Инициация

Когда погибла моя сестра, её тело традиционно лежало в доме три дня. Отвратительно жестокий по отношению к родственникам, давно изживший свой смысл обычай. Возможно лет сто назад, когда смерть ребёнка была чем-то обычным, было бы как-то иначе, однако в феврале 1998-го горе в нашем доме к концу второго дня можно было резать ножом. Оно как тяжёлая плита, лежало на наших плечах. Однако, если других оно, выпивая силы, пригибало к земле, я ощущала нечто вроде разлитого вокруг электричества. Хоть и отвратительного на вкус, однако вполне съедобного и дающего ощущение бодрости, не имеющей ничего общего с болезненно-адреналиновым возбуждением вокруг. Я пыталась поделиться этой силой хотя бы с превратившейся за эти дни в серое приведение матерью, однако ничего у меня не вышло. В ночь перед похоронами ко мне пришли. Родители и сестра уже спали, а я до сих пор сидела в выстуженной из-за покойницы комнате. Ещё один милый обычай сидеть ночами у гроба, как будто закаменевшему трупу до этого есть хоть какое-то дело. Не сказала бы, чтобы у нас он так строго соблюдался, однако что-то мешало мне пойти спать и я, укутавшись в большой тулуп, честно сидела у гроба. - Положи мне Барби. – голос был похож на шуршание мышей на сеновале. За гробом висело прозрачное марево размером как раз с восьмилетнего ребёнка. Открытые настежь форточки его совершенно не смущали. Тут надо было бы испугаться, но почему-то не получалось. Тогда я ещё не знала, что в духах дерьма бывает не меньше, чем в живых. Да и, если честно, была мысль про сон. Из недавно прочитанной книге про полярников я помнила, как легко засыпают на холоде. - Что? - Барби. В розовом платье с оборками и в диадеме как у Сейлор Мун. - Даже если ты это Ленка, на кой тебе кукла в гробу? Ты же мёртвая. – я старательно тяпнула себя за палец. Замёрзнуть как те полярники меня совершенно не прельщало. Палец заболел. Значит не сон. Я сунула пострадавшую ладонь под мышку. Стало жутковато. - Хочу Барби! – Голос хоть и бесплотный, но ленкины интонации у нём угадывались легко. – Как у Катьки. Но у неё без диадемы. А я хочу с диадемой! И чтоб волосы были кудрявые! И чтоб.. Идиотизм ситуации выиграл у жути с разгромным счётом, а во мне вместо охреневшей малолетки заговорила старшая сестра, поспешившая заткнуть фонтан хотелок, пока он не разогнался что тот товарняк в горку. - Где я тебе возьму Барби в три часа ночи?! Да ещё с диадемой. – Облако колыхнулось в мою сторону. – Позже принесу. Только гроб откапывать, извини, не буду. Положу на могилу. Могу земелькой присыпать, чтоб не спёрли. – Пора было менять тему, пока кукла не обросла подробностями. Сестра правда мечтала о Барби, наплевав на столь любимых родителями ещё советских пупсов. – Так на кой тебе кукла? - Хочу… - В призрачном голосе явно угадывались надутые губы и насупленный нос. – Она красивая.. - Ладно. – Откровенно говоря, я не представляла, где добуду куклу. – Будет тебе Барби. Завитая и с диадемой. - И в розовом платье с оборками! И новая! - И в розовом платье с оборками. И новая. – Покладисто согласилась я. Но тут же перевела тему. – Лена, а чего ты ко мне-то пришла? Я не против, - быстро смягчила вопрос я, - но тут же полно народу. - Никто больше не услышал. – Облако сникло. Не знаю как, но у него это получилось. – Как когда я тонула. Никто не слышал. Даже мама. – Облако стало почти неразличимым, а голос едва слышным. – И ты увидела только сейчас. Здесь холодно… хочу куклу… …твою! Гуляющая по озеру компания малолеток с визгом разбежалась, когда Лена провалилась в невидимую под снегом полынью. Не было у неё тогда шансов. Я хлюпнула носом. - Будет тебе кукла. Не сразу, но будет. - Ага.. – Мне пришлось вслушиваться в едва слышное шелестение. – Лёха не вернётся. - ЧТО?! – Брательник уже второй год был в армии. Тишина мне ответом. Через месяц из уже пару лет как официально мирного региона пришла похоронка, а через три – закрытый гроб. Свою куклу Лена получила через шесть лет. Новенькая Барби с блестящей диадемой в рыжих кудрях и в вырвиглазно-розовом бальном платье прихоронена к маленькой могиле на старом кладбище Ялуторовска.