The past is in the past

В семь часов утра на улице ещё было свежо. Несмотря на то, что во всех исторических дома Праги был маленький балкончик, Дэвид редко открывал дверь на него (исключая дни, когда выходил на него покурить). В пик жары в этом не было никакого смысла, и воспоминания о поездке десятилетней давности говорили: хорошая теплоизоляция и климат контроль было чуть ли не первое, чем стоило модернизировать квартиры в центре. В тот раз они с Хью тоже снимали квартиру. Позже, в одиночестве, приезжая на пару дней, он предпочитал отели — меньше возни, быстрее оформление. Дэвид Шариф не мог позволить себе терять лишнее время. Точно также они пили утром кофе на кухне, хотя (вот клише) мистер Дэрроу предпочитал утром чай. Дэвид смеялся, прочтя это в статье о человеке века, где Хью с достоинством принимал известие о номинации на Нобелевскую премию. Да, мистер Дэрроу предпочитал по утрам чай, но с тем же успехом, уходя с головой в работу, в два, три часа дня, поздно вечером, заливал в себя энергетик, чтобы не делать перерыв на сон. Удивительная работоспособность и проблемы с сердцем к сорока. Им обоим было давно за сорок. Дэвид сразу попросил не шуметь, Хью улыбнулся: вежливо, понимающе. Шариф усилием воли сдержался, не позволив себе ничего лишнего. Это было бессмысленно — Хью не нужно было КАСИ, чтобы заметить его раздражение: дернулся в ответ на снисходительность, промолчал и заставил себя опустить руки. Не скрещивать, не защищаться. Предложить чашку кофе (прости, чая не держим), сесть напротив и включиться в их игру. Они давно не говорили лично — Дэвид был только «за». Не он инициатор, но он полностью поддерживал это решение. Потому что, когда Дэрроу появлялся на горизонте со звонком в шесть утра в выходной, он выбирался из теплой постели, шёл в душ и был готов открыть ему дверь. — У нас гости? — потому что он был готов покинуть постель, в которой спал не один. Заспанный Джим, небритый, успевший нацепить первые попавшиеся домашние штаны. Дверь в спальню хорошо скрывала звуки, так что разбудить они его не могли. Всё ещё армейская привычка спать чутко, даже после долгого дня. Два выходных для них. Шариф поморщился и покачал головой — он хотел дать ему выспаться, но выиграл только полчаса. Логичный вопрос — никто из них не брал работу на дом, когда предвиделся свободный вечер. Работа отдельно, личная жизнь отдельно. Так что гости. В съемной квартире. В семь часов утра. — Нет. Хью уже уходит, — вот теперь Джим его узнал. Дэвид встал, забирая полную кружку. Хью встал тоже. Не направился сразу к выходу, конечно, обернулся, со сдержанным любопытством разглядывая его любовника. — Твои вкусы изменились, Дэвид. Не заметил, когда ты стал предпочитать что-то… попроще. Дважды делать приятно, показывая своё неудовольствие, Шариф не стал. Хью был вежлив далеко не со всеми — не новость, Хью быстро присваивал людям ярлыки: стоит обратить внимание, полезен, не представляет из себя ничего важного. Последний вариант подходил большинству. Настолько неважный, чтобы говорить о нём в третьем лице. Джим ещё недостаточно проснулся, чтобы разозлиться, на его лице скорее читается недоумение. Правильно — Дэвид сохраняет спокойствие, видимо, то же стоит сделать и ему. — Я не могу с тобой сейчас работать. И, если бы мог, то не захотел. Давай не будем снова считать, сколько раз ты делал выбор в пользу… сторонних инвесторов. — И ты знаешь, почему я это делал. — Это было выгодно для бизнеса, — он тоже подхватил эту манеру делать вид, что Джима на кухне нет. Дэвид с раздражением вернул кружки на стойку, так и не отнеся их к посудомоечной машине. — Сейчас у меня небольшой штат. Основной проект и пара сопутствующих. Для «Шариф Индастриз» настали сложные времена... — Как и для всех. — По нам это ударило сильнее. «Будешь спорить?». Хью вздохнул, обходя стойку, даже не скрывая хромоту. — Я слежу за новостями, Дэвид, — спокойный, наполненный умиротворенной уверенностью голос. Иногда это страшно бесило. После их разрыва, это бесило всегда. — Но ты топчешься на месте. Никаких подвижек, никаких публикаций. Ничего. Дэрроу снова вынуждал его защищаться. Оспорить, сказать, что это не так. Что он не перебирал последние полгода кандидатуры, которые можно было бы привлечь к проекту. Свежий взгляд, новый подход. Они были первыми, в их руках было время (особенно теперь, когда их потеснили на рынке), но без чего-то революционного в игру не вернуться. Их сожрут или, в конце концов, они упрутся в тупиковость этих исследований, и это будет концом. — Ты можешь привлечь меня сейчас, можешь подождать год или два, когда исследования твоей девочки окончательно заглохнут, а ты заодно закончишь с этой интрижкой, — Хью положил ладонь на гладкую щёку. Да, он успел побриться и выбрать чистую рубашку — ни чем другим в шесть часов заниматься он, конечно, не мог. Дэвид сжал в руке кружку. Не так, чтобы сломать толстую керамику, но будь его пальцы настоящими, они бы побелели. — Дам доктор Рид шанс. Раз уж ты дал его «Версалайф». Это бесило. Он снова перенимал это спокойствие. Настоящие британцы поступают именно так: сохраняют лицо, делают вид, что ничего из ряда вон не происходит. Никто не пытается обоссать их камин, унизить и напомнить о положении. Давай, Дэвид, соглашайся. Мы же оба знаем, что этим всё кончится. — Дай, — Хью убрал руку. — Молодые таланты стоит поддерживать. Когда поймёшь, что это твой последний шанс сохранить компанию, буду рад снова увидеться. Он ушёл так же, как пришёл — спокойно взял прислоненный костыль, кивнул по-деловому и уверенно направился к двери. Как будто это была и его квартира тоже. Дэвид сжал зубы. Сильно, чувствуя напряжение всех лицевых мышц. Ещё сильнее он сжал несчастную кружку. Его протезы не военного класса, но если вложить в это всю злость… — Дэвид! — кружка хрустнула под пальцами, впиваясь острыми осколками в ладонь. Импланты «Шариф Индастриз», почти восемьдесят процентов тактильной чувствительности. Он взмахнул рукой — осколки оказались на столе, кое-что упало на пол. Джим. Самое время было злиться и на себя, что позволил сделать из взрослого человека предмет мебели. Из человека, который выдрал у него вторую, полную кружку, поставил её на стол, прежде чем обнять, оказываясь теплым, живым… Весомым. — Надеюсь, ты понимаешь, что единственное, почему я не вмешался — я не стал бы бить инвалида. Шариф с трудом подавил желание нервно рассмеяться. Он не стал говорить, что не будь у Хью костыля, всё закончилось бы точно так же: просто это так работает, Джим. Он интересно действует на людей. Заставляет себя чувствовать… меньше. Менее значимым. Одного оценивающего взгляда могло бы хватить, чтобы расставить все точки — вместо этого Хью поспешил озвучить очевидный вывод. Простой и очень точный. Ты не ровня, ты не его круга. До тебя он выбирал меня. Дэвид выпутался из объятий, достал ещё одну кружку и отлил туда кофе. И бренди. Каждый раз после разговоров с Дэрроу, количество бренди в его утреннем кофе увеличивалось. Джим не возражал, сделав то же самое. — Я не так его себе представлял, — сделав пару глотков, Джим взъерошил короткий ёжик волос. Шариф пожал плечами. — Ты в этом не одинок. Если пойдёшь рассказывать, что гений и филантроп ведет себя как высокомерный мудак — это вряд ли попадет на первую полосу. Имидж — это всё. Когда-то он вбивал это в голову Хью день за днем. Теперь это играло против него. Дэвид прикрыл глаза, унимая раздражение, пристальный взгляд Миллера он заметил только через пару секунд. Он знал, чему именно адресован этот взгляд. — Хочешь, чтобы я поспорил с «парой лет»? — Хочу, чтобы ты поспорил с «интрижкой». Раздражение пропало окончательно — Дэвид улыбнулся уголками губ, прежде чем поцеловать Джима.