Две зимние истории

1. Черные тени деревьев тянулись по земле, словно кривые, костлявые руки, которые только и желали, что схватить и утащить в ад идущего. Однако человек даже и не думал бояться этого наваждения и бесстрашно шёл дальше по аллее. В сухих, бледных, потрескавшихся губах была зажата дымившаяся сигарета, а в руках трость, что с  деревянным  стуком билась о заснеженную каменную  дорожку. Холодный январский ночной воздух щипал за щёки и подгоняемый ветром, пытался залететь под тёплую старую шинель, но каждый раз терпел неудачу. Снег, что блестел, словно маленькие бриллианты и казался синеватым, под лунным светом. Он чуть скрипел под тяжестью ноги неизвестного. Время медленно текло, словно тягучий мёд. Вдруг мужчина остановился и вздохнув, присел на ближайшую скамейку. Выдохнув облачко пара и дыма он закинул голову и, облокотившись о спинку скамьи, устремил взгляд необычных глаз в тёмную высь. Наступила тишина. Она окутывала хрупким коконом всю округу, лишь давая звучать звукам природы и далеко гавкающим собакам. Секунды растекались в минуты. Лишь спустя десять таких тихих минут, мужчина вздохнул выдыхая пар изо рта. Вдруг вдалеке аллеи появилась новая идущая фигура. Парень шёл размашистым шагом, вжимая голову в шарф и держа озябшие руки в карманах. Остановившись перед сидевшим, парень возмущённо выдохнул и наконец разрушил тихое наваждение. — Брагинский! Какого чёрта я искал тебя по всему району, а ты просто сидел тут?! На улице далеко не лето, и даже не весна. Сейчас ёбанный январь! Морозит до костей ведь, ты сумасшедший! — начал стало громко говорить с нескрываемым раздражением пришедший. Мужчина снова вздохнул и оттянув шарф, посмотрел на парня. — М. Гилберт, дружище, ну не шуми ты так. Послушай, какая тишина, — лениво отозвался русоволосый и тряхнул шевелюрой. Ветер и снежинки давно поселились в волосах северянина и поэтому ему вполне было комфортно выходить на улицу и гулять до поздна в самый лютый мороз, почти не укутанным. — Тишина?! — снова почувствовав нарастающую злость, парень сжал зубы, но голос понизил. — Иван, я не перестаю поражаться тебе. Ты бы хоть оделся нормально… — в отличие от своего северного друга, немец был теплолюбивым созданием и в такую погоду старался носу не казать на улице. И вот сейчас он стоял весь перемотанный и одетый так тепло, что ещё теплее вряд ли бы вышло, и смотрел на русское чудо, который не удосужился и свитера одеть. Шарф, да шинель советских времён. На этом тёплые вещи на Брагинском кончались. Либо в одном свитере и шарфе попрётся… Либо в шинели. Аметистовый взгляд устремился в алые. Лёгкая смешинка проскользнула в них, но из-за темноты, вряд ли кто что заметил. Что первый, что второй. Платиновые волосы снова перебрал холодный ветер. — Но Гилберт. Мне так хотя бы не жарко… — короткий грустный вздох. Моргнув, альбиносу захотелось заскрипеть зубами от ярости. Великий и неповторимый тут значит мёрзнет, будто его случайно в ледовитом океане на айсберге оставили, а этому чудовищу жарко видите ли… — Ладно. Пошли домой. Там твоя рука нужна. — Ты снова что-то сломал, или что-то из Кремля прилетело? — Эй эй! Я никогда ничего не ломаю.  Я просто… Просто дизайнер. А это мой стиль такой. Понял? И да. Ты почти угадал. Новость пришла одна. Интересная… *** 2. — Брагинский, чёрти тебя щекотали, иди блять сюда! — послышался вопль с первого этажа особняка воплощения Российской Федерации. Как ни странно, орал Гилберт. Белый, словно свои волосы, пруссак смотрел на чудо, что лежало на диване и жевало подушку.Ничего не понимающий русский появился около пруссака в мгновение. — Что это такое?! Россия посмотрел на диванного жителя и пожал плечами. — Ну… Лось это. А что? — Что он тут делает? — Ну. Э… Зашёл, наверное, на улице же холодно им. А тут вкусно пахло наверное… Мохнатое животное отвлеклось от подушки и фыркнуло, смотря на Экс-Пруссию. Тот попятился. Во времена, когда Пруссия и Россия были маленькими, Гилберт имел удовольствие быть знакомым с поездкой на рогах злого лося и с тех пор он их немало так побаивался. — В любом случае… Давай отпустим его на улицу лучше, а? Иван кивнул и отправился на кухню и вернулся с немалым куском затвердевшей крупной поваренной соли. Животное будто учуяв запах лакомства, отвлёкся от подушки и повернулся с пепельноволосому. Поведя солью перед носом животного, русский стал медленно отходить к прихожей, маня за собой лося. Как не удивительно, но мохнатое чудище встало с дивана и пошло за ним. Не разрывая зрительный контакт и продолжая маячить солью, мужчина продвигался к двери. — Открой мне дверь. Альбинос среагировал мгновенно и опередив Ваню, открыл входную дверь и выскочил на улицу. С неба валились огромные комья снега и спустя пару минут, голова Калининграда стала похожа на снежную шапку. А Иван медленно продолжал выходить. В какой-то момент лось просто взял и застрял рогами в проёме и как бы животное не дёргалось, выбраться оно не могло. Тогда Гилберту пришлось бежать в сарай за напильником, чтобы Иван сточил застрявшие концы рогов. Время неумолимо шло и наконец зверь был свободен. Россия пошёл уводить его дальше к лесу, а вот немец вскочил в дом и клацая зубами побежал ставить чайник. — Н. Ну и х. Хоолодр. Рыга… — стуча зубами, ворчал немец. Из шкафа была изъята свежая пачка вкусных пряников с корицей и апельсином, а ароматный чай с мятой заваривался в чайничке. Тело начинало согреваться и жаркое покалывание пробежало по коже Гила. Приятно вернуться в тепло, после улицы. Тело будто онемело, а разум разморило. Вдруг хлопнула дверь и в дом вошёл Россия, который был весь в снегу. Ладно бы волосы и ноги, но он был весь в снегу! — Представляешь, завёл лося в лес, положил соль на пень и решаю возвращаться. Эта мохнатая зараза боднула близжаюшую ёлку и весь снег с её веток на меня. Надо бы переодеться… О, ты чай сделал? Разливай, я сейчас подойду. —  сказал северный гигант и посмеиваясь о том, что «какие нынче вредные лоси пошли», ушёл на второй этаж. У Ивана явно после этой истории было крайне хорошее настроение. Кто их поймёт. Русских… Нехотя встав, Гилберт потянулся, прогоняя приятную сладкую негу и достал две кружки. Чай разносил приятный аромат по всему дому, а душистые пряники лишь подстегивали аппетит. Наконец русский спустился. Он был одет в домашний голубоватый свитер крупной вязки, серые штаны и свой излюбленный шарф. На ногах красовались махровые тапочки с зайцами. Иван мягко улыбнулся и подойдя к старенькому радио, включил его и убавил громкость, чтобы не мешал. Домашняя обстановка располагала. Оба молчали и сёрпали чай, заедая его пряниками и растекаясь на стульях, нежась от тепла расцветающего у них внутри от горячей жидкости. Тихо играла какая-то старая как свет песня и никто не хотел нарушать эту своеобразную атмосферу. Этот мир когда хотел выстроить Иван, пытаясь подарить его другим. Теперь же эту атмосферу осталось хранить лишь Гилберту и самому Брагинскому. Пусть. Они сохранят…