Двенадцать часов

      Так, оказывается... Все голограммы людей – это взрослые копии погибших пятнадцать лет назад детей... И единственный выживший мальчик, Кирито Камуй...       — Какой кошмар... — Цунемори прикрывает рот рукой. — Хинакава! — она резко поворачивается к красноволосому юноше всем корпусом.       Шо вздрогнул, единственный видный из под пушистых волос глаз нервно забегал по полу. Плечи под темной тканью пиджака задрожали, пальцы нервно затеребили швы карманов.       — Сможешь создать взрослые голограммы всех ста восьмидесяти погибших детей? — инспектор с надеждой смотрит на бывшего дизайнера голограмм, пока тот, ошеломлённый такой просьбой, обдумывает свои возможности. Когда молчание затягивается, Шо выдает тихое «Д-да...» Все блюстители смотрят на него, оба инспектора смотрят на него. Всё внимание в лаборатории приковано к нему. Возможно, именно сейчас дальнейшее развитие данного дела зависит только от него. Крайне неприятно. Тут слишком много глаз, слишком шумно и душно. Хинакава еле заметно кивает; прядь волос колышется; юноша быстро ретируется из кабинета, суя руки в карманы брюк и сгорбившись. Теперь Шо сопровождают лишь стук каблуков по холодному полу и слабое гудение в вентиляции. Никаких людей, никакого лишнего шума. В коридоре темно, лампы на потолке выключены, единственный источник света – включённые мониторы в офисе первого подразделения. Парень шагает гораздо медленнее, чем прежде, наслаждаясь подобной "заброшенностью" этажа. Прежде, чем свернуть в офис, Хинакава останавливается, поворачивая голову в сторону двери лаборатории, около которой еле-еле светится небольшой голубой экран. Отсюда он уже не слышит гула голосов его товарищей, и поэтому может лишь догадываться, какую именно тему они сейча́с задели. Тяжёлый, слишком громкий для пустынного помещения вздох, тихие шаги, и Хинакава опустился в кресло, устало глядя в монитор, где уже были открыты досье всех погибших в авиакатастрофе детей. Рука потянулась к ручке выдвижного ящика, где лежал прозрачный контейнер с остывшим рисом и белая банка таблеток. Шо не жалел препаратов, почти полностью засыпая им рис и мешая палочками, но не перебарщивал, прекрасно помня прошлый раз, когда он, отравленный, загремел в больницу. Запивать это просто водой – самое омерзительное, что могло произойти с парнем, но вместе с домашней едой это ещё терпимо. На часах полночь, когда он приступает к поручению. Красноволосый юноша прожевал антидепрессанты вперемешку с рисом в одну секунду с писком напоминания о приёме лекарств. Тощие длинные пальцы в порезах забегали по клавишам, забивая в строку чётко выученные операции. Прошло минут восемь, как заметил юноша, с тех пор, как он взялся за первую первого ребёнка. Тот был большеглазым, весёлым мальчишкой. Глядя на бледнолицого, потрёпанного мужчину, он понимает, что раньше справлялся с такими заданиями быстрее, и что, возможно, у мальчика не самая худшая участь. Два нуля слева от двоеточия на электронных часах сменяются нулём и единицей, когда Шо устало откидывается на спинку кресла, растирая слезящиеся и зудящие глаза. Он сделал восемь голограмм, всего лишь восемь из ста восьмидесяти. Возможно, дальше работа пойдёт быстрее. Занеся пальцы над клавиатурой, юноша замер, прислушиваясь. В коридоре зашипела открывающаяся дверь, он не мог ослышаться. И ведь точно... От металлических стен глухим эхом отражается мерный стук шагов, приближающихся к офису. Хинакава не видел, кто вошёл, потому что забил и продолжил работу, зная, что остались все свои. Шаги прошлись позади него до дальнего стола, где некто с визгом расстегнул сумку, что-то я ища там. Шаги прошлись обратно и остановились сбоку от парня. — Вы пьёте кофе? — спрашивает Гиноза, судя по низкому голосу. Хинакава отвлёкся от монитора и взглянул на бывшего инспектора, который держал в руке зелёный термос и два металлический стаканчика. Тот слабо улыбался, явно через силу, судя по красным глазам и дрожащей кисти. Никто сейчас недосыпает. — Я сам варил, — дополнил мужчина. Шо подумал, что невежливо будет молчать, поэтому тихо ответил: — Я пью всё, кроме растворимого. Я буду. — и снова забил по клавишам, моделируя взрослую голограмму пухленькой девочки. Отказаться от самостоятельно сваренного кофе – грех. Красноволосый слышал, как шуршали по полу колёсики кресла, которого подкатили к его столу, плеск напитка в стакане и бурчание Набучихи себе под нос. В нос ударил крепкий запах, Хинакава заметил, что кофе пах отлично. Юноша принял из рук товарища тёплый стаканчик, сразу отпивая... — Американо?... — Другой пока что не умею. — короткий ответ на короткий вопрос. Шо откатился от своего стола, издали глядя на проделанную работу, мельком глядя на задумавшегося Гинодзу. Тот вертел в руке стакан, неотрывно смотря на банку таблеток. — Вы... хотели что-то мне... сказать? — Хинакаву очень напрягает повисшая тишина и бывший инспектор, вот так вот внезапно предложивший ему хороший кофе. — Нет, на самом то деле. — брюнет отрывает взгляд от препарата и смотрит прямо в глаза Шо. Единственное, что осталось от прошлого Гинодзы – холодный и очень тяжёлый взор. Даже на записи допроса, которую Хинакава без разрешения просмотрел, становилось жутковато, видя тако́го Гинодзу. — Создать сто восемьдесят голограмм в один заход – очень жестоко со стороны Акане, я считаю... Вот и решил проведать Вас. Если я мешаю, то могу уйти. Ох Боги, ну нафига? После таких слов будет очень невежливо прогонять его. Хотя это сильно сказано... Да, ему не очень удобно в компании другого человека, но нет, он не хочет, чтобы тот уходил из-за его прихоти. — Можно без формальностей?... Мне так п-проще... — Хорошо, как скажешь. — Набучиха замолчал. Хинакава ждал, пока тот скажет что-то ещё, но тот молча смотрел на остывающий кофе в стаканчике. Шо, не обращая внимания (на самом деле, стараясь не обращать внимания), вернулся к работе. Чёлка полностью закрывала один глаз, единственный видящий немного сильнее зудел. Он привык к этому, но очень редко закалывал волосы, когда работать у монитора приходилось слишком долго. Юноша стянул с одного из карандашей в железной банке ярко-жёлтую резинку и попытался собрать пушистые волосы в подобие небольшой пальмочки на затылке. Безуспешно. Давно он не закалывал волосы, разучился совсем. — Помочь? — Набучиха заговорил только спустя минут... Сорок, да. Время «01:50». Как летит время... — Я тебя разбудил, прости. Нет, спасибо, сам справлюсь. — Я не спал. — может, я и не видел тебя, но твой заспанный голос тебя выдаёт. Хинакава громко выдохнул, надавливая подушечками пальцем на веки, и без лишних слов протянул резинку для волос брюнету. Гинодза встал позади Шо и на удивление слишком быстро и умело собрал все волосы на макушке. — ...с-спасибо... — Спасибо моей маме, которой я делал причёски с детства. — усмехается Гинодза, смотря на не скрытое красными прядями лицо Шо. Хинакава на минуту представил маленького улыбаюшегося Набучиху, который с энтузиазмом делает из маминых чёрных кудрей косички и пучки. Мило. Минуты шли одна за другой, голограммы появлялись на экране всё быстрее, Гинодза умолк по неизвестной причине. «03:13» у углу монитора, когда Шо заканчивает тридцать седьмую голограмму. Хинакава очень доволен тем, что не утерял всех своих навыков, и что с поставленной задачей справляется на ура. — Тебе стоит поспать хотя бы полчаса, Хинакава... — когда юноша уже пустым взглядом смотрит в экран, на задумываясь, забивает на строке нужные операции автоматом, его плеча касается ладонь. — Если ты поспишь немного, хуже совсем не станет. Шо повернулся к блюстителю, смотря на бумажную книгу в его руке. Так вот, почему он молчал... Гиноза смотрел на него, будто на своего подчинённого — строго и хмуро. Из-за бледного свечения мониторов его зелёные глаза казались серыми, почти металлическими. — ...р-разбуди ровно через тридцать минут, пожалуйста... — прошептал Шо и ушёл к старому кожаному дивану в углу офиса. Свернувшись калачиком лицом к спинке дивана, он подложил согнутую руку под голову и почти сразу же засопел во сне. — Как скажешь, — просто в пустоту сказал Набучиха, открывая книгу по закладке и продолжая чтение. Мужчина отвлекается от книги и смотрит на монитор, на всю проделанную Хинакавой работу. За такое время готова только чуть больше шестой части, это сколько ж труда свалилось на плечи парня... — что вы хотите найти? — |______________________| |поиск| |как создаются голограммы для новичков| [поиск] Запрос обрабатывается... — Хина... Хина, проснись... — Набучиха легонько потряс парня за плечо, на что тот недовольно фыркнул во сне. Брюнет тыкнул пальцем в позвоночник – ничего, в ребра – ничего. — Шо Хинакава, вставай. — повысил голос Гинодза, хлопая парня по предплечью. Красноволосый повернулся к нему лицом и начал тереть глаза кулаками. Некоторые пряди из хвостика выбились, глаза отекли, а пиджак помялся. — Полчаса прошли? — Да, минута в минуту пришёл тебя будить. — кивнул Гинодза, совсем как ребёнок ухмыляясь. Красноволосый молча встал с дивана и поплёлся к креслу. Эти полчаса дрёмы и вправду немало помогли, теперь я сможет работать ещё лучше. Падая в кресло, он замечает, что число готовых голограмм больше, чем было до его ухода. Точно. Их было тридцать семь, а сейчас сорок две. Пять очень даже годных голограмм. — Гинодза... — Да? — Ты сделал эти пять голограмм? — Набучиха впервые видит недовольного Шо. Страшно на самом то деле. В ответ бывший инспектор просто кивнул. — Вообще, спасибо, но в следующий раз не надо. Мало ли что. — взгляд Хинакава смягчился и стал прежним – равнодушным, но со стороны кажущийся малость печальным. — Кстати, — Хинакава как-то весело заговорил; удивлённый Набучиха поднял глаза. — У тебя получились отличные голограммы, учитывая, что... у тебя нет никакого опыта в этой... сфере. Вот. Гинодза сначала сидел, пораженно открыв рот, а после заулыбался, как мальчишка, которого только что похвалили взрослые. Вот и весь Гинодза. — Хорошо, что для всех них код одинаковый... — брюнет почесал затылок протезом. Ровно в «04:50» офис первого подразделения снова окутывает громкая тишина. Стук клавиш отражается от стен, шелест страниц книги еле слышен даже Хинакаве. Когда Шо откладывает в сторону шестьдесят первую голограмму, Гинодза захлопывает книгу, поднимается с нагретого кресла и идёт в сторону коридоров. На безмолвный вопрос коротко отвечает «Гулять с собакой». Шаги за пределами офиса становятся всё тише и вскоре вовсе не слышны. Гинодзы ушёл с этажа. Хинакава осмотрелся. На его столе стояли стаканы, на дне которых присохли остатки кофе, книга, которую читал мужчина осталась рядом, похоже на детектив, и пустой контейнер из-под риса. ... На часах «07:15», когда из-под рук Шо выходит девяносто пятая голограмма. В коридоре снова раздаются шаги, нет, две пары шагов: широкие и тяжкие, и совсем маленькие и шаркающие. В кабинет входит совсем по-другому одетый Набучиха и вслед за ним знакомый каждому в первом подразделении рыжий хаски. На брюнете светлый вязаный свитер, под которой торчит ворот белой рубашки (всё-таки без какого-то элемента строгой одежды он не может) и обычные чёрные растянутые джинсы. Увидеть Гинозу в свободной одежде – восьмое чудо света. — Он отказывался возвращаться домой. — мужчина кивнул на довольную собаку, что принюхивалась ко всему, что было в офисе. Хаски обернулась, Шо попал в поле её зрения. Четвероногое создание подкралось сбоку от кресла и тыкнула носом в бедро, привлекая внимание неизученного объекта. Юноша опустил на собаку взгляд и почесал за ухом, отчего та почти что заулыбалась. — ...как ты выгуливал собаку без инспектора?... — первым заговорил Хинакава, возвращаясь к работе. Его энергия, накопленная во время получасового сна, пропала, как по щелчку пальцев; парню снова безумно хочется спать. Шо зевнул. — На крыше здания есть что-то вроде маленького парка. По зданию блюстители вольны ходить без инспекторов. — ...Почему ты не спишь?... — красноволосый кинул мимолётный взгляд на мужчину, усевшегося рядом с ним на кресле. — Мой рабочий день уже начался. — сказал, как отрезал. Хинакава в ответ лишь хмыкнул. Его не устроил такой ответ, но переспрашивать ему ой как неудобно. Снова вокруг лишь эхо от стука клавиш, и так продолжается уже некоторое время, за которое Гиноза успел разлить по стаканам ещё по одной порции кофе, а сейчас мирно развалился на полу около собаки и продолжал молча читать, изредка хмуря лоб. «09:46». Скоро должны подойти остальные блюстители. Смена Акане начинается с двенадцати. Набучиха поднял глаза на сгорбившегося в кресле Хинакаву и разглядывал его со спины, почёсывая рыжее чудо за ухом. Хинакава резко повернулся, когда услышал быстрые шаги Гинозы, уходящие из офиса. Странно, что собака не пошла за ним следом, а наоборот, пристроилась рядом с парнем и своими искрящимися глазами-бусинками заинтересованно смотрела то на экран, то на Хинакаву. «— И куда ушёл твой хозяин?...» — мысленно он спросил хаски, зная, что ответа в любом случае не получит. Почесал за ухом собаку и вернулся к работе. Сто голограмм есть, осталось восемьдесят. Надо бы налечь на это как следует и добить наконец. Собака, опёршись передними лапами на колени красноволосого, мордой потянулась к нему, тыкнув носом в живот и нюхая. Затем и вовсе дотянулась до его шеи и и начала лизать, радостно виляя хвостом. — Фу! Дайм, нельзя! — на знакомый голос собака тут же откликнулась и покорно отошла от заинтересовавшего её объекта, понуро опустив голову. Вид у Гинодзы совсем плохой: Хинакава только сейчас заметил, каки́е к него пятна вокруг глаз, и ка́к у него дрожат руки. Вот уж кому надо выспаться, так это ему. В руке тот держит миску с тёплым рисом и овощами и бутылку с газированной водой. — Ты не ел семь часов, это плохо. — с этими словами он ставит еду на стол, справа от руки юноши, и вновь уходит, но на этот раз вынуждает идти и пса, которого, как выяснил Шо, зовут Дайм. Больше Гиноза в офисе не появляется. Хинакава полностью сосредоточен на задаче, но присутствие Набучихи рядом успокаивало красноволосого. Ему было комфортнее работать за компьютером, когда мужчина рядом читал книгу или дремал, уронив голову на грудь. На часах ровно «12:00», когда Хинакава отправляет Каранамори сообщение о том, что работа завершена, и прикрепляет к нему досье всех составленных голограмм. Глаза закрываются сами собой, шея истошно ревёт от боли. Шо еле успевает отодвинуть пустую миску в сторону; он непроизвольно засыпает. Он чувствовал, что не контактирует с землёй, что его руки свободно болтаются в воздухе, голова лежит на чем-то теплом и широком, но это не сон. Ему не снятся сны. С того момента, когда его Психо-паспорт потемнел. ... Хинакава просыпается не за рабочим столом, за которым отключился, а в своей комнате, на расстеленном диване. Его пиджак висит на подлокотнике огромного компьютерного кресла, сам Шо спит в одних брюках и рубашке. Часы на стене показывают шесть часов вечера. На следующий день, придя в офис, он проходит мимо стола Набучихи и тихо говорит, чуть склонившись «Спасибо, Гино...»