The Acid — Basic Instinct
Он позвонил вечером, когда я уже ложился спать. Не выговаривал буквы, внезапно прекращал говорить на середине предложения, выплевывал окончания с заметным придыханием (особенно хорошо у него получилось выплюнуть букву Т, когда он говорил о своих инстинктах). Если честно, я не помню о чем именно он говорил. В его речи сложно было выделить какую-то одну тему. Скорее всего, сейчас мой собеседник лежал в какой-то подворотне. Свой монолог он начал со слов «Я все еще тебя люблю», а закончил «Чтоб ты сдох, урод», после этого просто оставаясь на линии. Он захлебывался своей же кровью, обмазывался ею и пил литрами. Я знал, что ему было больно. Больно и морально и физически. Он слушал мое дыхание и позволял себе пропустить некоторые мои безразличные вздохи, заливаясь болезненным кашлем. После того, как он закончил свою речь, я выдал лишь одно слово, от которого тот, вероятно, вновь потерял смысл жизни. Мое простое «понятно» ударило ножом по его обвитому шипастыми стеблями сердцу в очередной раз и заставило болезненно сжаться. Я слышал, как он задыхается. Перед глазами появлялась картина: он лежит в грязном переулке в луже собственной крови и из его рта лезут белые лепестки роз. Мне и вправду было все равно на то, умрет он или его подберет какой-нибудь парень, который пожалеет и заделает дыру в груди. После этих мыслей в моей груди что-то болезненно сжалось. Могу ли я так говорить, когда сам после первой фразы в одной пижаме выскочил на улицу, чтобы поймать такси? Я довел его до такого состояния, и теперь он меня ненавидит… Хотелось бы верить в то, что он меня ненавидит. Вроде взрослый парень, должен же понимать что нас не поняли бы люди, возненавидели бы и попытались испортить жизнь любыми способами, но он все равно пытался добиться моего внимания, завоевать мое сердце, поселиться в голове и никогда оттуда не вылезать. Иногда я представляю что он чувствовал в моменты моих отказов и каждый раз мне становится не по себе.«Я не хочу отвечать на твои чувства» — после признания;
«Что ты сделал, Эрен? Уходи сейчас же» — после первого поцелуя;
«Не хочу тебя больше видеть» — после первого букета с запиской;
И простое лаконичное «отъебись» после всего остального. После двадцать первого «отъебись» я узнал про его болезнь, но все равно продолжил посылать куда подальше, а потом начал заносить в черный список. Из-за него же пришлось переехать и сменить номер, но он продолжал звонить и писать. В большинстве случаев я просто сбрасывал, а в особо одинокие вечера поднимал трубку и просто молчал, пока тот счастливо рассказывал как ему живется. Он сказал, что тоже переехал, сказал мне свой новый адрес, а я лишь подумал о том, что мне все равно. Именно поэтому в следующую секунду я записал его на холодильнике и именно поэтому поехал туда поздно ночью после работы. Он жил теперь на восьмом этаже в квартире 69. Я пришел к выводу, что он или знал что я приду и попытался сейчас подкатить, или просто так совпало. Перед дверью я стоял и отчитывал себя за такие поспешные действия. Я знал, что этот придурок очень беспечный, поэтому просто дернул за ручку. И я нисколько не был удивлен, когда она просто открылась. На тумбочке лежало две связки ключей, а сам он спал на диване, подперев одну щеку подушкой. Мне было все равно, что его может продуть на сквозняке и что он может заболеть, ровно как и то, что его могут ограбить, убить или изнасиловать. Поэтому я укрыл его пледом, невесомо провел пальцами по щеке и закрыл за собой дверь. Он звонил каждый день, но отвечал я только в четверг, потому что тогда мне было особенно плохо. Он справлялся со своими приступами и жил спокойно благодаря этим бесполезным звонкам, в которых принимал участие только он один. Как-то раз, не выдержав, я задал ему вопрос: — Эрен. Ты же понимаешь, что я занимаюсь своими делами и совсем тебя не слушаю? И он ответил, что прекрасно это понимает. Наверное, он понимал и то, что я просто не мог не слушать его. Убивая свои чувства, которые отчаянно боролись за выживание, к парню, который любил меня трепетно и нежно, я становился всё холоднее и холоднее, в конце все-таки отвергнув чувства и парня полностью. Я не ответил в прошлый четверг, а он сдался после пятого звонка. Я и сегодня бы не ответил, но что-то глубоко внутри меня приказало сделать обратное. И вот результат. Мои домашние тапки промокли, потому что я бежал по лужам в сторону ближайшего темного переулка. Я надеялся на то, что он упал где-нибудь неподалеку от своего дома. Но фраза, которую он выдает, заставляет закашляться уже меня: — Знаешь, я рад что… сдохну… — он давится кровью и сплевывает ее в сторону, — у твоего подъезда. Может тогда тебе станет хоть немного стыдно. Мои зубы стиснулись так, что, казалось, они сейчас начнут крошиться. Я приехал к нему за две минуты на такси, заплатив по тройному тарифу, а сейчас этот мелкий ублюдыш говорит что он у моего подъезда? — Да чтоб ты подавился своей кровью, мудила, — думаю я и тот начинает громко кашлять. У него осталось совсем мало времени и я это прекрасно понимал. Плюнув на все свои принципы, я побежал вверх по улице, резко свернул во двор и получил сумкой по голове от недовольной женщины, которую чуть не сбил с ног. — Лучше ты полюбил кого-то другого, ублюдок. Почему именно я? — крутится у меня в голове, вертится на языке, но упрямо застревает в горле. Я слышу его тяжелые рваные вздохи и то, как он захлебывается кровью в перемешку с лепестками. Я могу выдать только совсем тихое и рваное «подожди» и трясущимися руками поставить его на удержание. На экране телефона появляются цифры 911. Девушка теплым голосом спрашивает меня о том что случилось и я мгновенно срываюсь на полукрик, выговаривая адрес и причину. Она понимает все быстро и сбрасывает, а я возвращаюсь к немому разговору с парнем, пытаясь вернуть себе невозмутимый тон. — Только попробуй сдохнуть там, уебок, и я заставлю вылизать там все за собой, и мне похуй что ты будешь мертв, понял? Выходит слишком нервно и сбивчиво. Я бегу, вслушиваясь в тишину на том конце провода и молюсь всем богам, чтобы тот ответил хоть что-нибудь. Только спустя двадцать секунд он соизволил издать смешок, сразу же заливаясь кашлем. Мое сердце громко стучит, и я уверен в том, что это все из-за бега. Перед глазами вижу картину: мы с Эреном стоим на мосту безумно уставшие и донельзя вспотевшие. Утренние пробежки всегда означают ощущение нереальной липкости по всему телу, а как это принять такому брезгливому человеку как я? Никак. Но сейчас это чувство ушло на дальний план, потому что глаза зацепились за единственный темный переулок. Я уже слышал как орет сирена скорой помощи. На том конце провода снова раздался пронзительный кашель, но зачем мне было слушать его по телефону, когда я мог прекрасно слышать его без него? Мое дыхание сбилось окончательно, когда я увидел Эрена, прислонившегося к холодной кирпичной стене. По его подбородку стекала вязкая темно-алая кровь. Она пачкала белую кофту и такие же белые лепестки, которые рассыпались везде где можно. Я захлопнул раскладушку, заставляя этим звуком обратить его внимание на себя. Его глаза, в которых я готов был утопать каждую секунду, смотрели на меня с той же любовью, что и обычно, но взгляд при этом был вымученным и уставшим. На языке крутилось очень много слов. Я хотел сказать, что люблю его, хотел сказать о том, какой же он идиот, раз захотел умереть именно здесь и именно сегодня. — Ты в курсе, что я из-за тебя не высплюсь? Как же я тебя ненавижу, идиот. Собственный дрожащий голос раздражает до посинения. Он смотрит внимательно, не до конца понимает что происходит, но перестает кашлять. Это заставляет меня начать волноваться, и я падаю на колени прямо в лужу крови, обхватывая его лицо ладонями. — Потерпи немного. Мы доедем до больницы. Я не собираюсь тащить тебя самостоятельно, понял? Я смотрю в его глаза, которые смотрят еще теплее, чем обычно. Его уголки губ подрагивают. Хочет улыбнуться, мудила. В такой-то момент. — Как же с тобой сложно, Эрен. Мои руки тянутся к его шее, легко обхватывая. Я прижимаюсь к нему, несмотря на всю эту грязь вокруг. Я слышу его дыхание, которое стало ровным. Я слышу, как спокойно бьется его сердце. Пожалуй, оно бьется даже слишком спокойно. — Прости меня. Эти слова даются тяжело, но после них груз с души спадает мгновенно. Меня с силой оттягивают от Эрена, и я остаюсь сидеть на холодной земле в грязном переулке. Мое сердце впервые так сильно болит.