Огонь, лед и немного любви

      В жизни Снежанна ненавидела ровно три вещи: ледяных карпов, ранние подъемы и распускающих руки мужчин. Причем последних достаточно сильно, чтобы мириться и с побудками ни свет ни заря, и с наглыми рыбками, лишь бы поменьше времени проводить в компании противоположного пола. Каждый день просыпаясь еще до первых лучей солнца, молодая русалочка сперва тщательно прихорашивалась перед отполированной глыбой льда, надевала все подаренные непрошеными ухажерами украшения — и длинные серьги, похожие на звезды, и переливающиеся цветами радуги браслеты, и чудесные нити с алмазами для хвостовых плавников, — накидывала на плечи дорогую, тончайшей работы шаль из инея и плыла в утреннем тумане к загону с рыбками.       Родные вечно потешались над девушкой — мол, кто ж при полном параде карпов пасти ходит? — но Снежанна на все резонные вопросы лишь хлопала глазками и упорно продолжала соблюдать свой ежеутренний ритуал, все крепче и крепче приобретая в глазах окружающих репутацию кокетки. Это было на руку, поскольку чем несерьезней к ней относилась семья, тем больше шансов было осуществить задуманное: русалочка хотела сбежать, а алмазы из украшений трезво оценивала как неплохое подспорье на пути к свободе.       Не подумайте дурного: девушка любила и родных, и свой дом, и особенно ту часть Горы, на которой жила. Но при этом не могла не замечать, что с каждым годом шутки отца о замужестве дочки-красавицы с Владыкой Льда все меньше похожи на шутки и все больше — на маниакальную идею. К великой своей печали Снежанна достаточно походила на классический идеал ледяной русалки, чтобы это перестало быть приятным жизненным бонусом. Снежнейшая белизна и блеск кожи, чистейшая полупрозрачность плавников, милейший радужный румянец, игравший на щечках, — все было слишком редким, слишком идеальным, а оттого — желанным для других. На неё смотрели как на эталон, а не живое существо, и это пугало. Для себя Снежанна решила четко: попытаются силком отдать во дворец — сбежит.       Вот и рыбок она пасла не просто так. Нет, со стороны, конечно, вырисовывалась милейшая картина: красивая дурочка из небогатой дворянской семьи присматривает за стайкой юрких карпиков на фоне пасторальных пейзажей. Только вот уходила Снежанна каждый раз все дальше, осторожно изучая маршрут будущего побега, и, видит Матушка Природа, подобные вылазки и вполовину не были бы так трудны, если бы не своенравие рыб! Вредные ледяные карпы постоянно убегали и проказничали, сколько она себя помнила, а ведь её косяк считался самым примерным! Несмотря на невообразимое количество времени, ушедшего на дрессировку, наглая альфа-рыбка, эта подлая снегоплавающая, буквально бросалась на каждую новую корягу, стоило только оную заметить. И нет бы просто обсасывать с неё затвердевшую лаву! Обязательно надо подраться с другими самочками, ведь у соседки всяко вкуснее, а после драки обиженно разбежаться в разные стороны — и плавай, Снежанна, в облаках и тумане до вечера, ищи глупышек!       И кто только придумал, что жить на теневой стороне Горы — величайшее удовольствие? Пожалуй, не пастухи снежных карпов. Да, гнев Солнца здесь не так силен, и даже если лучик-другой скользнет по нежной коже — не страшно. Но, в отличие от солнечной стороны, скалы здесь были круче, снега — больше, а лавины случались чаще. Если такая рыбку зацепит — все, пиши пропало: путь у лавины, как водится, лишь один — вниз. А чем ниже по склону, тем меньше облаков и тумана, в которых можно плавать. Постепенно исчезает даже спасительный снег и открывается сердце Горы — жерло вулкана. Упади рыбка неподалеку от лавового потока — как пить дать растает, а позвать на помощь не сможет, на то ведь она и рыба — немая. Найти потеряшку не получится уже у самой русалочки — все-таки враждебные условия, слишком жарко и душно. Матушка Природа, конечно, защищает детей Льда от огня, но надолго ли хватит её благословения? А каждую недостачу отец запоминает, ведь убеди себя самого, что дочь к пастушьей карьере непригодна, и путь ей один — во дворец…       Снежанна обреченно вздохнула, поправила тонкую накидку из инея на плечах и продолжила поиск самой бойкой и по совместительству самой вредной из всех своих рыбок — Льдинки. Русалочка грациозно плыла в тумане под аккомпанемент позвякивающих украшений, выпиленных из чистейших сосулек, и внимательно оглядывалась вокруг, особо высматривая редкие не покрытые снегом участки: на таких еще можно было найти застывшую лаву, любимый корм карпов. Звать рыб голосом снежная дева по вполне понятным причинам опасалась: в это время года лавины были частым явлением, и рисковать не хотелось. Почти отчаявшись, краем глаза заметила шевеление сбоку. Вглядевшись, различила несколько блестящих точек на самой верхушке большого сугроба. Домашняя рыбка встретила своих диких товарок, и Льдинка как глава фамильного косяка во всю мощь плавников доказывала сейчас окружающим, кто здесь альфа-самка. Вот только делала она это, ныряя в снег и выныривая оттуда, и с каждой секундой нависшую шапку сугроба испещряло все больше и больше лунок.       «Она же сейчас обвалится!» — с ужасом поняла Снежанна и метнулась к карпам. Завидев хозяйку, Льдинка смекнула, что времени на разборки осталось мало, и ускорилась. Тонкий наст, державший снег, захрустел быстрее, но и русалочка была не лыком шита — все-таки успела, схватила вредину за плавник и осуждающе посмотрела в глаза. Ответный взгляд был взбешенным — если вы понимаете мимику рыб, конечно, — и обиженная Льдинка раздраженно махнула хвостом, попав точно по браслету Снежанны.       Который, в свою очередь, ударился о другой браслет, и в тот же миг верхушку горы наполнил красивый, мелодичный звон.       А еще через секунду и шапку сугроба, и незадачливый косяк рыб, и саму русалочку смело лавиной.       Было быстро, страшно и громко. Казалось, вся гора пришла в движение, бороться со стремительно несущимся вниз снежным потомком не представлялось возможным, поэтому русалочка сделала единственное, что оставалось — сгруппировалась, обняв покрепче Льдинку, и молилась Матушке Природе. Только бы упасть не в лаву, а хотя бы на одну из скал — тогда шанс спастись будет. Лишь бы не в лаву…       В какой-то момент склон горы закончился, они ненадолго словно зависли в воздухе и после окончательно ухнули вниз. Снежанна приготовилась к боли, но вместо этого резко остановилась в метре над раскаленной рекой и услышала заботливый мужской голос:       — Ты не ушиблась?       Словно во сне русалочка повернула голову. На неё смотрели горящие золотым огнем глаза, но Снежанна так испугалась, что даже кивнуть сообразила не сразу. Хвост и спину окутало странное, непривычное чувство. Переведя взгляд, ледяная русалочка наконец вполне осознала ситуацию: её держали. Заботливо, осторожно, чтобы, упаси Матушка Природа, не обожглась. Держал мерман — так назывались лавовые русалы. Привлекательный мерман. Очень привлекательный мерман. Ну, если отбросить все эти глупости про идеально белую кожу как мерило истинной красоты, ибо спаситель-то как раз был чернее угля, а огонь, присущий его природе, пробивался лишь изредка. К примеру, в глазах, которые сразу буквально загипнотизировали Снежанну. И на руках — почему-то те места, где его кожа касалась русалки, меняли цвет на томно-золотой. Очень глубокий цвет. Она засмотрелась.       — Ничего не болит? — снова спросил он.       Даже голос красивый. Такой приятно низкий, гулкий, зовущий, немного похожий на грохот камней. Русалочка наконец осознала, что все еще молчит, но выдавить из себя ничего не смогла и только замотала головой. Юноша улыбнулся, и от его улыбки все её лицо вспыхнуло радугой. Откуда-то сбоку донесся еще один мужской голос, сухой и шероховатый, как пемза:       — Шо, Пиро, никак невесту себе поймал?       — Ну вот не начинай, а? — раздосадованно отозвался её спаситель и тут же пояснил: — Не бери в голову, это мой дед. Сколько себя помню, правнуков хочет. И на коряге бы женил, если б мог.       Снежанна хлопала глазами, покрепче прижимая к себе испуганную Льдинку. Неверно истолковав замешательство девушки, мерман поспешил добавить:       — Ой, прости, я же не представился. Не каждый день красавицы мне сами в руки падают, вот и растерялся. Я — Пиро. А ты?       — Снежанна, — пролепетала русалочка в ответ, смущенно отводя взгляд.       — Красивое имя.       — Спасибо, — пролепетала она.       Льдинка, заслушавшись голосом юноши, даже перестала истерить и вела себя ну просто как примерная ручная рыбка. Сам мерман смотрел с такой смесью восторга и восхищения, что становилось не то чтобы неуютно, скорее очень приятно и даже чуть радостно — подобных эмоций Снежанна от себя не ожидала. Наверное, они бы еще долго разглядывали друг друга, если бы другой голос, помоложе, не передразнил:       — Эй, ребята, гляньте, а Пиров дед прав! Уставились как две влюбленные огнедузы, даже не шевелятся.       Русалочка оглянулась — неподалеку от них плавало еще несколько молодых мерманов, изучающих её с нескрываемым интересом. У некоторых в руках были те самые дикие снежные карпы, с которыми выясняла отношения Льдинка. Взглянув с немым вопросом на своего спасителя, Снежанна отметила еще одну странность: его щеки в буквальном смысле начали пылать, наливаясь тем же темно-золотым цветом, что и касавшиеся её руки. Тем не менее Пиро поспешил парировать с наигранным задором:       — Тебя не спросил, что мне делать! Сначала надо придумать, как спасать девушку, своим ходом она тут явно не справится.       Вновь заскрипел голос деда:       — А пущай к подъемнику идет, ей до своих от холодильни рукой подать будет.       — Холодильни? — удивленно переспросила русалочка, и державший её мерман пояснил:       — Это особое место в скалах чуть повыше. В него ваш туман собирается, мы там часть изделий закаляем.       — Изделий?       — Я гончар, — за спиной кашлянули, и Пиро поправился: — В смысле, мы все здесь гончары. Какие-то материалы надо пропекать пожарче — их в жерло вулкана носим, а какие-то, наоборот, от холода твердеют — для этого в туман и поднимаем. В общем, сама все увидишь.       Он наконец поплыл в сторону берега, осторожно держа Снежанну над головой. Следом потянулись остальные парни. Русалочка никогда не видела мерманов так близко, и с удивлением наблюдала, как те выбирались из лавовой реки: хвосты у них были совсем другие. Не рыбьи, как у детей Холода, а длинные, гибкие, с небольшими направляющими плавниками: на таких удобно и в лаве нырять, и по скалам ползти. На берегу Пиро осторожно усадил Снежанну и повернулся к товарищам, с недоумением наблюдавшим за поведением рыбок. Сваленные на камни снежные карпы безрадостно подпрыгивали на месте, не забывая, однако, по возможности шлепнуть соседа хвостом или плавником. Как по команде мерманы повернулись к Снежанне. Русалочка вздохнула:       — В отличие от меня, без тумана они передвигаться не могут. Можете подать вооон ту палку? Да, которая правее. Спасибо.       На глазах изумленных мужчин она ухватила Льдинку поудобнее и поднесла ветку к мордочке. Рыбка сначала никак не прореагировала, но, когда наконец перевела взгляд с Пиро на вкусняшку, с громким, аппетитным чпоком к ней присосалась. Остальные рыбы моментально затихли, после чего принялись прыгать с удвоенной энергией, на этот раз в сторону Льдинки. Снежанна победно улыбнулась:       — Как я и думала, сплошные самцы. Можете помочь? Пока самочка ветку не обглодает, они тоже от неё не отцепятся. Так я всех соберу и вынесу, на палочке.       Недоумевающие мерманы с интересом подбирали рыбок, подносили к ветке и понимающе хмыкали, когда карпы, кося глазом на Льдинку, повторяли за ней. После того как все рыбы присосались, растение лишь чудом не сломалось под их весом. Снежанна мило улыбнулась, перехватила его поудобнее и собралась было поползти сама, но снова оказалась на руках Пиро.       — Тебе ж так неудобно? Я донесу до подъемника, не волнуйся.       Русалочка промямлила что-то вежливое — резон в словах мермана был, но не успел он отойти далеко, как в спину им закричали:       — Ты только как на подъемник посадишь, сразу возвращайся, с ней не иди! Свои спустятся и найдут.       — Нельзя, — не оборачиваясь проорал Пиро. — А вдруг поранится? Я лучше провожу.       — А работу свою не жаль? Тебе ж статуэтки через полчаса из жерла доставать.       — Для такой красоты ничего не жаль. Новые сделаю.       Снежанна постеснялась сказать гончарам, что почти все рыбки ей не принадлежали. Мерман легко нес и её, и карпов, при этом стараясь ползти осторожно, а щеки его все так же горели. С её собственных тоже не сходила радуга, и в какой-то момент русалочка задумалась, не означало ли мягкое золотое свечение лавовых русалов смущения? Загадка…       Пиро медленно поднимался вверх по склону, прочь от лавовой реки и вернувшихся к своим делам друзей. А Снежанна внимательно изучала местность, стараясь запомнить: вдруг пригодится при побеге? Конечно, ни малейшей надежды спрятаться здесь она не питала: магия Матушки Природы могла защитить от жара на пару часов, не больше, а потом бы русалочка начала необратимо таять. Но вдруг через ущелье удастся срезать? Правда, судя по всему, в кратер кроме как сверху можно было попасть только по одной-единственной тропке в расщелине между скал. Мерманы по такой вполне проползли бы, правда, не без усилий — вероятно, этим и объяснялось то, что в группе не было девушек. А вот неприспособленным ни к чему, кроме плавания, русалкам с их неуверенным подтягиванием тела руками шансов не оставалось никаких — и половины дороги не пройдешь, как магия в тебе иссякнет и растаешь. Хорошо все-таки, что Пиро вызвался ей помочь.       Правда, большую часть пути они преимущественно молчали, стараясь смотреть куда угодно, только не друг на друга, изредка обмениваясь заинтересованными взглядами исподтишка. У обоих выбрита часть волос над ухом — значит, оба еще не вступали в брак, — но на этом схожесть культурных традиций и заканчивалась. К примеру, грудь русалки прикрывал красивый и богато украшенный кристаллами лиф, а грудь Пиро, напротив, была обнажена, зато горло и ключицы спрятаны под толстым и массивным воротником из темного металла. На пальцах, руках и под правым глазом татуировки, и понимай Снежанна знаки мерманов, узнала бы и его родословную, и планы на жизнь. У неё самой на обоих предплечьях были специальной краской нарисованы две снежинки — охранные обереги, которые, как считалось, призывают Матушку Природу на помощь в сложных ситуациях. Интересно, благодаря им Снежанна не расплавилась в лаве, а упала в руки такого красавца? Судя по постоянно проступавшему из-под кожи огню, он был довольно силен. И какие все-таки чарующие у него золотые глаза…       Еще минут через двадцать они достигли подъемника: странной конструкции из застывшей лавы, пемзы, каких-то веревок и противовесов. Как и предполагали его товарищи, оставлять русалочку одну Пиро не собирался. Деловито устроился вместе с ней в большой корзине, что-то отвязал, за что-то потянул, ободряюще улыбнулся и дернул какой-то рычаг. Снежанна даже взвизгнуть не успела — корзина тотчас устремилась наверх, и девушка рефлекторно вцепилась в своего спутника, еще больше налившегося золотым румянцем. Только карпы не обращали на происходящее ровным счетом никакого внимания, все так же деловито посасывая корягу. Когда корзина остановилась, Пиро осторожно выложил русалочку, выбрался сам и, вновь взяв девушку на руки, подмигнул:       — Уже недалеко, но впереди острые камни, боюсь, сама ты тут всю чешую обдерешь. Не против, если помогу?       — Да, спасибо. Большое спасибо.       Они продолжили восхождение, а Снежанна вновь принялась оглядываться по сторонам. Нестерпимый жар, давивший на неё в ущелье, ушел; стало прохладней, местами в воздухе даже встречалась мелкая взвесь: еще не туман, но уже хотя бы вода. На выбитых в скальной породе уступах — самодельных полках — рядами высились всевозможные диковинки: не только горшки да тарелки, как она ожидала, но и хорошенькие статуэтки, витиеватые клетки с тоненькими прутьями, светильники, приспособления для курения и куча прочей всячины. Перехватив её заинтересованный взгляд Пиро подполз поближе и замедлился, давая девушке вволю насмотреться. На восхитительном зонтике она не смогла сдержать удивленного оха: между его прутьев словно была растянута ровным слоем лава. Кажется, её зажали между двумя пластинами чего-то тонкого и прозрачного. Мерман гордо похвастался:       — Нравится? Сам придумал технологию. Использовал особый вид стекла, который твердеет на холоде, но при этом не выпускает жар. Если залить внутрь полости магму и быстро закупорить — та так и останется горячей. Пользуются большим спросом, замечу. Я и светильники по такому же принципу делаю — среди тех, кто живет в глубоких пещерах, нарасхват.       — Здорово, — протянула Снежанна. — А мы просто дома с прозрачными крышами строим, чтобы свет попадал. Правда, снег счищать приходится постоянно, зато ночью он защищает от света луны и звезд.       — Ого! Я звездное небо всего пару раз в жизни видел, но красота неописуемая, даже странно, что кому-то оно мешает. Ты, кстати, и сама чем-то на звезду похожа — такая же светленькая и светишься.       — Спасибо, — зарделась Снежанна и задрала голову.       Вид ей открылся довольно унылый: голые скалы да облака, скрывавшие вершину Горы и заодно царство Льда от глаз. Получается, звезды, чей свет так её манил, были этому народу практически незнакомы. Но где Пиро мог их видеть? И как? Выше уровня тумана он точно не поднимался — слишком холодно, мерманский внутренний жар такого не выдержит, и холодные капли остудили бы Пиро так же верно, как и горячая лава растопила бы её саму. И тут Снежанна поняла: точно, дни спокойствия! Раз в двенадцать лет вся Гора словно замирала, туман рассеивался и Солнце светило прямо в жерло вулкана, отмечая смену циклов. В такие дни русалки старались не выходить из дома — слишком жарко, ярко и невозможно плавать, но мерманам наверняка, наоборот, благодать! А если нет облаков, то и звезды ночью видны. Но тогда получается, что её спутнику больше двадцати четырех — если он видел звезды несколько раз и запомнил это. И все еще не женат? Странно, он же такой…       Задумавшись, русалочка перестала обращать внимание на окружающую действительность и не заметила, как накидка из инея попала под пальцы Пиро. Когда спохватилась, было уже поздно: нежный материал, в отличие от детей Матушки Природы, никакой особой магии в себе не содержал, а посему не обладал даже минимальной устойчивостью к жару и быстро расплавился. Заметив идущий от рук пар, мерман не на шутку испугался и, даже поняв, что причинил вред не самой русалочке, а лишь её одежде, с жаром принялся извиняться. Снежанна трагедии в случившемся не видела — невелика цена за спасение! — и улыбнулась:       — Ничего страшного. Просто она очень тоненькая, из инея, а ты очень горячий.       — Раньше я этим гордился, — тяжело вздохнул Пиро.       — И продолжай! — подбодрила его девушка. — Если бы ты не был таким горячим, не смог бы меня так высоко поднять, потух бы еще у подножия.       Парень рассмеялся.       — Тогда я недостаточно горячий! Потому что пронести смогу только до утесов, а хочу — до самого дома, чтобы тебе ни на секундочку не пришлось касаться земли.       На щечках русалки вновь заиграла радуга. Интересно, он со всеми такой обходительный? Если бы среди её знакомых был кто-то хоть немного похожий, она бы, наверное, не о побеге мечтала, а о свадьбе. Снежанна попыталась представить, как бы выглядел ледяной Пиро, и не смогла — получалось не то, пресно, странно. У ледяных русалов не бывает золотых глаз или такой чарующей, темной как ночь кожи. А жаль.       Тут её внимание привлекли странные метки на стенах. Поначалу она приняла их за простые зарубки, обозначающие высоту, но выглядели они слишком угрожающе, и, пусть и не зная языка, русалочка насторожилась. Да и окружающая температура стала уж больно вольготной. В голове шевельнулось нехорошее предчувствие:       — Это предупреждающие знаки?       — Да, — спокойно, словно само собой разумеющееся, ответил Пиро.       Снежанна вгляделась в него и тут же начала корить себя за невнимательность — несшие её руки перестали приятно светиться золотым, до плеч почернев и огрубев. Мерману здесь было непривычно. Он замерзал. Разволновавшись, русалочка тут же поспешила сказать:       — Дальше я сама.       Пиро и ухом не повел:       — Все хорошо, не волнуйся. Я горячий, могу еще дальше пронести.       — Не надо. Тебе холодно, и ты трескаешься.       — Надо, — он ответил мягко. — Я хочу побыть с тобой еще немного. Можно?       Снежанна потупила глазки и тут же увидела совершенно безжизненную кисть. Попыталась вырваться, и мерман остановился:       — Если тебе не нравится — сейчас же опущу на землю, подожди. Только не вырывайся: я, признаться, рук почти не чувствую. Боюсь, отколются.       Она посмотрела на него с непередаваемым возмущением:       — И ты еще дальше пройти хотел? С ума сошел?       — Да, — честно кивнул он. — Так прямо и подумал, тебя увидев: поздравляю, Пиро, ты сошел с ума. Такого просто не бывает на свете, даже Матушка Природа не может подобной красоты породить. Но нет, вот ты, настоящая, и от того еще удивительнее, как я вообще раньше жил. Мне очень нравится тобой любоваться. Ты чудо.       Снежанна опешила. Подобное ей, случалось, говорили, но мерман делал это совершенно иначе, не так, как парни дома, — словно не хитрил, не вилял, не врал, не повторял сочиненное заранее, а озвучивал что думает. Радуга на щечках девушки заиграла ярче, его лицо тоже постепенно залилось уже знакомым золотым светом. Потом он глянул на руки и улыбнулся:       — Видишь, мне лучше. Говорю же, не о чем переживать.       Руки и вправду выглядели уже не такими черными, кое-где даже пробивался огонь, но доверять Снежанна не спешила.       — Ты уверен? А вдруг улучшение временное?       — Уверен, — закивал мерман. — У каждого из нас своя хладостойкость, и я не хочу хвастаться, но тебе достался самый горячий из всех гончаров! Знаки, которые ты заметила, персональные, обозначают, где больше часа лучше не задерживаться. До моего предела еще далеко. Поэтому я могу работать с теми материалами, которые другим не доступны. А руки, наверное, просто затекли, оттого и почернели. Если хочешь, будем почаще отдыхать, тогда и пугаться будет нечего.       Снежанна все еще смотрела с сомнением, и мерман пошел ва-банк:       — А, чего скрывать. Я место одно показать хочу, думаю, ты оценишь. Там здорово. И будет комфортно нам обоим.       Она недоверчиво нахмурилась, но тут Льдинка, до сих пор не подававшая никаких признаков жизни, внезапно с громким чпоком отлипла от ветки в руках русалки и в один меткий прыжок присосалась к животу крайне удивленного Пиро. Глядя на свою товарку, остальные рыбы сделали то же самое, и через несколько секунд утыканный карпами и хихикающий от щекотки мерман непонимающе взмолился:       — Что это с ними?       — Еда кончилась, — констатировала Снежанна, оглядывая окрестности. — А поскольку ты все-таки немного каменеешь и покрываешься корочкой, вот и приняли тебя за продолжение банкета. Сейчас найдем, на что переманить. О! Видишь там справа кусок бревна? Давай сюда! И подойди поближе.       Пиро аккуратно, чтобы не сломать рыбок, послушался, протянул ей искомое и замер. Снежанна осторожно обхватила Льдинку, нажала той на жабры и, дождавшись, когда рыбка разомкнет челюсти, просто перевоткнула её уже в новую деревяшку. Льдинка не заметила особой разницы и, причмокнув, впилась в бревно. Глядя на свою предводительницу, остальные рыбки отпустили Пиро и в пару кульбитов вслед за Льдинкой утыкали деревяшку. Снежанна победно улыбнулась, но, перехватив взгляд мермана, снова смутилась: настолько влюбленно он смотрел. Протянул к ней руки, аккуратно коснулся щеки, провел по волосам.       — Ты необыкновенная.       Она пожала плечами:       — Обычная.       — Нет. Ты хорошо знаешь свое дело.       — Сложно совсем-то уж ничего не понимать, если каждый день с карпами проводишь.       Он рассмеялся.       — Лучше и не скажешь. Ну что, готова к последнему марш-броску? Осталось чуть-чуть.       — Да. Но тут мне и вправду комфортнее, могу и сама доползти.       — Как раз ползти-то тебе и не придется. Но не буду портить сюрприз, просто потерпи, хорошо?       Она кивнула, поудобнее перехватила бревно с рыбками и снова дала поднять себя на руки. Пиро продолжил путь.       Постепенно предупреждающие знаки, в отличие от бесконечных рядов полок, закончились. Теперь вдоль их пути стояли преимущественно заготовки под светильники, зонтики и какие-то большие емкости — явно работа Пиро. На все вопросы о том, для чего нужны такие штуки, он лишь загадочно улыбался. Когда они наконец вышли к скале, на Снежанну внезапно пахнуло жаром — неподалеку проходил тонкий лавовый ручеек. Мерман пояснил:       — Вот и раскрыт мой секрет долгого пребывания на скалах: я банально нашел, где греться. Скоро узнаешь еще один. Видишь ступеньки вверх? Тут лучше сама, вдвоем узковато будет. Рыбок пока оставь, я подам.       Удивленная Снежанна — он что, отпустит её так просто, без красивых прощаний? — поползла вверх. С каждой ступенькой жар становился все дальше, пока наконец она не вскарабкалась на плоскую скалу с довольно комфортной для себя температурой, большая часть которой, особенно около ступеней, была заставлена какими-то диковинными вещами. Свесившись вниз, русалочка услышала голос Пиро:       — Знакомься: мой тайник. Ступеньки сам выбил. Остальные мерманы сюда подняться не могут, а мне жара хватает, особенно если в лаве сначала поваляться. Есть такие материалы, которые только тут и можно морозить. А если поднимешь руку, найдешь главный сюрприз.       Недоумевая, Снежанна послушалась и замерла, счастливая. Посмотрела вверх. Не обманулась! Прямо над головой стояло пушистое облако. Только подпрыгни — и все, плыви домой спокойно. Она снова свесилась с края утеса:       — Ого, как удобно! Спасибо большое! Я бы вечность ползла до своих.       — Не за что! Остальные об этом месте не знают, а я сразу смекнул — тебе сюда и надо. Держи своих пучеглазок.       Пиро передал ей деревяшку с рыбками, но когда русалочка протянула руку, мягко накрыл её своей:       — Скажи, ты не могла бы как-нибудь снова сюда прийти?       Снежанна замерла. Он отпустил, дал русалке поднять карпов и продолжил говорить, только когда она скрылась с глаз:       — Не подумай плохого. Просто ты очень красивая, смотрю — и сразу творить хочется, в голове тысячи идей с ног сбиваются. Не обижу, обещаю.       — Мне рыбок надо пасти.       — А ты паси! Я вам тут загончик организую, веток принесу, будет здорово! Не притронусь больше, ничего не испорчу, мне бы только хоть изредка тобой любоваться. Придешь завтра?       — Не приду! — тут же парировала она и, свесившись со скалы, продолжила: — Завтра я занята буду, а вот послезавтра — да. И только попробуй соврать и не сделать загончики — обижусь!       — Сделаю, — рассмеялся он. — Буду ждать и сделаю все, что захочешь! До послезавтра, Снежанна!       — До послезавтра, Пиро, — промямлила русалочка в ответ, враз лишившись всего задора, и, покрепче перехватив бревно, допрыгнула до облачка и поплыла домой.       Пиро не соврал, и когда Снежанна вернулась на скалу, их со стадом ждало настоящее чудо: аккуратный загончик с кучей разложенных внутри окаменелых деревьев. Карпы давненько так не пировали, русалочке только и оставалось что с коряги на корягу их переносить да наблюдать, как те жиреют. Пиро развлекал её рассказами о лавовых мерманах, своих поделках, внимательно слушал сам и много, невообразимо много шутил и смеялся. Смех этот приятным гулом разносился по скалам, словно обнимая русалочку. Пока Снежанна сидела и горделиво поглядывала на мермана с высоты, он то и дело протягивал ей очередные удивительные вещи для охлаждения в потоке или просил что-то передать сверху: как выяснилось, несмотря на все громкие слова о неукротимом жаре, близость облаков делала свое дело, и ради одной поделки самому Пиро пришлось бы предварительно по полчаса греться в лавовом ручье и действовать буквально рассчитав каждую секунду. Русалочке же ничего не стоило помочь.       Так и шли дни. Снежанна сидела на своем уступе, время от времени пытаясь научить рыбок танцевать, а Пиро готовил керамику и передавал ей для охлаждения. Иногда их руки соприкасались, с каждым разом все дольше, пока наконец в один прекрасный день Пиро не протянул пустую ладонь, которую Снежанна крепко сжала. С тех пор большую часть времени они просто сидели рядом — она на скале, он на несколько ступеней ниже — и держались за руки.       Пиро оказался и вправду старше, аж на целых восемь лет — ему было двадцать семь, но порой казалось, что он, наоборот, младше — таким был смешливым и наивным. Не понимал, от какого долга бежала Снежанна, решив пасти рыбок. Не догадывался, зачем она носит на себе столько украшений. Он говорил комплименты просто и не витиевато, они попадали в самое сердце и плавили его. Третий сын какого-то крупного вождя, внук знаменитого мастера, холостой, да еще и ни разу и не встречавшийся с девушками — по его уверениям, те считали его общество крайне нежеланным. Представить подобное у Снежанны не получалось: руки Пиро были чрезвычайно чуткими и волшебными, и каждый раз, когда он гладил её ладонь, нежно скользил по ней пальцами, красавице казалось, что сердце вот-вот разобьется на тысячу осколков. Русалочка понимала, что они слишком разные и быть вместе не смогут, понимал это и её мерман, поэтому не пытался даже заикаться о будущем. Он просто рассказывал истории, посреди которых мог внезапно ввернуть:       — Ничего в жизни прекраснее тебя не видел, веришь?       — Не верю, — тихонько отвечала в такие моменты русалочка, тая под его пальцами.       — И ничего нежнее. Я ни спать, ни есть не могу, только о тебе и думаю все время. Веришь?       — Не верю, — еще тише произносила Снежанна, чувствуя, как радуга начинает играть на её щечках.       Изобилие еды и спокойная жизнь сделали свое дело, и очень скоро Льдинка стала мамой. С каким удивлением Пиро рассматривал крохотные снежные икринки на ладони русалочки! Как восхищенно следил за мальками, такими же вредными и забавными, как и сама альфа! Выяснилось, что мерман очень любил детей. Прекрасно понимая, что их общение и отношениями-то не назовешь, Снежанна не утерпела и спросила, почему все-таки он не женился. Ответ её удивил:       — Потому что я странный.       — Глупости. Мы с тобой уже столько знакомы, и я ничего странного не замечала.       — Потому что я стараюсь в твоих глазах получше выглядеть. Если хочешь знать… Там неподалеку от тебя должен сундучок небольшой стоять. Видишь? Открой.       Она послушалась. Не без труда подняла тяжелую крышку и с удивлением уставилась на увиденное.       — Что это?       — Листья.       — Из чего они сделаны?       — Их никто не делал. Они сами растут. На деревьях.       Русалочка очень удивилась.       — Правда? Никогда не видела. И часто у вас такое?       Ей показалось, или голос стал печальным?       — Это снаружи. Такие деревья растут далеко за пределами Горы, но ветер иногда приносит листья к нам на склоны. Я уже давно их собираю. И не только их.       Она молчала, удивленно глядя на его сокровище. Пиро тоже молчал, словно ждал чего-то, каких-то слов, возможно, вопроса.       — Извини, но я все еще не очень понимаю, что тут странного.       — Я обожаю мир за Горой. Изучаю его. И очень хотел бы однажды туда попасть.       Вот тут Снежанна обомлела.       — Но там же слишком холодно для тебя!       — Ага. Потому и подался в гончары: исследую материалы, тестирую, пробую. Поддерживать магму горячей в закупоренном сосуде уже могу. Надеюсь в будущем смастерить что-то вроде защитного доспеха, в котором можно… — он осекся и продолжил тише: — В общем, не самые захватывающие перспективы для брака — безумный ученый, грезящий опасными землями и мечтающий туда сбежать.       Русалочка помолчала немного, но все-таки решилась открыться.       — Я тоже мечтала сбежать. И в пастушки пошла, чтобы разведать тропы на солнечную сторону. Мне дома опасно оставаться — со дня на день могут замуж выдать, и я хотела…       — На солнечной стороне нельзя жить, — он сказал это твердо и с такой печалью, что Снежанна обомлела. Подползла к краю скалы, свесилась и уставилась в золотые глаза. Он кивнул: — Ты верно поняла, я в то место ходил, еле плавники унес. Там не выжить нашим народам: температура слишком быстро скачет, почти нет спокойных лагун с устоявшимся климатом, как на этой половине. Любой неверный шаг, промедление — и смерть от жары или переохлаждения. Вот я и подумал, чем мучиться в подобном аду, не проще ли сразу пойти туда, где никого не бывало?       — Здорово… — она задумчиво посмотрела вдаль. — Получается, однажды ты сможешь уйти отсюда и увидишь деревья, на которых растут листья? Это так… волшебно. Интересно. Твой мир не ограничен Горой.       — Наш мир. Раньше я мечтал хоть одним глазком увидеть чужие земли, но теперь хочу сделать это с тобой.       Русалочка смотрела на него, молча, не веря своим ушам, чувствуя, как лицо постепенно заливается радугой, а Пиро продолжал, с жаром, как и все, что он делал:       — Я давно уже думаю… Да что давно, с самой первой встречи, что наверняка, если можно сделать что-то вроде защитного доспеха для меня, то и для тебя такое возможно! Просто закачать туда облака, а не лаву, чтобы ты постоянно охлаждалась, и…       — Но тогда я не смогу к тебе прикоснуться.       Он замер на мгновение, а потом вытянулся к ней весь, закрыв глаза и протянув руки. Она свесилась навстречу, пальцы встретились, сплелись, лица застыли в опасной близости, и всего через мгновенье самый горячий юноша Горы поцеловал самую холодную красавицу.       — Я… придумаю что-нибудь. Чтобы мы могли иногда соприкасаться. Есть несколько способов…       — Все хорошо. Я знаю, ты сможешь, — мягко ответила она и поцеловала снова.       С тех пор как в её жизни появился Пиро, сбежать хотелось все меньше и меньше. Но если бы эти золотые глаза всегда были рядом, а эти добрые руки поддерживали и гладили… Ради такого Снежанна была готова на все.       Они поцеловались еще раз. Попробовали снова, но губы уже начинало пощипывать, и молодые люди не без труда отстранились.       — Судя по всему, наш лимит не больше трех раз, — с мягкой улыбкой подытожил Пиро.       — Но неизвестно, за какой период, — хитро улыбнулась русалочка, и он, засмеявшись, ответил:       — Предлагаешь исследовать это?       — Проводить эксперименты почаще, — игриво надула губки Снежанна.       Говорят, влюбленность окрыляет и делает краше. Возможно, не лгут, ведь не прошло и полугода после первой встречи с Пиро, как к Снежанне, заводившей вечером косяк в стойло, подплыл крайне довольный отец. Похвалил за труды — много приплода, все карпики жирненькие, как на подбор. Похвалил усердие и старание. Похвалил красоту — мол, буквально расцвела от свежего воздуха. И посулил, что уже завтра вечером она будет пировать в королевском дворце как законная супруга — его величество оказал им честь. Не слишком-то надеясь на чудо, Снежанна попыталась отговорить родителя, но тот был непреклонен: ты еще юна, глупа, своего счастья не понимаешь. Все будет хорошо, иди спать, готовься к лучшему. Русалочка кивнула, но ночью, под удивленные взгляды карпов, — куда это поплыла любимая пастушка и почему их с собой не берет? — выскользнула из дома и знакомой тропкой поспешила к их с Пиро месту встречи. Они не договаривались свидеться сегодня, но вдруг ей повезет…       Повезло: мерман ночевал у скалы, удобно устроившись в лавовом ключе, и, едва заслышав всхлипы, тут же устремился к ней. Нежно взял маленькое личико в свои большие ладони, утер льдинки, хлынувшие из глаз, заботливо спросил, что случилось. Снежанна рассказала как есть, без утайки, и чем больше говорила, тем сильнее Пиро мрачнел и тем ярче горели его возмущенные глаза: юноша не хотел отпускать любимую, а уж тем более отдавать какому-то королю. Поначалу он надеялся, что брак изменит немногое, но русалочка покачала головой: королевам нельзя выходить из дворца, а уж тем более в одиночестве пасти карпов. Они больше не встретятся.       Пиро гневно бил своим длинным, красивым хвостом по камням, лихорадочно искал выход. Они слишком были заняты друг другом в последние недели, и хитроумное устройство для путешествия за пределы Горы еще не продвинулось дальше чертежей. Ни малейшей надежды на то, что за сутки-двое мерман успеет изготовить все детали и собрать рабочую модель. А больше в запасе не было — склон Горы не так уж и велик, Снежанну скоро хватятся и быстро найдут. Что делать? Влюбленные пытались придумать, предлагая одну безнадежную идею за другой и все крепче сжимая друг друга в объятиях, не замечая, как ломаются и плавятся от этого их чешуйки.       — Я не хочу обратно. Хочу остаться с тобой, здесь, чего бы мне это ни стоило! — всхлипывала Снежанна.       — Любимая, нельзя. Ты же растаешь рано или поздно. Совсем. Исчезнешь. Лучше… — Пиро замер в нерешительности, а потом поднял на неё свои теплые глаза и сказал не терпящим возражений тоном: — Лучше я поднимусь к тебе.       — Ты там замерзнешь, — замотала она головой. — Превратишься в камень!       — Не страшно. Зато буду рядом с тобой, всегда-всегда, и ты сможешь обнимать меня, когда захочешь, и я не буду жечься.       — И говорить ты тоже не будешь.       — Еще лучше. Никаких дурацких шуток. Твой и только твой, навсегда. Пока стоит Гора.       Он поцеловал её пальцы, скрепляя клятву, а Снежанна почувствовала, как снова одна за другой катятся по щекам и тают льдинки её слез. Молчаливый, недвижимый Пиро казался ей самым страшным, что могло случиться. Он должен быть шумным, смешливым, ярким. Он же так хотел сбежать, а в итоге готов стать обреченным вечно стоять на склоне истуканом — и все ради неё…       Не зная, что делать, она потянулась к любимому. Теплые глаза вновь печально улыбнулись, мягкие добрые руки приподняли подбородок, а губы нежно согрели. И когда только она перестала бояться огня?..       Что-то упало на голову, разрушив романтический момент. Потом снова. И еще. Прервавшись, влюбленные с изумлением наблюдали, как из облака над ними один за другим падают ледяные карпы. Снежанна несказанно удивилась:       — Но этого не может быть, я закрыла загон…       — Это я их позвала, милочка. Раз уж ты собралась в путь, не оставлять же бедняжек на произвол судьбы?       Голос был незнакомым, и русалочка в испуге прижалась к мерману. Вслед за рыбками из облака показалась странная женщина, одновременно старая и молодая, огненная и ледяная, каменная и воздушная, — сотни, тысячи противоречий сочетала она в себе и смотрела на них с задумчивым прищуром всезнающих глаз. То была богиня их Горы и всего мира — Матушка Природа.       Пиро подался вперед, прикрывая русалочку, и Снежанна почувствовала себя самой счастливой на свете. Матушка Природа пристально разглядывала их, но внезапно улыбнулась. Тепло улыбнулась. И это было такое же тепло, как и у Пиро, — согревающее, но не причиняющее боли.       — Я смотрю, мир мой стал маловат для вас двоих?       Снежанна потупилась, но обхватила руку любимого, положив голову ему на плечо. Будь что будет. Зато вместе.       — Скорее, он просто больше не подходит. Нам в нем нет места.       Владычица всего сущего задумчиво потеребила подбородок и, хмыкнув, развела руками:       — Тогда пора его немножко подогнать, чтоб был впору.       Она хлопнула в ладоши, и внезапно троица оказалась совсем в ином месте — посреди огромного моря воды. На мгновение кожу обожгло болью, но потом яркий свет окутал фигуры мермана, русалочки и рыбок, чтобы через несколько секунд исчезнуть, изменив их тела.       Нет, Пиро по-прежнему был чернее угля, а она — белее снега, но тела их стали мягкими на ощупь и — Снежанна не удержала восторженного вздоха — одной температуры. Любимый обнял её со всем жаром, на какой был способен, но не причинил вреда, напротив, сделал счастливой. Они стояли по пояс в воде, и оба ощущали себя в ней словно дома. Рыбки плавали рядом, а Льдинка, с подозрением косившаяся на Матушку Природу, явно готова была напасть на странную особу по первой же команде своей пастушки. Остальной косяк следовал её примеру, но владычицу это только позабавило:       — Кажется, с морскими тварями проблем у вас не будет. Что ж, живите счастливо, плодитесь и размножайтесь. Океан огромен, много больше Горы, здесь хватит места и для жизни, и для неуемного любопытства.       Снежанна кивнула, но, бросив взгляд на Льдинку в окружении мальков, с грустью добавила:       — Но нашим детям здесь будет одиноко.       — А кто сказал, что они будут одни? Вы первые, да, но не единственные. Скоро потянутся еще. Недолго океану пустовать.       Она подмигнула, но русалочка не удовлетворилась:       — Но что делать, когда и океан для нас станет мал? Я уверена, однажды так и случится. Что тогда?       Матушка Природа посмотрела на неё и хитро прищурилась:       — Если ваши дети хоть немного окажутся похожи на своих родителей — найдут выход. В конце концов, суши еще полно.       — Суши? Что такое суша? — переспросила русалочка, но владычица уже исчезла.       Влюбленные переглянулись.       — А она умеет заинтересовать, — улыбнулся Пиро, притягивая Снежанну к себе.       — Ты о суше? В целом да, я бы тоже хотела узнать больше, но сначала надо…       — Скорее про пункт «плодитесь и размножайтесь». Кажется, пришло время очередных экспериментов.       — Но мы пока не знаем, как эти тела…       — Очень тщательных экспериментов.       Снежанна зарделась, поводила пальчиком по его груди и с вызовом заглянула в глаза:       — По брачным обрядам моего народа мужчина должен сперва построить дом, соорудить загон для рыбок и принести жене шаль из инея.       Пиро рассмеялся:       — Так, ну загон я уже делал, это не засчитывается? К работе над домом приступаю немедленно, но вот шаль станет непреодолимой преградой: как ты помнишь, я в жизни видел всего одну, да и ту порвал.       Снежанна наигранно возмутилась:       — Если хочешь, чтобы я простила твою дерзость, жилищу лучше оказаться и вправду впечатляющим.       — Под стать тебе, дорогая, под стать тебе…       Так они и жили с тех пор в океане. Пиро соорудил красивый плавучий дом, в котором можно было из тени смотреть на небо, и к которому прилегало несколько загонов для дорогих сердцу Снежанны карпов, за несколько месяцев вымахавших в огромных сторожевых рыб. Матушка Природа не соврала, счастливая семейная пара постепенно обрастала друзьями и знакомыми, и всего через пять-десять лет все они уже гордо звались народом — морскими русалками. По вечерам, засыпая на плече любимого и поглаживая головы детей, Снежанна смотрела вверх, на звезды, и радовалась самому главному — что они могут видеть их вместе.       И что противоположности притягиваются.