Всепоглощающая любовь

Лилия — взрослая женщина. Ей давно перевалило за сорок, но Юру это почему-то не смущает. Наверное, потому, что все, что может думать, видя ее, — это «Как бы не поплавились мозги». Мозги превращаются в жижу, когда он видит ее в одном нижнем белье. А когда она касается его щеки или убирает прядку волос с глаз — Юре срывает крышу. То есть она и так давно сорвана, но съезжает еще на пару-тройку сантиметров. Фундамент тоже потряхивает: у него встает, и член изнывает от нетерпения. Но он терпит, потому что сначала Лилия хочет поиграть. Он с радостью подставляется под плеть, он чуть не плачет от счастья, когда тонкий каблук упирается ему в плечо, он превращается в ничто, но это даже приятно. — Лилия, — благоговейно выдыхает он, когда по телу в очередной раз проходит плетка. — Я не разрешала тебе открывать рот. Юра замолкает, но в мыслях крутится одно сплошное «Лилия, Лилия…» Когда ей надоедает орудовать плеткой, она разрешает себя трахнуть. Юра действует осторожно, он боится причинить ей хотя бы малейший вред. От этого секс похож на вальс. Последнее па — кончить в презерватив. А потом поцеловать в накрашенные стойкой бордовой помадой губы. И шептать: — Спасибо, спасибо! — горячечно, потому что мозг кипит. Лилия встает и накидывает шелковый халат с цаплями и цветами. — Приготовить тебе блинчики? — спрашивает она ласково. Вне постели она совсем, совсем другая. Заботливая приятная женщина, с которой так хорошо выпить чаю и побеседовать о литературе. Юра не знает, какая Лилия ему больше нравится, он влюблен в обе ипостаси и к обеим относится с благоговением. Ах, нет, есть ведь еще и третья ипостась — Лилия на работе. Тогда она больше похожа на себя в постели: жесткая, строгая, безапелляционная. Но все равно справедливая и чувствующая грань, за которую переступать не стоит. Она всегда доводит Юру до порога, после которого он просто упал бы замертво от изнеможения, но никогда его не перешагивает. — Да, пожалуйста. Лилия кивает и уходит на кухню. Юра наносит заживляющую мазь на места, где по телу прохаживалась плеть, и тоже одевается в привычные черные лосины и леопардовую футболку, которую ему подарила Лилия, обозвав полной безвкусицей. Когда он заходит на кухню, Лилия помешивает тесто в большой миске и напевает «Миллион алых роз». Голос у нее приятный. Юра обнимает ее со спины и поглаживает по свободной руке. — Что, на нежности потянуло? — в ее голосе слышится усмешка. — Ты располагаешь. — Ужели? — Угу. — Юра целует ее в шею, неприкрытую волосами, собранными в гульку. — Мне, разумеется, приятно, но я бы посоветовала не мешать мне, если ты все-таки хочешь блинчиков. — Один поцелуй — и я пойду выбирать музыку для короткой программы. Лилия поворачивается к нему, берет его лицо в нежные руки с тонкими длинными пальцами и целует. Языки сплетаются, даруя непередаваемое наслаждение, и у Юры снова разжижаются мозги. — Люблю тебя, — шепчет он, когда Лилия отстраняется и нагибается, чтобы достать сковородку. Она ничего не говорит, и Юра не знает, любит ли она его так же. Она никогда об этом не заговаривала, а у него не хватало смелости спросить прямо. — Прежде чем ты уйдешь, открой мне варенье, вон, на столе стоит. Юра послушно открывает и уходит выбирать музыку. Ему хочется что-то о любви — настроение такое, любовное. В голове — никаких связных мыслей, только чувства. Целый ворох чувств, от радости, что у него есть Лилия, до печали от того, что он не знает, любит ли она его. И в центре этого эмоционального кома — большая, всепоглощающая любовь.