давай держаться на расстоянии — ты знаешь, что случается, когда мы пьяные

— Вот ты вроде мышка, а нахуярился, как свинья, — пьяно хихикает Макс, глядя, как Ваня не может подкурить. — Да пошел ты, на себя погляди, — Ваня огрызается на автомате, нейтрально, не вспыхивает как спичка. Удивительно. — Ты ща еще и блевать побежишь, че, не первый раз с тобой пьем, как бы. Макс цокает: так-то Ваня, конечно, прав, водится за ним такой грешок. Но это удар ниже пояса. — Как жестоко, Ванюш, — укоризненно тянет Макс, а потом выпускает несколько колечек и топит сигарету в полной пепельнице. Ваня неодобрительно провожает взглядом пару выпавших бычков. -х- Браги, Парагрин и Шумм в этот раз вписываются у Сектора — изначально Ваня сказал, что не сможет никого пустить на постой «по семейным обстоятельствам», но в последний момент все поменялось — он то ли поругался со своей женщиной, то ли она просто уехала, Макс не вникал. Но в общем возможность появилась, но воспользовался ею только Макс, остальные решили остаться у Антона. В итоге бухали все равно у него, но в какой-то момент Ваня подскочил, развил бурную деятельность, вызвал такси и поставил Макса перед ультиматумом — или валим щас оба, «или оставайся тут, ляжешь между Шуммом и Браги, сможешь заснуть под их храп — поспишь в тепле». Макс подумал и подорвался ехать. По дороге они тормознули у хач-ларька, Ваня взял четыре бутылки пива в черном пакете и рассчитался наличкой. — На утро, — пояснил он, хотя Макс ни о чем не спрашивал. Впрочем, по одной бутылке они бахнули, когда вошли домой. Едва переступив порог, Ваня споткнулся о свои же кроссовки и чуть не уебался о шкаф, но Макс успел его поймать. И бутылки тоже спас. В итоге они оказались на балконе с пивом и сигаретами, и Ваня, в общем, был прав: нахуярились оба знатно. -х- — Бля, можно я не буду тебе диван разбирать? — Ваня страдальчески жмурится. — Кровать здоровая, и я белье только утром перестилал... — Да пох ваще, — Макс не парится — за свою жизнь он вписывался в таких странных местах, что наличие хоть какого-то спального места уже считает за благо. — Заебись, ну падай тогда. Макс стягивает штаны, но оставляет футболку — во-первых, холодно, во-вторых, как-то не комильфо совсем уж оголяться. Ваня уже возится под одеялом, снимает очки, кладет на тумбочку. — И свет выключи, — велит он. Макс фыркает: Ваня пьяный, взъерошенный и смешной, а туда же, командует. Но свет Макс выключает и чуть ли не ощупью добирается до кровати, забирается на нее — и обнаруживает, что одеяло одно. — Бля, вы под одним спите, что ли? — Ну тип да. — Неудобно же... — Ваще заебись. Если тебе что-то не нравится, можешь на пол перелечь, — в своей неповторимой манере отзывается Ваня. — Ладно, ладно, Ванюш, не кипятись, я просто спросил, — Макс заканчивает фразу зевком. — Споки-ноки! — Угу, — и Ваня затихает. Затаивается, как мышь — Макс хихикает в кулак над своей тупой шуткой, а потом поворачивается на бок, к Ване спиной, поудобнее загребает подушку и отрубается. -х- Макс просыпается медленно, тяжело, тягуче. Ему жарко, потому что одеяло слишком теплое, а еще и чужое горячее тело, обнимающее со спины, и нога, запутавшаяся между его ног... Макс просыпается окончательно и осознает, что Иван мать его Власов за ночь уютно обвил его своими мышиными конечностями и теперь упирается в бедро крепким таким утренним стояком. Ну охуеть теперь. Собственный стояк от этой новости даже и не думает куда-то деваться, скорее наоборот, и Макс размышляет, как разрешить сложившуюся ситуацию. По-хорошему надо выпутаться из Ваниных сонных объятий, метнуться в толкан и передернуть от души, а потом можно до вечера Ваню стебать, что он обниматься лезет, как девчонка. Макс собирается именно так и поступить, начинает вылезать из-под чужих конечностей, но тут Ваня с еле слышным вздохом об него потирается, хорошенько так, и Макс от этого вздрагивает, неудачно отдергивается, и Ваня наконец просыпается, распахивает сонные еще, ничего не понимающие глаза. Без очков они кажутся особенно уязвимыми. — Блядь, — одними губами произносит Макс и замирает, словно его поймали с поличным, будто это он тут трется вставшим членом о жопу ничего не подозревающего кореша. Кажется, до Вани понемногу начинает доходить, в какой ситуации они находятся, и он тоже замирает и вообще не шевелится, словно боится сделать еще хуже — хотя куда уж? Румянец пятнами идет по его лицу. — Вань, — Макс размыкает пересохшие губы, когда, по его подсчетам, целую вечность ничего не происходит, — так и будем лежать и ждать, пока само пройдет? По Ваниному лицу явно читается, что он мучительно хочет спиздануть какую-то хуйню — скорее всего, едкую и оскорбительную. Но тот факт, что у него все еще стоит и он все еще обнимает Макса, как-то сбивает с него спесь. Макса это почему-то невероятно веселит, и он, вдохновленный этим обстоятельством, принимает совершенно неожиданное решение. — Бля, давай уже помогу тебе... — и с этими словами он резко разворачивается, чтобы удобнее было сжать Ванин член сквозь трусы. Ваня выдыхает сквозь стиснутые зубы так шумно, будто ему на полную вывернули громкость. — Ты... — Да забей, просто маленькая дружеская помощь. Ноу хомо, — и Макс забирается под ткань, гладит кожа к коже. — Ладно, не маленькая, нормальная такая. — С-сука, — Ваня сдается без боя, капитулирует, прикрывает глаза — и изворачивается, чтобы помочь приспустить трусы, а то Максу неудобно и нет пространства для маневра, а так не годится. — Блин, ну это почти как себе, знаешь. Особенно если второй рукой рили себе начать дрочить... — задумчиво изрекает Макс. — Блядь, ну завали ты, а, — со стоном откликается Ваня — и ерзает под одеялом, скребет ладошкой по Максову животу, тянется оказать ответную любезность. Им обоим неудобно, они мешают друг другу, но невозможно остановиться, потому что нужно совсем чуть-чуть... Ванина рука замирает, когда он сам, беспомощно выдохнув, кончает Максу в кулак. — Блин, вечно ты ничего до конца довести не можешь, — Макс беззастенчиво обтирает ладонь о простынь и порывается Ваню отстранить, но тот, упрямо закусив губу, сосредоточенно Максу додрачивает. Не открывая глаз, ага. Макс рассматривает его лицо, спутавшиеся за ночь отросшие кудряшки — и кончает тоже. Ваня тут же отдергивает руку и откатывается на противоположный край кровати, так далеко, как только может, быстро и неглубоко дышит. Макс сладко потягивается. — Ты в душ как, пойдешь? — как ни в чем не бывало интересуется он. — Позже, — словно через силу выдает Ваня. — А я схожу, — и Макс действительно отправляется в ванную. У него прекрасное настроение, и вообще неясно, чего Ваня загоняется, потому что помочь братану в сложной ситуации — дело правильное и не зашкварное. Вот если бы кто-то к кому-то сосаться полез — да, пидорство бы было, а так — невинная дружеская поддержка. Посвежевший и бодрый, он вываливается на кухню, где уже одетый в домашнее Ваня медитирует над кружкой с кофе. Вид у него потерянный. — Выглядишь так, как будто кто-то умер, — смеется Макс, без спроса отхлебывая у него кофе. — Твоя гетеросексуальность? — Вот щас блядь серьезно: поклянись, что мы никогда об этом больше не заговорим, — Ваня даже не бьет его по рукам за кофе, вот это точно тревожный знак. Макс показывает ему открытые ладони. — Ладно, ладно, как скажешь. Пожрать-то есть чего? — Ну посмотри в холодосе, че как маленький. Макс сооружает себе бутерброды из того, что удалось отыскать, и на автомате придумывает панчи про взаимную дрочку, которые, конечно, никогда и нигде не использует.