Слепые и горькие

Инь Юй безмолвной тенью стоит за Ичжэнем, злится, сердится и не может понять на кого больше — на себя или на этого несносного ребенка. «Шисюн, ты вернулся!» — первое и самое радостное, что услышал Инь Юй после своего возвращения. А потом увидел счастливое лицо своего шиди, его кудрявые волосы, широкую улыбку и абсолютно слепые глаза. На все вопросы Ичжэнь отмалчивался, переводил темы и легкомысленно качал головой. Инь Юй невольно проводил параллель с Повелителем Ветров: такой же калеченый идиот. — А я больше не могу быть богом! — простодушно заявил однажды Ци Ин. — Шисюн отправится со мной в путешествие? Конечно. Конечно, отправится. Этот болван ради него пожертвовал зрением. И сейчас этот же самый болван криво строчит что-то поверх исписанного пергамента. — Что ты делаешь? Инь Юй кладет обе ладони на плечи шиди и разминает мышцы. Ичжэнь прогибается для массажа; Инь Юй не видит, но чувствует, как на лице Ичжэня снова расплывается глуповатая улыбка. — Пишу Се Ляню письмо! — Он не прочтет, — доверено бормочет Инь Юй. — Бумага, на которой ты пишешь, уже вся в чернилах. Ичжэнь угукает и рвет лист на две части. Как… по-идиотски. — Что ты хочешь написать Его Высочеству наследному принцу? — Что ухожу. Смерть Инь Юя сделала Ичжэня смиренным. Не мудрым, но его буйный нрав умерил пыл, в действиях появилась рациональность, и Ци Ин наконец считает нужным советоваться с чужим мнением — не только шисюна. — Ты слеп, как котенок, — недовольствует Инь Юй. «Прости меня за это, прости, прости, прости», — комком застревают в горле, и Инь Юю приходится стискивать челюсти, чтобы не сорваться в бессвязные извинения. — Шисюн, я не доставлю тебе проблем! Идиот. Доставляй, пожалуйста. Ненавидь. Обвиняй. Не делай вид, что тебе хорошо, Что ты живешь без зрения отлично. — Я не волнуюсь за это, — честно отвечает Инь Юй, и Ци Ин оборачивается, слепо смотря тому на лицо. Возможно, в глазах плескалось бы обожание, но Инь Юй ничего в них не видит. — Будет ли тебе комфортно далеко от собственного дворца? — Конечно, особенно если я с шисюном. Глупый ребенок. — Давай я напишу письмо Се Ляню? — Спасибо, шисюн! Ичжэнь молчит, но жить без возможности что-либо увидеть ему на самом деле тяжело. Он всё еще сбивает столы, врезается в косяки дверей, запинается о бездумно брошенные вещи, в упор не замечает тех, кто, пряча духовные потоки, к нему приближается. Легкая, доверчивая мишень. Такому глупость скажи — он поверит. Инь Юй всё еще злится. На Ичжэня — за то, что специально ослепил себя, на себя — за то, что всё это произошло по его вине. «Я всего лишь хотел быть хорошим богом» — он даже не смог стать достойным шисюном, какой из него бог? «Эй, шиди, расскажи, как до этого дошло. Можно ли вернуть тебе зрячесть? Не молчи». А Ичжэнь впервые за столетия молчит. Молчит о том, что трудно, о том, как страшно в этой «темноте» самому. И только по-идиотски широко улыбается.