Мгновения до смеха

      — Ну что, волнуешься? — улыбнулся полноватый бородач, наблюдающий, скрестив руки у груди, как молодая сверхактивная красотка в джинсовом комбинезоне разогревает сидящих за маленькими круглыми столиками в полутьме людей. Ее шутки, не соединенные в единую историю, отрывочные и потому неожиданные, «улыбали» и нас двоих, прислонившихся к вишневой кирпичной стене, а задор в голосе способен был, казалось, растопить любой сердечный лед! Здорово, что он — организатор здешнего «открытого микрофона» — именно ее мне посоветовал пригласить. Только б на ее фоне хуже не выглядеть…       — Да какие там волнения, — постукивая ледяными пальцами по собственному плечу, скривил я губы, — всего лишь самый важный день в моей зачинающейся карьере. Что может пойти не так…       — Все, — еще шире улыбнулся он, переводя взор на меня. — Когда я впервые выступал, в зале стояла гробовая тишина, потом какой-то пьянчужка упал со стула — и публика разразилась громоподобным хохотом! После я год не выходил к микрофону: если падение поддатого мужика смешнее всех твоих острот вместе взятых…       Я понимающе кивнул. Да уж… Но, к счастью, я не в первый раз выйду на сцену, просто прежде мои монологи были короткими, а тут — полноценный «спешл». Если получится сносным, может, смогу пробиться с ним на какой-нибудь стриминговый сервис — и тогда начнется мой тяжкий путь к известности и деньгам — к мечте полноценно являться тем, кем словно бы лишь именую себя, «притворяясь» комиком. Ох уж этот синдром самозванца…       Под заливистый смех публики комедиантка на низенькой сцене, освещенной созвездиями миниатюрных лимонных лампочек, игриво поклонилась в благодарность за аплодисменты и подмигнула мне, в тот миг пропустившему удар сердца.       — А теперь поприветствуйте — Кейси-и-и Джеффрис!       — Удачи! — успел меня ударить по спине ладонью лесоруба друг.       Под шум ритмичной музыки и аплодисментов я взошел на сцену по скрипучей деревянной ступеньке. Микрофон из зажима дистрофичной стойки переместился в мою руку, свободной я махнул улыбающимся лицам, хорошо различимым в слабом свете пары десятков настольных светильников. Но вот эмоциональный подъем иссяк, как и аплодисменты, и практически в полной тишине я поднес микрофон к лицу.       — Мой лучший друг как-то сказал: «Ты не комик, если у тебя нет ни одной шутки, за которую нужно было бы извиняться. Это не превознесение пошлости ради пошлости, грубости — ради публичного шума; задача комика высматривать грехи общества и высмеивать их. А если ты всегда заодно с толпой и лишь развлекаешь ее, ты не комик. Ты — шут». Очень мудро! Ведь, действительно, не затрагивать важные темы в своих выступлениях — это как беднейшему африканскому племени, в котором люди умирают от жажды и голода, отправить в качестве помощи годовой запас средства для мытья посуды.       Мгновения тишины сразу после озвученной шутки — вот причина, по которой у комиков часто нет волос! Но как только смех, пусть и не громкий, легкий, мягкой волной окатил зал, пружины из нервов во всем моем теле чуть-чуть распрямились.       — Говоря о бедности, я рос в довольно бедной семье. Не в бедной-но-трудолюбивой — иначе в какой-то момент мы бы, возможно, перестали быть бедными, а в бедной-ленивой семье — мы даже не пытались! Мы и убираться-то не любили; работа по дому была наказанием для детей. Как-то меня заставили мыть старый электрический чайник — кто-нибудь из вас пробовал доставать из его носика фильтр, такую вставку с сеточкой? Похлопайте.       Люди удивленно переглянулись.       — Вот именно! Мы тоже нет! Но я, мóя чайник, сделал это — и вот что обнаружил: однажды… в него заполз большущий таракан и уютненько сдох, застряв лапами в фильтре. Никто этого не заметил, и какое-то время мы всей семьей дружно заваривали таракана! Увы, это показательно!.. Ведь будь мы богатыми, для каждой новой кружки чая мы использовали бы нового таракана, а не заваривали бы по сто раз одного на всю семью!       Люди смеялись от души, я широко улыбался, опершись на микрофонную стойку, и был искренне счастлив! — пока за столиком условного второго ряда не увидел ожившее печальное эмодзи… Губы бледного молодого человека дрожали, уголки были опущены вниз, брови — домиком, в глазах — вселенская тоска, почти что слезы… На секунду собственное выступление мне показалось неуместным сюром, и я даже панически огляделся, проверяя, не тронулся ли окончательно, не начал ли комедийный монолог, когда подошла моя очередь сказать что-нибудь хорошее о покойном. Но, нет, ни оргáна, ни цветов, ни «гвоздя программы» позади в лакированном ящике. Стало быть, парнишка попутал — или я уже умудрился, не провыступав и пяти минут, ткнуть его палкой в открытую рану?.. Что бы там ни было, нужно было собраться: камеры «пишут» — деньги, вложенные в запись спешла, мне никто не вернет, второй попытки еще долгое-долгое время не будет.       — Как вы поняли, покупать мне и сестре родители мало что могли: в карманах и кошельках был вакуум, засасывающий любую найденную на дороге мелочь; но дети ж постоянно клянчат, и отец, чисто ГЕНИЙ воспитания решил вместо игрушек и прочих вещей, которые мы просили, давать нам мудрость — на деле он умудрялся сказать что-нибудь такое, из-за чего детский — да и взрослый тоже — мозг тупо зависал! В десять лет я очень сильно хотел сапоги — «говнодавы». Я решил намекнуть отцу, а не просить в лоб, чтобы ему было сложнее отказать. Показал ему страницу в журнале: «Смотри, какие! Черные, на толстенной подошве — крутые! С одной стороны, хочется, а с другой, денег, конечно, у нас мало…», — передразнил я детский голосок с печальным вздохом. — На что отец, не отрывая глаз от телевизора, ответил: «С одной стороны — хочется, а с другой — затылок». МУДРОСТЬ! — постучал я пальцем по виску, ловя улыбки, но никак не бурный смех. Ладно, эта была слабовата… — В следующий раз я уже не стал ходить вокруг да около и прямо сказал, что хочу получить «говнодавы» на ближайший день рождения. «Знаешь, сынок, — произнес отец, положив руку мне на плечо, — не обязательно тратить деньги на них. Любые ботинки будут «говнодавами», если ты не смотришь, куда идешь».       Взор мой скользнул к поникшему парню, и настрой, несмотря на раздавшиеся короткие смешки, поблек и потрескался. Хватит на него смотреть, работай в сторону тех, кому шутки заходят…       — Спасибо, конечно, за эту жизненную цитату, но лучше бы со мной вовремя о сексе поговорили и все объяснили в подходящее время. Отсутствие секс-просвета аукнулось мне в начале старшей школы. Кто знает, что такое «СексМСки»?       Большинство похлопало, но даже если б воздержался всего один человек, мне бы все равно пришлось пояснить для него; вовлечение зрителей просто делает выступление живее.       — Для тех, кто не в курсе, это «СМС», но сексуальные, когда вы пишете друг другу пошлости, занимаетесь сексом по переписке. Со своей первой девушкой мы это делали, ведь для настоящего секса у меня не должно было быть дома чайных тараканов, а у нее — вообще нигде не должно было быть бати-боксера. Так что мы переписывались. А я же из тех рассеянных людей, что, задумавшись, выпрыгивают из самолета, ошибочно полагая, что уже надели парашют. Ничего не проверяю лишний раз. Пишу я, значит, — зависли мои кисти над воображаемой клавиатурой, — «…мои пальцы пробираются тебе в трусики и начинают ласкать твой…» Я помнил начало слова: что-то на «кли…». Пишу «кли» — Т9 всегда выручит! Подставляет вариант, я смотрю на него, вроде все в порядке — и отправляю! И моя девушка получает: «…и начинают ласкать твой клиПЕР»! Если вы не в курсе, — а девяносто процентов людей на земном шаре не в курсе! — «клипер» — это корабль. И хотел бы я сказать, что удивление подружки в тот момент не сравнилось бы ни с чем, но оно и рядом не стояло с шоком учительницы истории во время моего выступления с докладом, в котором я перед всем классом с серьезным лицом рассказывал о торговых клиторах, чайных клиторах и, конечно же, о клиторах на паровых двигателях.       Женщины смеялись громче — оно и понятно: от мужской сексуальной необразованности они натерпелись. Одного зрителя я, похоже, задел сильнее прочих: угрюмый, стриженный почти под ноль типичный завсегдатай качалки, обнимаемый утонченной спутницей в декольтированном красном платье, решил явить миру свое остроумие. Терпеть не могу хеклеров…       — А когда уже шутки начнутся?! Или все выступление будешь нудить?!       Остальные люди притихли, вздернув брови, неловко переглянулись.       — Девушка в красном рядом с этим горластым, Вы горяча как пламя! Кто бы подумал, что возможно так сексуально обнимать бревно!       Она засмеялась первой и громче всех; я даже заслужил аплодисменты! Полагаю, если б не это, поставленный на место хеклер уже бы рвался на сцену с кулаками, но, пристыженный ее реакцией, он кисловато оскалился и обнял ее, целующую его в щеку, в ответ.       — Та-а-ак, о чем я там говорил… — задумался я. — Секс… Секс в новогоднюю ночь — это здорово! Если только ты не празднуешь в кругу семьи… Не то чтобы у меня это было! — заглушил микрофон волну смеха. Грустный парень по-прежнему не улыбался, но, кажется, уже и не хотел рыдать. Однако ж, прогресс! — Я был откровенно тупым ребенком — и, если честно, мало что поменялось. До двенадцати я на полном серьезе считал, что существует напиток «эКспрессо» — который подают в экспрессе, все логично. Наверное, из-за тупости все мои отношения с девушками потерпели полнейшее фиаско! Я следовал известному черт-знает-чьему совету «быть самим собой» — и действовал как производители туалетной бумаги, делающие слои все тоньше и тоньше, — вел опасную игру, хах! Сильно рисковал. В истории моих разрывов столько кринжа, что к концу моего выступления каждому пятому потребуется скорая. Все равно рассказать? — с задором оглядел я зал.       — ДА!       — Да, давайте сделаем вид, что я ушел бы со сцены, ответьте вы «Нет!»… У меня множество недостатков, но, несмотря на это, мне все равно удавалось начинать отношения с прекрасными девушками. Простуженный, я сморкаюсь как пожарный гидрант. Член не очень прямой: скажем так, он немного любопытствует, что же происходит справа от него! В холод из-за мурашек волосы встают дыбом так, что после горячего душа в ледяной ванной комнате мои ноги похожи на две пушистые ели. А однажды я вообще в людном туалете в ТЦ, стоя возле раковины, плюнул себе в нагрудный карман — случайно! — но выглядело так, будто я решил сохранить плевок до лучших времен: мало ли в дороге попить захочу. Еще я не доверяю людям, никогда не доверял. Поэтому в детстве, когда приходилось убирать за котом, почему-то оставляющим кучки в душевой кабинке, я каждый раз задумывался: а это действительно кот нагадил? Или кто-то из домашних мстит мне за недавнюю ссору?.. И — туда же, в копилку недостатков, — я… не сказать, что прямо «брезгую», но что-то такое проклевывается. Например, я не понимаю людей, спокойно относящихся к тому, что их вторая половинка может воспользоваться ИХ зубной щеткой, если забыла свою. Вот если моя девушка даже просто ДОТРОНЕТСЯ до моей зубной щетки, мне проще ее потом сжечь и завести новую!.. А зубную щетку — выкинуть.       Губы пасмурного паренька дрогнули под всеобщий смех, и он как-то стыдливо, виновато прикрыл их рукой, словно укорял себя за то, что посмел хотя бы ненадолго отогнать от себя дождевые тучи.       — Кстати, — раз уж речь зашла о ванной, — как человек, пользующийся преимущественно гелем для душа, я только недавно узнал на собственном опыте, как же тяжело удержать в руках мокрое мыло. К сожалению, в тот момент в ванной я был один.       Второе попадание — парень выпустил наружу с придыханием смешок. В следующий же миг наши глаза встретились, и выражение его лица вновь стало похоронным, только эмоциональную палитру расширило еще более явное чувство вины.       — Вы когда-нибудь сидели в туалете так долго, что отсиживали себе ноги? — Люди похлопали сами, без моих просьб, один мужчина — аж держа руки над головой. Сразу видно, насущная проблема! — На онемевших ногах грациозности не достает, так что несколько следующих минут ходишь так, будто рукоятка вантуза застряла в заднице. Это все технологии виноваты! Сейчас в малюсеньком устройстве может быть столько тупых, но затягивающих игр, что мы играем в них неприлично огромное количество времени, где угодно, даже в туалете — особенно в туалете! Свои лучшие рекорды я поставил там: ради несуществующей награды реально напрягался.       В горле пересохло. Я отошел к барному стулу у края сцены, чтоб отхлебнуть из стоящей на нем бутылки, и зрители похлопали, дабы заполнить тишину. Улыбнувшись, я чуть не захлебнулся; может, вместо тяжелого написания материала — пить воду за аплодисменты?       — Что в доме, где я вырос, что в квартире, где живу сейчас, — ужасные трубы. Так что во время настройки воды в душе я ощущаю себя взломщиком сейфа, на которого внезапно поссали: «Немного леве-ее… — изобразил я сосредоточенность и поворот ручки старого сейфа. — Теперь праве-ее… Еще чуть-чу-БЛЯТЬ, КИПЯТОК!!!»       Сам того не желая, первым делом я проверял своего самого сурового критика — и речь вовсе не о хеклере, давно уже гогочущем в полный голос. Парнишка смеялся, опуская взгляд на стол. На сердце у меня распускались цветы: зал ощущается единым организмом, и удовлетворение приходит лишь тогда, когда он весь целиком «излечен».       — …Поэтому я предпочитаю мыться прохладной водой — не рисковать. Но чем дольше моешься, тем холоднее она становится, поэтому мыть член я стараюсь сразу; если делать это в конце, все выглядит так, будто я пытаюсь за голову вытащить черепашку из панциря, но она побеждает и прячется все глубже… Трубы очень старые: они рычат, ворчат, завывают, и однажды вечером я лежал в постели со своей девушкой — мы только начали встречаться, ничего серьезного, удачно завершилось первое свидание, она заснула — как мне думалось. И в этот момент загудела труба. Загудела практически человеческим голосом! Мне показалось, что я в этом гуле разобрал слова, меня тут же потянуло на хохот, и я гулким басом, подражая трубе, повторил «услышанное» на грани отрыжки: «ЯТЭБЯЛУБЛУ!» Смеялся-смеялся, а потом повернул голову — моя девушка с выпученными глазами смотрела на меня. Она никаких слов в гуле трубы не различила, она услышала только хохочущего долбоклюва, который «весьма оригинально» признался ей в любви на ПЕРВОМ свидании. Она бросила меня на следующий же день — это было три года назад, а труба каждый вечер по несколько раз меня передразнивает — либо признается в любви!       Ранее грустивший юноша сейчас почти плакал, но слезы собирались выступить на его ресницах уже не от печали, а от потряхивающего все его тело хохота.       — Как вы уже могли догадаться, я мастерски умею портить романтические моменты. Следующую подружку я на наше первое свидание повел в парк на пикник. Все как в фильмах, разве что мы оба работали, поэтому пошли не солнечным днем, а вечером, практически ночью, — и так стало лишь романтичнее! Темное небо, яркие звезды, тишь, никого вокруг. После перекуса мы легли вместе на плед — лицами друг к другу. Чувствовалось, что сейчас вот-вот случится первый поцелуй, я волновался, она тоже, но нам хотелось поцеловаться, мы посматривали на губы друг друга, но нельзя же это делать, потому что тогда ход мыслей человека станет кристально ясным, а это смущает. И вот девушка, нежно улыбаясь, смотрит мне в глаза и произносит: «Прямо-таки не знаю, куда глаза деть…» — «Положи их в карман». Это вы сейчас посмеиваетесь. Она не смеялась. Со следующей девушкой мы провстречались месяц. То было жаркое лето, по дому я ходил в трусах, без майки. Когда мы не могли с подружкой пересечься, то созванивались по видеосвязи. Как обычно я с ноутбуком лег на кровать, на живот положил подставку, а его — сверху. Пока мы говорили, мой ревнивый кот тоже захотел внимания, лег рядышком, но не под боком, а — между ног, между бедер. У нас тут романтическая беседа, флирт — на почве того, что трусы камере ноутбука не видны и я как будто бы голый лежу, — а кот от скуки начал яйца вылизывать, чавкать громко — как нарочно! «Что это… за звук?» — в недоумении спросила она. «Да нет, ничего такого! У меня тут кот просто яйца вылизывает,» — я еще и пальцем вниз показал, словно на свои яйца! — и не понял, почему у нее отвисла челюсть! Эти отношения закончились раньше, чем я смог объясниться, — девушка «повесила трубку» и испарилась, больше не отвечала на мои звонки. Это ей делает честь! Лучше так, чем — «А, просто кот тебе яйца вылизывает — ясненько. А что на ужин будешь готовить?..»       Потупив взор с застывшей полуулыбкой, я смиренно подождал, пока люди высмеют весь кринж наружу.       — Мои последние отношения продлились два года. Мы съехались, прекрасно ладили, даже с ее необычайно любопытной вертлявой собакой! — и все было хорошо, пока моя сестра не попросила приглядеть за годовалым племянником. Младенца оставили на меня, а я жил у девушки — потому что трубам в своей квартире вот уже сколько лет не отвечал взаимностью. В тот роковой день я пытался пронести грязный подгузник до мусорного ведра, которое сразу же надо было нести до мусоропровода, ведь это дите производит настоящее химическое оружие! И вот ее пес как обычно стал прыгать вокруг, пытаться достать до подгузника — я, крутясь, уклоняясь от его морды и лап, поднял подгузник повыше!.. — споткнулся о лапу пса и со всего размаху уронил подгузник прямо на макушку своей девушки, говорящей в тот момент по телефону… Знаете, что общего у грязного подгузника и бутерброда?.. Правильно: оба падают, блять, «маслом вниз»… Все замерли. Клянусь, даже пес такой: «О-оу, сейчас будут проблемы… Пойду-ка я в сторонку, полижу яйца, авось пронесет…» Моя девушка «разморозилась» первой, медленно встала со стула, держа мобильный у уха. «Я тебе позже… перезвоню… Тут… дилемма…» И дилемма ее состояла в противоречивости желания наорать на меня (совершенно заслуженно) и острой необходимости убежать в ванную. И, рыдая, она сделала второе. Да, это грустный момент моего выступления, хотя для кого-то — минутка неловких, стыдливых улыбок. Еще до того, как в душе включилась вода, я понял, что пора собираться, загрузил вещи в чемодан, взял под мышку, как мяч, сопливого сопящего племяшку. Девушка в этот момент как раз вышла из душа; как только увидел ее, я сказал: «Ну, я пошел?..» — «Ага…» — ответила она. Наши отношения не выдержали всего один грязный подгузник, и это отличная проверка! По дороге домой представьте на моем месте вашу вторую половинку, а на месте моей девушки — себя. Если после подобного инцидента вы сможете общаться друг с другом как прежде, то поздравляю: это и есть любовь! Это та мудрость, которую я осознал сам. Но выступление хотелось бы закончить той, которой мой характер формировал отец. «Лишения заставляют нас стремиться к большему» — бедность делает из людей мечтателей. «Когда-нибудь! — говорил маленький я. — Когда-нибудь я обязательно добьюсь успеха! И у меня будет столько чайных тараканов, сколько захочу!» Спасибо, вы удивительная публика!       Люди хлопали и смеялись, а я, кланяющийся, сам чуть не плакал. Кажется, что это просто: придумал шутки, рассказываешь их направо и налево — непыльная работенка! Но в написание материала я всю душу вложил, а на сцене — стоишь напряженный, словно балансирующий на канате под пологом цирка, контролируешь выражение лица, тон голоса, позу, длину пауз, вспоминаешь каждое слово, ведь измени хоть самую малость порядок их в предложении — и шутка уже не сработает. Стендап — это публичная операция на сердце, которую больной проводит себе сам.       Я сошел со сцены на ватных ногах. Добрел до барной стойки и неясным круговым мановением подрагивающей, точно бы онемевшей руки заказал чего-нибудь крепкого. Бармен подобных мне видит каждую смену. Его вкусу я доверился, опрокинул шот и судорожно выдохнул остатки напряжения, чтобы ощутить уже заслуженное счастье от проделанной работы. Надеюсь, обе камеры записали все нормально, получится нарезать годный спешл…       — Извините… — услышал я позади и посмотрел через плечо. Едва я различил черты лица — повернулся к вновь опечаленному незнакомцу всем телом. Понятия не имея, что ему сказать, я поддался сердечному импульсу:       — Да это Вы меня простите: кажется, я со сцены сказал что-то такое, отчего Вам стало… нелегко?..       Он смутился тому, что его боль я заметил с такого расстояния да с приглушенным светом.       — Нет, Вы тут ни при чем, выступление хорошее, оно мне понравилось, просто… я не собирался на него идти…       — О…       — Билеты купили мои родители, но… их… нет… больше… — выдавливал он нехотя слова, как через засорившуюся мясорубку. — Я не планировал по ним идти, но… почему-то, уходя из дома, положил их в карман… хотя не думал возвращаться… Наверное, раз комедия была важна для них, мне захотелось тоже оказаться к ним… поближе… уже сейчас…       Его бледные тонкие пальцы были сцеплены, глаза смотрели куда угодно, но не на меня, будто обухом по затылку ударенного: «…их нет больше…», «…не думал возвращаться…», «…оказаться к ним поближе уже сейчас…» Я далеко не знаток человеческих душ, но готов поставить на кон что угодно: сейчас я говорю с потенциальным, уже все решившим для себя самоубийцей… Осознание близости чьей-то смерти, тем более самостоятельно выбранной; та обыденность, с какой он озвучил все сказанное, — я едва мог стоять под тяжестью этой могильной плиты…       — Но Вы же смеялись… — обронил я осколок детской наивности. «Смеющийся человек же не убьет себя, правда?..» Неправда. Но, к счастью, не в этот раз:       — Да, — грустно улыбнулся он своим кроссовкам. — Мне было очень стыдно и даже гадко от того, что я позволил себе развеселиться, забыть о том, что должен горевать по ним… но ближе к концу выступления я за собственным смехом услышал вдруг и их смех тоже, — поднял он лицо. — Не как сумасшедший с галлюцинациями! Я почувствовал, что боль отступила, а родители рядом — остались. Потому что занимался тем же, чем любили заниматься они. Не думал, что еще могу испытать такое…       — … «облегчение»?..       — Именно, — кивнул он, больше не отводя взора. — Спасибо за это. Я, наверное, еще приду. Им бы понравилось. Спасибо.       Его финальное «спасибо» было прощанием. Пока мозг жался в черепной коробке от ледяного ужаса, рука сработала сама и уцепилась за чужой рукав, когда парень уже разворачивался к двери.       — Может быть, выпьем вместе? Поговорим. Я не только трепать языком могу на сцене, но и слушать.       Сверкнув влажнеющими глазами, он искусственно улыбнулся:       — Из жалости?..       — Нет. Я искренне, от сердца. Не все же шутки шутить.       — Спасибо.