Артур Флек

Под смехом таится плач: Бьется нещадной волной, иссушает мои берега, проливается горькой, солёной водой по моим щекам. Воет, как дикий зверь, рвется, кровит внутри: Кто я здесь? И зачем? От испарины жаркой мой лоб протри, будь со мной, посмотри, на кого я теперь похож: Был я раньше таким? Буду завтра другим? Был ли я? Есть ли я? Мое "я" разбивается в злобном звоне зеркал, крошится вместе с небом, Вокруг оскал чьих-то немыслимо странных лиц, мертвый взгляд из пустых как колодца глазниц, И шаги - вкруг меня, поднимается снова крик: Что-то я сделал не так? Бросьте кричать и бежать, я привык. Ухожу темнотой, перекрестьем пустых дворов: тишиной за моею спиной, писком крыс, шорохом палых листьев по мостовой ночи смыкается тёмный покров. Музыка бьется вокруг, дребезжит, звенит, Я любил ее - музыку, как я ее любил!... А теперь разрывает сердце и вены вдрызг, в пепел сжигает душу мою внутри. Или снаружи она? Где же я весь теперь? Непримиримая боль догорает во мне - осталось чуть - чуть, просто, прошу, поверь. Моя боль весь выгрызает страх, топчет его в пыли. Вот он я, нравлюсь таким? Смотри. Отражается плачем улыбка в кусках зеркал, путь мой найден, но я не его искал. Я признанья искал - в тебе и чуть-чуть - в других, я страданья пытался доброю шуткой смыть, я хотел под уродливым небом блеснуть искрой, и чтоб ты прошептала (и услыхали б все) - он мой. Притяжательность эта сродни любви - чьим-то быть, хоть мгновенье, но это могло б спасти. А теперь бесконечностью тянется лунный блик, мажет жёлтым и синим по влажным бокам такси, и прокатывается, точно выстрел, далекий гром, и стекло бьется в такт - бом (выстрел!), бом (выстрел!), бом... И дрожит электрический свет, и ползет под дверь, бледный кафель дробит силуэт теней, и гудят звонки, голоса и крик тех, кто в этих стенах чужой, ну а я... вновь привык. И придумал шутку, быть может, ее поймёшь... Если ты существуешь, надеюсь, что ты придешь. (нет)