хочу еще одной слезливой истории, в которой они «не выдержали». Эта история закончится очень болезненно. – Да…болезнь, – сказал Кимимару, и замолчал, задумавшись. Он сидел, немного откинувшись назад и слушал красноволосую. – Ты видел меня настоящую. Все, теперь я решила, что выживу здесь даже, если меня замучают опытами, даже если сойду с ума. Я, наверное, совсем не люблю тебя раз говорю такое. Любила бы – не думала. Все, что мы чувствуем, они используют против нас, они играют с нами, извлекая выгоду и то, что мы дороги друг другу, для них – отличная мишень. Я не хочу больше что-то терять, опять чего-то бояться, потому что они используют эту мою слабость в своих целях. Я боюсь их намного больше, чем люблю тебя. Сила – это не когда у тебя много техник. Я хочу быть сильной по-другому. А, знаешь, когда у тебя больше ничего нет, ты становишься такой бесстрашной, потому что это – край. Провал, дальше нет ничего. Смерть для души. Я же говорила, что снова попробую…только теперь вот так. И мне наплевать, что со мной будет. – Кагуя увидел нездоровый блеск в глазах Хокумон. Кимимару поцеловал ее в лоб. Голова Таюи пылала: у девушки был жар. – Кимимару, я чуть не стала эмпатом, – продолжала она. Хокумон говорила, торопясь, проглатывая слоги. Ее речь, вначале вполне спокойная, все больше походила на бред. – Это, знаешь, такие сверхчувствительные люди! Представь себе, принимать не только свою, но и чужую боль. Это надо убить в себе. А самые сильные чувства у меня сейчас связаны с тобой. Я постараюсь забыть даже ту нежность, даже, что тебе просто не все равно тогда было…Кон, занятый своим раздвоением, прошел бы мимо. Пожалей меня… Если я дам тому, что у меня в сердце, выжить и пустить в душе корни, это дурно кончится. Кимимару кивнул. *** – Кимимару, можно тебя на секунду? Я смотрю, ты привязался к девочке. – Кабуто вошел в комнату Кагуи. – Да, после того случая я стараюсь не отпускать ее от себя. То, что она со мной, ее успокаивает. – Ответил костевик. – Ты – наше главное успокоительное, Кимимару, – саркастически глядел на седоволосого Якуши, – работаешь лучше моих снадобий. Джуго тоже говорил, что с тобой ему лучше. – Нет, здесь другое… – Задумчиво произнес Кагуя. – Ах, другое! – Сказал Кабуто так, как будто он понимал, что именно другое в отношениях между Кимимару и Таюей. – Спешу тебя разочаровать: тебе придется выбирать между девчонкой и твоим господином. Кагуя удивленно посмотрел на доктора, поставившего ему ультиматум, и из его правой руки начали расти кости. – Кимимару-сан, у меня для тебя новости, – с вежливой улыбкой произнес Кабуто, – правда, я не знаю, как ты отнесешься…Оротимару-сама выбрал тебя в качестве исполнителя его мечты. Кагуя поклонился. – Ты станешь сосудом его души через три дня, однако она…к тебе привязалась, – ключи Кабуто звякнули на поясе. – Ей будет очень тяжело без тебя. Очень, думаешь, я не заметил…От безысходности так просто сходятся лю… Обычно холодный Кимимару поднялся со стула и схватил Якуши за грудки: – Доктор, вы лезете не в свое дело. Ваш уровень – стирать вещи Оротимару-самы и анатомировать его жертв. Других, более сложных вещей вы не понимаете, но если вы еще… – Убьешь меня? Ну, давай, сделай это! – Безумно улыбаясь, отвечал Якуши. – Только вот она тебя не забудет, с ее характером, если она узнает, что Оротимару убил тебя, она пойдет на любое сумасшествие. Ну, прерви меня, я же в невыгодном положении, заколи меня с помощью своего додзюцу. – А, что предлагаешь ты? – Недоверчиво спросил Кимимару, ослабляя хватку. – Обмануть Оротимару-саму? – Ты не должен ее отпускать, – сбивчивым голосом начал говорить Кабуто, – За этой бравадой кроется очень слабый человек. Ее очень легко сломать, не то, что нас с тобой. Я предлагаю жизнь. Ты будешь жить не три дня, а восемь или девять месяцев, максимум год. И все это время ты будешь с ней. – Цена? – Тем же тоном спросил Кагуя. – Жизнь не предлагают просто так. – Верно. Цена есть. Я оставлю тебя для собственных целей. Мы скажем, что ты болен, тяжело, неизлечимо, что у тебя поражены сосуды чакры, а на этом фоне развился туберкулез. – Продолжал излагать план Якуши. – Уже и диагноз придумал, докторишка? – Издевательским тоном спросил Кагуя. – Все продумано. Оротимару не захочет переселяться в тело больного человека, поэтому твоя смерть откладывается. – Заверял его Кабуто. – Но я-то здоров. – Кимимару чувствовал какой-то подвох. – О, это легко исправить. Оротимару-сама – опытный естествоиспытатель, и просто сказать, что тебе дурно, будет недостаточно. Он станет проверять, поэтому я заражу тебя. – Злорадно ухмыльнулся медик. – Да, какой же ты после этого доктор? – Закричал Кимимару. – Доктор, который дарит тебе восемь месяцев жизни, а, может быть, и год. Вот это – таблетки чакры. Если принимать по одной – ничего страшного. Опытные джонины, которые хотят перейти черту нормального развития и готовятся к использованию запретных техник, принимают по две. Такое же действие вызывает частое использование шарингана. Но так как у нас нет образцов таких глаз, я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть даже эти слухи. – Якуши протянул костевику упаковку. Кимимару внимательно рассматривал пакетик с таблетками: – Хватит теории. Моя доза? – Четыре. И уже завтра будешь в больничке валяться. Это для начала. Так мы спровоцируем первый кризис. Я подавлю его. Затем мы снизим дозу до двух, но, учитывая, что процесс уже пошел, а лечить я тебя не буду, то болезнь приобретет хроническую форму и где-то за год убьет тебя. – Расхваливал яд Кабуто. – А вы о ней подумали? Она же будет видеть мое угасание целый год. Медленная пытка. – Кимимару бросил таблетки на стол. – Она и так его увидит, и если ты не согласишься, то на этой неделе. Мы скажем, что болезнь хоть и опасная, но с ней можно жить и десять, и двадцать лет. – Придумывал медик очередную ложь. – Но по-настоящему-то …– Вспыхнул Кагуя. – Может статься, что месяцев восемь или девять. Но никто ничего не узнает, тем более, она. Я лично отправлю тебя на миссию, с которой ты уже не сможешь справиться. Полгода ты будешь почти здоров. Обострение начнется ближе к концу. – Объяснял Якуши. – А причина, я же не могу заболеть просто так… – Уже соглашался костевик, лишь уточняя детали тонкой операции. – Ну, плохие условия в детстве, опыты, которые на тебе с твоими слабыми легкими настолько отразились, что не прошли бесследно, проклятая печать, в конце концов. Запретные техники не шутка, они разрушают наш организм, шиноби, правда, об этом не помнят. – Объяснял Кабуто. – А какова ваша выгода? – Кагуя внимательно следил за выражением лица собеседника. – Она есть. Сейчас ты отдашь мне часть своего генетического материала для меня, пока ты еще здоров. Затем, я проверю действие болезни чакры на владельце улучшенного генома, в ходе «лечения» поставлю ряд опытов. Это – все. Но могу предложить и иной вариант. – Кабуто положил на стол ключи. – Беги. Прямо сейчас, этим же вечером. – Вы предлагаете предать Оротимару-саму? Но я готов умереть за его мечту! – Ты всерьез полагаешь, что с миром тебя связывает лишь одна ниточка, и это – сенсей? Ты не подумал, что обрел новые связи с другими людьми? Ты думаешь только о себе и о нем! Ты готов умереть за Оротимару-сенсея, а она не сможет жить без тебя! – Спорил Кабуто, не желая упускать выгодную сделку. – Я не смогу взять ее с собой, да и куда бежать? Нет, я настолько устал бегать от мира, что осел здесь. Убегать от Оротимару-самы…Как ты вообще мог предложить мне такую низость! А я…я слушал тебя и думал впутывать мне в это девушку или нет! Ты опытный искуситель, Кабуто! Может быть, ты даже страшнее, чем сенсей, когда он теряет рассудок. А вместе он ведь нашел бы…У нас с Таюей разные возможности…– Размышлял Кагуя. – Верно, именно поэтому я предложил тебе вариант, при котором ты сможешь остаться с Таюей и даже служить нашему господину. Триста дней против трех! Я бы даже и не думал. – Уговаривал медик. – Но это замедлит совершенствование Оротимару-самы! Кабуто Якуши, то, что ты мне предлагаешь, это же саботаж, ты – предатель. – Воскликнул Кимимару. – О, я так много предавал, что уже запутался. Я хочу быть на своей стороне, поэтому сберегу тебя ради себя самого. Оротимару учил меня нарушать правила и границы – вот и настало время применить эту мудрость против него самого. – Медик сверкнул очками. – А если я сейчас пойду в покои змеиного саннина? – С угрозой в голосе спросил Кагуя. Якуши побледнел и на минуту задумался: – Не пойдешь, – торжествующе произнес Якуши, – ты узнал такие детали плана, что будь ты верен только господину, ты бы давно ушел предавать меня, но ты был заинтересован. Из-за нее не пойдешь. Если ты сбежишь один, то она этого не переживет, а еще одна ее истерика может закончиться трагически. Твои мотивы будут понятны и ей, и Оротимару-саме. Он быстро поймет причину, а перед перерождением он все легче поддается гневу и не прислушивается к голосу разума. Он будет пытать ее… *** «Один из врачей подошел к повозке. Он просил остановить ее. Доктор взял меня за запястье – пульса не было. У одной из медсестер он попросил небольшое зеркальце и поднес его ко рту. Но оно не запотело». – Издохла заложница! – Крикнул он кому-то, а, может быть, и оповещая всю медицинскую команду. – Сколько морфия зря перевели! – А, может, ты ее и усыпил этим морфием? – Спросил чей-то голос. – Не может, я профессионал, – ответил врач. «Вести меня в Суну смысла больше не было. Врачебная команда долго спорила, где меня похоронить: не на дороге же, ведь не падаль все-таки. Они отвезли меня на окраину заброшенного кладбища какой-то деревушки, где осталось всего-то несколько домов. Они отпустили повозку, заплатив извозчику половину суммы, а дальше решили идти в деревню, используя шуншин. С помощью чакры-то быстрее. А через четыре года один человек нашел мою могилу и вскрыл ее, и пересадил мои гены в свое тело. Там уже была чакра Кимимару. Я ее сразу почувствовала. Да, я узнала бы его из миллиона других духовных энергий. Две наши чакры смешались до такой степени, что нельзя уже было разделить одну от другой. Мы однажды были с ним на миссии. Это было разведывательное задание в крупном городе. Я помню, что на базарной площади к нам подошла предсказательница. Она сказала, что сама нас выбрала. Наверное, она просто хотела денег, говоря то, что я хотела услышать. Она говорила, что наш союз будет самым крепким из всех уз возлюбленных, что никто не достигал такого единения в страсти. – Неужели так скоро свадьба? – Спросила я и раскраснелась. Гадалка внимательно посмотрела сначала на меня, а затем – на Кимимару: – Наверное,– сказала она, хотя сомнение неведомо представительницам ее ремесла, – даже не знаю, как это объяснить. Никогда не видела такой судьбы. Она достала четыре карты и старой колоды таро. – Король мечей, – сказала она, посмотрев на первую карту. – А, что это значит? – Спросила я, думая о своем «короле». – У этой карты два значения: «Советчик, он же злодей», – ответила женщина. – А, что еще говорят карты. Второй картой был «повешенный». Человек, изображенный на карте, висел вниз головой, акробатически охватив ветку дерева ногами. Третью карту гадалка сбросила и сразу объявила четвертую: – Девятка посохов, то есть «начало». – А что было на третьей карте? – Потребовала я ответа. – От демона она. Пусть к нему и идет. – Сказала предсказательница. Это я сейчас догадываюсь, что это была за карта. Надо же, хотя бы одно предсказание да сбылось. Жаль, что так».