Пара метров от земли

Пара метров от земли. Такое жалкое расстояние разделяет Осаму Дадзая от верной смерти. Смерти, что так желанна и соблазнительна. Она уже почти протянула руки к мафиози, но их резко разделили, оттолкнули друг от друга алой, как кровь или гнев, аурой. Дадзай знает, кому она принадлежит, а потому молчит, как-то по-детски виновато опуская взгляд, пока его ноги плавно касаются холодного асфальта. -Ты думал, что я не смогу остановить тебя? — фигура, жаль не ангела Смерти, опускается с неба прямо перед Осаму, — Позвать на крышу, чтобы пообниматься на прощание, а потом «споткнуться», ты совсем страх потерял? Дадзай молчит, потому что ему нечего сказать. Накахара Чуя злится, хотя сам не знает отчего. То ли потому, что лишает Осаму выбора, то ли потому, что рука сама движется, не позволяя мафиози устроить рандеву со смертью. Так продолжается из раза в раз. Каждый раз Дадзай не может просто так уйти из жизни — ему нужен зритель. Один единственный, которому сейчас он способен доверить сие сокровенное и очень интимное действие. Каждый раз Осаму говорит что-то на прощание, а Накахара где-то посередине перестаёт слушать, резко касаясь запястья или предплечья Дадзая. Последний знает для чего. Знает, но не противится. Не может или не хочет — непонятно. Если не хочет, тогда зачем весь этот фарс. А если не может, так зачем вообще зовёт своего недо-напарника? -Я хочу совершить двойное самоубийство, — как-то мимоходом бросает Осаму, пока они идут к заказанному месту. -И? -Мне нужна подходящая партия. -Если ты намекаешь на меня, то, нет, иди к черту, — раздражённо бросает Накахара и лишь сильнее хмурится, — Я, в отличие от тебя, ещё хочу пожить и много чего сделать. -Какая жалость, — тянет в ответ Дадзай, расплываясь в широкой улыбке. Эта широкая улыбка дико раздражает Чую. Какого черта этот суицидник может так широко улыбаться?! Хотя понять Осаму — все равно, что пытаться понять квантовую физику, описанную на языке эльфов. Накахара смирился с тем, что не понимает. Незнание равно спокойному сну. Или нет? Снова выплыла над Йокогамой белоснежная луна — верная спутница этого города. Улицы загорелись яркими огнями, а стеклянные высотки сияют ярче новогодних ёлок. Тихо, мирно, лишь гудение машин на улицах напоминает о том, что даже ночью жизнь продолжает бить резвым ключом. Осаму Дадзай вдыхает полной грудью прохладный воздух, пока по лестнице поднимается его любимый зритель, что так любезно согласился придти. Точнее, он не соглашался. Ноги сами его принесли сюда, как только на телефон пришла злополучная смс. С каждым шагом Накахара раздражался все сильнее, но ничего не мог с собой поделать. Он мог сейчас лежать дома, пить любимое вино, но вместо этого Чуя тащился через весь город на самую высокую башню Йокогамы, потому что его позвал чёртов Дадзай. -Красивая луна, не правда ли? — окликает подошедшего зрителя Осаму, поворачиваясь к нему с натянутой улыбкой. -Если ты позвал меня только для того, чтобы посозерцать луну, я могу это и дома через окно сделать. -Не будь таким занудой, Чуя-кун, — смешок, — Такая чистая луна нечасто выглядывает на небе. Резкое дуновение ветра разворошило и без того взъерошенные волосы Дадзая, подняло на воздух подолы тёмного пальто и концы бинтов, которыми было обмотано практически все тело мафиози. Накахара и не замечал, насколько это красиво. -Накахара-кун, — слабый узел бинтов на затылке не выдерживает порывов ночного ветра и улетает куда-то ввысь, оголяя правую часть лица Осаму, — кого ты видишь? -Человека, — практически без раздумий отвечает Чуя, внутренне напрягаясь. Он понятия не имеет, что от него хочет услышать этот чёртов суицидник. А в ответ слышится лишь сдавленный смех. -Какого черта? — терпение Накахары подходит к концу, — Если ты хочешь услышать что-то конкретное, извини, я не умею читать мысли. -Ты обо мне просто слишком хорошего мнения… -Мнение у меня адекватное, — перебивает Чуя, невольно скалясь. Дадзай наконец умолкает, приподнимая бровь в удивлении. — Не знаю, что ты там возомнил или придумал, но ты все ещё чёртов человек. Которому нужна помощь, хотя он и не хочет этого признавать. Ты думаешь, я совсем слепой, ничего не вижу и не знаю? -Нет, я прекрасно знаю, что ты знаешь, — мягко отвечает Дадзай, складывая руки за спиной. -Тогда зачем это все? -Просто хотел убедиться, — Осаму протягивает руку, за которую Накахара тут же хватается своей. Словно за спасательный круг, только непонятно - кто кого спасает. В полном молчании и с мягкой улыбкой на лице Дадзай ведёт Чую к краю, с каждым шагом, еле-ощутимо, сжимая ладонь все крепче. Потоки холодного ветра стали сильнее обдавать лицо, из-за чего Накахара неприятно жмурится и встряхивает рыжими волосами. Чужая рука легонько касается щеки, перебирает пряди, а перед глазами четко проясняется лицо Осаму. Они стоят прямо у самого края, словно в-той-самой дурацкой седзе-манге. Дадзай, мягко улыбаясь, держит ладони на щеках Чуи, поглаживая белоснежную кожу большими пальцами. А Накахара не знает, путается — бросить и уйти или остаться и поддаться столь странному порыву, который у него в печенках уже почти целый год. -Ночь и вправду сегодня прекрасна, — со вздохом заключает Осаму, и именно в этот момент Чуя понимает, что уйти он никогда не сможет. Обхватив чужое тело руками, Накахара замирает, ожидая, когда чужие руки обнимут его в ответ. Ждать долго и не приходится — Дадзай обнимает крепко, прижимает к самому сердцу, цепляется, перебирает пальцами ткань пальто и, кажется, тихо плачет, утыкаясь лицом в теплый сгиб шеи. Чуя ничего не говорит, лишь тихо целует его в висок, щеку и кладет ладонь на затылок, перебирая густые тёмные пряди. -Я знаю, что тебя может порадовать, — шёпотом произносит Накахара, заставляя Осаму с вопросительным взглядом немного отстраниться. Шаг — под левой ногой ничего нет. Два — порывы ветра захватывают с головой и неприятно оглушают. Три — руки Осаму рефлекторно цепляются за Накахару, сжимая того в объятиях. И если прижаться ближе означает - лететь к земле с высоты 60-и этажей, Чуя только прикрывает глаза и держится крепче, позволяя ветру свободно растрепать рыжие волосы.