Wating for you

Впервые Лукас сыграл на пианино лет в пять. Конечно, он и до этого не раз видел этот инструмент, только вот был слишком маленьким для того, чтобы хотя бы до клавиш дотянутся. Если уж так говорить, то пианино даже было в одном из самых первых воспоминаний Лукаса. Но только в шесть лет он впервые сыграл пару нот. Хотя, «сыграл» – это слишком громко сказано. По правде говоря, тогда ещё мальчик просто нажал на пару клавиш и пришёл в восторг от полученных звуков, даже несмотря на то, что звук вышел, мягко говоря, не самым приятным. Через некоторое время он начал серьёзно обучаться игре на пианино, и игра на нём стало для маленького Лукаса чуть ли не основным занятием. Да уж, много времени с тех пор прошло... Если бы кто-нибудь сказал тогда Лукасу, что он оставит тюрьму ферму свой «дом» позади, то тот, скорее всего, не удивился бы – он прекрасно знал, что рано или поздно ему придётся покинуть свою семью, ведь всех рано или поздно отдают в руки других людей. Только вот если бы ему ещё сказали, что он сам сбежит, а реальность окажется не такой, какой Лукас её представлял, то он бы просто рассмеялся. Детскую веру в то, что всё прекрасно и дальше будет только лучше, разрушить было крайне сложно, и лишь чёткие факты заставили поверить в суровую реальность. Впрочем, ферма уже давно осталась где-то за спиной, ровно так же, как и Золотые пруды. Возможность мира, в котором не придётся выживать и являться просто пищей для демонов казалась уже чем-то нереальным, но... Этот мир, о котором все они так мечтали, действительно настал. Новое Соглашение положило конец необходимости постоянно прятаться от чужих глаз. Можно было просто жить. И вот сейчас Лукас впервые сел за пианино. Нет, конечно же, в их убежище было пианино, только вот, честно говоря, было совершенно не до него. Было множество хлопот, да и к тому же, не хотелось садиться за него при всех. Сейчас же мужчина находился в одиночестве, и не было момента лучше для того, чтобы вспомнить прошлое. Лукас прикрывает глаза, нажимает на пару клавиш и прислушивается к звуку. Пианино, к счастью, не расстроенно, что, несомненно, его радует. Он нажимает ещё на пару клавиш, слабо улыбаясь и чувствуя себя таким же счастливым, как и в далёком детстве. Только вот Лукас и не надеялся сыграть что-нибудь нормально. Всё же, пианино рассчитано на то, что играть будут двумя руками (а иногда и четырьмя), а такой роскоши у Лукаса, увы, не было. Но он всё равно играет первые ноты простенькой мелодии. Это словно само по себе вышло, словно Лукас и вовсе не контролировал процесс. Улыбка становится несколько грустной, а через полминуты и вовсе пропадает с лица. С этой мелодией, на деле, было связано множество воспоминаний. Когда-то давно, ещё в «Великолепном колоколе» мама тюремщица воспитательница играла эту мелодию, и именно эту мелодию она разучила с маленьким Лукасом. Он часто играл её и, видно, именно из-за этого он сыграл её и сейчас. Название этой мелодии забылось давным-давно и, если честно, Лукас даже не был расстроен из-за этого. Пожалуй, он бы с радостью забыл бы и саму мелодию, только вот она прочно засела в голове, напоминая о днях в «Великолепном колоколе» и о товарищах, которых сейчас не было рядом с ним. Мужчина прикусывает губу, смотря на клавиши пианино. Наверное, ему стоило бы подняться и уйти, оставив пианино в покое. Всё равно на большее он не способен и вряд ли когда-нибудь будет способен. Это, конечно, расстраивало – Лукасу ведь очень нравилось играть на пианино, а сейчас у него есть время, но нет возможности. Впрочем, ничего не поделать – руку грустью не вернуть. Оставалось лишь наблюдать за тем, как играет кто-то из детей. В реальность вернуло то, что кто-то нажал на пару клавиш. Лукас отрывает взгляд от пианино, поворачивает голову вбок и встречается взглядом с Юго. Тот слегка улыбается и несколько секунд молчит, после чего спрашивает: – Не против моего вмешательства? Лукас вновь улыбается – на этот раз широко и без капли грусти. Слегка кивает (наверное, даже больше самому себя, чем Юго) и говорит: – Конечно же, нет. Разве я могу быть против твоей компании? Юго отходит от пианино, но лишь для того, чтобы подтянуть к нему стул и сесть на этот стул. В голове у Лукаса проносится то, что Юго, на деле, мог довольно долго стоять рядом, а он ведь даже и не заметил то, что его товарищ за ним наблюдает. Интересно, сколько времени он наблюдал за Лукасом? Впрочем, это не так важно. – Ностальгию разводишь, да? – спрашивает Юго. Теперь мужчина был уверен в том, что его товарищ слышал, как он играл ту мелодию из далёкого детства. – Типа того. Оно, честно говоря, как-то само по себе сыгралось. Тишина, повисшая в комнате, показалась какой-то неловкой, и Лукас прекрасно понимал, почему – эта мелодия вызывала у Юго примерно те же воспоминания, что и у него самого, так что он ожидал такой реакции. Но следующая фраза была неожиданной для мужчины. – У меня появилась идея... Давай я побуду твоей второй рукой? Лукас замер, не сразу поняв, что именно имел в виду Юго. Дошло до него довольно быстро. Второй рукой. На пианино играют двумя руками. И, если он правильно понял, то Юго предлагает сыграть вместе с ним. Конечно же, не в четыре руки, как когда-то давно, а в две, играя те куски, которые Лукас сам не смог бы сыграть. – Разве я могу отказаться от такого предложения? – говорит он, а потом быстро добавляет, – Если я, конечно, правильно понял твои слова. Юго же лишь улыбается в ответ, пододвигаясь чуть ближе к другу. – Начнёшь? – Лукас кивает в ответ, выдыхая. Осторожно нажимает на клавиши, стараясь концентрироваться только на них и не думать ни о чём другом. Юго вступает вовремя, так что мелодия не прерывается и не звучит как-то странно, отчего мужчина вновь улыбается. С самого начала в их дружбе было удивительно то, что у Юго и Лукаса постоянно совпадали интересы. Естественно, игра на пианино входила в список общих увлечений. Помнится, они довольно часто вместе играли что-то, и большинству детей, вроде бы, действительно нравилось. Насколько мужчина помнил, дети помладше и сами просили их сыграть что-нибудь. Конечно же, они играли не так, как сейчас. Раньше они играли произведения уровнем выше и в четыре руки. Впрочем, нужно радоваться тому, что есть. Находясь в Охотничьих угодьях, Лукас сомневался, что когда-нибудь в принципе увидит Юго, а порой он сомневался даже в том, что его план сработает, и они все выберутся из плена. Естественно он даже и не вспоминал о своём излюбленном инструменте. И пусть играть было несколько сложно (отсутствие регулярной практики сказывалось), а иногда игрались не те ноты, Лукас действительно наслаждался этим моментом. Конечно, в Убежище он и без того чуть ли не всё время проводил с Юго, но тогда у них было множество других хлопот, о которых нужно было заботится. Множество времени уходило на обучение детей, ещё время уходило на разбирательство с картами и поиском следов помощников Минервы, так что большую часть времени они находились в окружении детей (не то, чтобы это расстраивало мужчину, кхм). В редкие моменты полного одиночества они чаще всего обсуждали планы на будущее или же обсуждали события, прошедшие за день. Пианино в Убежище он даже не рисковал трогать – не хотелось бы случайно испортить столь необходимый механизм. И, в общем-то, мелодия вышла замечательно. Играть только одной рукой было слишком непривычно, но они оба довольно быстро приспособились к условиям игры. Наверное, Лукас сейчас не был бы способен словами выразить то, насколько же он был благодарен Юго. Благодаря его предложению мужчина смог почувствовать себя таким же, каким он был когда-то давно, задолго до потери руки, да и в принципе побега. Казалось бы, это лишь небольшая мелочь, но она столько значила для Лукаса. И вот играют последние ноты, после чего наступает тишина. Краем взгляда мужчина замечает, что выражение лица товарища немного поменялось. Он словно стал несколько грустнее? Лукас не мог точно сказать, что именно поменялось в его выражении лица, ведь это самое изменение было едва видным. Любой другой человек, наверное, не заметил бы то, что с Юго что-то не так. Только вот только они дружили очень давно, и Лукас едва ли не видел его насквозь. Он уже хотел бы спросить, всё ли нормально, только вот... – Знаешь, – начал Юго и резко замолчал, словно подбирая слова. Лукас молча дожидался, не перебивая и не торопя, словно чувствуя, что тот собирается сказать что-то очень серьёзное. – После того... инцидента я ещё долго верил в то, что ты в порядке, – наконец сказал Юго, правда, взгляд его был прикован к клавишам пианино, – Мне казалось, что ты где-то рядом и либо сам вернёшься, либо же я найду тебя во время небольшой вылазки. Юго замолкает и переводит взгляд на друга. От одного взгляда на его лицо сердце Лукаса болезненно сжимается. Он словно чувствует, насколько же плохо было Юго тогда. И, что же, он прекрасно его понимал. – Дальше стало только хуже, – продолжил Юго, – Наверное, я начал сходить с ума от одиночества, но... Мне стало казаться, что ты действительно рядом. Не абстрактно, а прямо за спиной. Я даже слышал твой голос. Конечно, я и остальных слышал, но твой голос был самым частым. Я прекрасно понимал, что ты можешь верить, я даже уже был уверен в том, что ты мёртв, но от этого становилось только хуже. Это было невыносимо – я постоянно чувствовал вину за то, что не смог никого из вас спасти и что даже не мог отомстить. Юго прикусывает губу. Лукас замечает то, как сильно дрожат у него руки, насколько печальный у него взгляд и как хмуро он выглядит. Воспоминания причиняли боль им обоим, только вот Юго, наверное, было куда хуже. – Со временем я привык и почти избавился от этого. Осознал, что уже ничего не вернуть и не исправить, заставил себя верить в то, что привязанность всего лишь лишний груз. К тому моменту уже потухло последнее желание жить и что-то делать, но я старался держаться, цеплялся за самые мелкие вещи, украшавшие моё существование. Ведь все погибли ради того, чтобы я продолжал жить. Я старался жить ради всех, пусть и выходило крайне плохо. И я уже почти сдался, почти всадил пулю в голову, но вот моё одиночество было прервано кучкой детей... А дальше ты уже и сам знаешь. И вновь в комнате повисает тишина. Лукас даже и не знает, что сказать – все мысли в голове смешались в один комок, а сердце начало бешено стучать. Там, в Охотничьих угодьях он не раз думал о Юго. Лукас ведь не мог быть уверен в том, что он выжил и всё, что у него было – слепая, ничем не обоснованная вера в то, что Юго успел скрыться, и что он до сих пор жив. Но, всё же, Лукасу было немного легче. Да, был постоянный риск того, что демоны найдут их убежище, да, кто-нибудь из детей регулярно умирал, а Лукас ничего с этим сделать не мог, но он, хотя бы, был не один. С ним были все дети, которых он смог спасти (Оливер так вообще долгое время практически не отходил от Лукаса). Все эти дети не позволяли сойти с ума от чёртовой неизвестности, в которой мужчина едва ли не плавал. Всё, что было у Юго – пустое убежище и лишь воспоминания о том, как им было раньше. Честно говоря, Лукас даже не мог представить, насколько же ему тогда было тяжело. Внутренние переживания Лукаса глушились поддержкой со стороны детей (нет, он особо не рассказывал им о своём прошлом, просто они словно сами замечали, что ему плохо и старались поддержать). У Юго же не было никого, кто мог поговорить с ним, кто мог бы успокоить и сказать, что он не виноват. Он был наедине с призраками прошлого и сожалениями, и удивительно, что он не попытался покончить с собой намного раньше. Лукас осторожно положил руку на плечо Юго, некоторое время молча, пытаясь подобрать слова. – Прости за то, что заставил так долго ждать, – наконец тихо сказал он, смотря прямо в глаза друга. Юго издал тихий хриплый и несколько грустный смешок. – Не думаю, что у тебя особо была возможность вернуться раньше, – сказал он. А потом Юго резко потянулся к Лукасу и осторожно обнял его. Мужчина замер на минутку, словно забыв как дышать, а потом осторожно обнял друга в ответ и погладил по спине, слабо улыбнувшись. – Я больше никуда не исчезну, – прошептал он, – Обещаю. Юго уткнулся лицом в плечо Лукаса и слегка сжал его одежду, прижимаясь чуть крепче. Как-то внезапно они пришли к этому, но Лукас, в общем-то, даже и не был против такого резкого наплыва нежностей. Ведь, на самом деле, все эти тринадцать лет ему очень не хватало присутствия Юго. Сейчас, когда и ферма, и убежище, и угрозы для жизни остались позади, Лукас мог сполна насладиться жизнью и расслабиться вместе с Юго. Пожалуй, они заслужили немного покоя. Они сидели так ещё несколько минут, а потом Юго осторожно отстранился и щёлкнул пальцами, словно вспомнив что-то. – ... Не это я хотел сказать изначально, – говорит и издаёт лёгкий смешок, – Тебя Оливер искал. Сказал только то, что это не слишком срочно, но важно, вот. – О, вот как, – только и говорит Лукас (слегка неохотно) отделяясь от друга и поднимаясь, – Спасибо тебе. Это было великолепно, правда. – Обращайся, – только и говорит Юго, прежде чем быстро подняться и скрыться за дверью. Пару минут Лукас просто стоял, смотря на пианино, а потом развернулся и ушёл. Всё же, ему нужно было найти Оливера.