Вообразите себе жизнь без смерти.

Временами, когда Кащей отчитывает свою охрану за разгильдяйство - проворонили, мол, снова Дурака, Алеша недоумевает. Ведь еще ни разу за всю их службу не было приказа убить Ивана - как, например, Святогора или Лешего. Каждый раз Кащей бранит их, и каждый раз на вопрос, что делать, отмахивается: "Домой. Переодеваться". А в те дни, когда Иван едва не ночует в библиотеках, штудируя легенды и мифы разных народов, выискивая способ убить своего заклятого врага (и старательно отгоняя мысль о том, что все это бесполезно), Кащей будто бы выглядит нервозным. Наверное, это потому, что не знает, чем занят Дурак, и где вынырнет в следующий раз. Кащей будто нарочно подставляется под удар: ходит туда, где вполне мог бы засесть желающий убить его, подолгу прогуливается в безлюдный местах, отсылает богатырей за каким-нибудь пустяком. Но когда Дурак возобновляет свои попытки уничтожить душегуба, все возвращается на круги своя. Снова колючая проволока, снова камеры наблюдения и ночные обходы. Снова едкая усмешка Кащея, возродившегося - из лужи крови ли, из огня ли, из пепла. Снова досада в ивановых глазах, на самом дне которых можно разглядеть все более возрастающее отчаяние. И каждый раз Кащей отпускает Ивана восвояси, снисходительно похлопав его по плечу на прощание. Иван сам не знает, почему все еще жив. Жизнью это, конечно, не назовешь - так, апатия, граничащая с безумием. И ощущая за своей спиной развернувшуюся бездну, готовую поглотить его, перемолоть и оставить на дне изломанное тело с пустыми глазами, глядящими в никуда, Иван изо всех сил цепляется за их с Кащеем войну. Пусть нетребовательную, с поддавками, но все же дающую иллюзию того, что ничего еще не кончено. Что тот, чья судьба убить врага земли русской и стать героем, освободителем - не сходит медленно с ума, ощущая свою бесполезность. Иван смотрит в зеркало, и, увидев в нем свой потускневий взгляд, улыбается. Улыбка выходит кривой, и он подбадривает себя: "Никто кроме нас, забыл?" Мысль о капитуляции он упрямо обходит стороной.