Глава 1
В воротах плечом к плечу стояли три черноволосых воина. Нолофинве никогда такими их прежде не видел. В ярком свете их фигуры казались зловещими и какими-то неземными, черные волосы лишь подчеркивали не присущую им ранее бледность лиц, а солнечные лучи заставляли щурить потускневшие, будто бы выцветшие глаза. Феанаро выглядел обеспокоенным, напряженным, как сжатая пружина, и, казалось, только огромным усилием своей железной воли сдерживался, чтобы не броситься что-то делать, объяснять, решать, творить. По правую руку от него спокойно, почти безропотно стоял Макалауре, а слева сердито хмурился Карнистир. — Кажется, он рад нас видеть, — живо заметила Лалвенде. — Он больше похож на короля, чем ты, отец. И уж куда как величественнее, — фыркнул позади Финдекано. И, немного помолчав, добавил: — Я не склонюсь перед ним. Нолофинве тоже прищурился от ослепительного блеска воды в озере слева от них. — Думаю, в сложившейся ситуации такой настрой можно простить. — Но не действие? Нолофинве покосился через плечо на сына, смотревшего с вызовом. — Ты уже не ребенок, Финдекано. И должен понимать последствия своих поступков. Он скользнул взглядом по стражникам, которые следовали за ними по пятам, и вновь посмотрел на начало лагеря, видневшегося у дальнего края озера. — Однако я посоветовал бы проявлять дипломатичность. Пожалуйста, дайте мне договориться с ним. Между нами уже довольно ненависти, я не хочу еще одного сражения. Мы уже достаточно потеряли, помните, существуют и более серьезные проступки, нуждающиеся в прощении, чем отказ преклонить колени перед королем. Отсюда их уже могли услышать, поэтому дальше они двигались в молчании. Нолофинве оглядел лагерь брата. Ворота были сделаны из бревен толщиной с его предплечье и укреплены железными скобами. Стены были насыпаны под углом и образовывали вал. Нолофинве не подивился ни безупречным укреплениям, ни тому, что лагерь Феанаро готов к войне. Стоящая у ворот стража была закована в броню с головы до ног и вооружена длинными острыми мечами. Нолофинве остановил Рохаллора прямо перед ними и спешился. Он был рад, когда Финдекано и Лалвенде сделали за его спиной то же самое. Стражники не двинулись с места, они лишь быстро переглянулись со своим предводителем, который наконец-то вышел за ворота. Феанаро был по-прежнему великолепен. На его голове возлежал небольшой, но невероятно красивый венец, украшенный крошечными прозрачными драгоценными камнями, которые, стоило только Феанаро горделиво вскинуть подбородок, засверкали в лучах утреннего солнца так же, как вода в озере. Он был облачен в блестящие доспехи из кажущихся на первый взгляд тонкими листовидных пластин, которые на деле были крепче всего, что мог представить себе Нолофинве. Меч, висевший на боку Феанаро, был ему хорошо знаком — он отлично помнил, как смотрел на острый клинок, стоя в зале к Западу от моря. На плечи Феанаро был наброшен кроваво-красный плащ, шитый золотом. У горла его скрепляла застежка, инкрустированная драгоценными камнями. Без сомнения, он был королем в Средиземье. Нолофинве преклонил колено. За его плечами маячили тени сестры и сына, что казалось вызывающим в этом утреннем свете. Он остро взглянул на Лалвенде, чей силуэт вырисовывался на фоне озера. Та стояла, подбоченившись и гордо вскинув голову. — Он и мой брат тоже, Ноло. И у меня столько же оснований ненавидеть его, сколько и у тебя, — посмотрев на него, заявила она. Нолофинве снова покосился на нее. «Вот и вся дипломатия». Однако Феанаро, как и раньше, не обратил на этот выпад никакого внимания. Он двинулся вперед и, остановившись всего в шаге от Нолофинве, навис над ним, скрестив руки на груди. В попытках спрятать бушевавшую в нем гордость за внешним спокойствием, Нолофинве отвел взгляд и уставился на тяжелые, подбитые гвоздями сапоги Феанаро, изо всех сил стараясь представить под ними тысячи раздавленных слуг Моргота, а не песок, орошенный кровью невинных. Но не смог. — Ты, — наконец обронил Феанаро, и Нолофинве посмотрел ему прямо в лицо. Его брат покачал головой. Со стороны могло показаться, что он с высокомерным видом пытается отбросить назад волосы, но Нолофинве знал его лучше. — Ты глупец. Нолофинве моргнул. И истерически расхохотался. — Я не шучу, — рассвирепел Феанаро. Но его слова еще сильнее рассмешили Нолофинве. Он смеялся, не думая, что многие уже погибли, что смерть окружает их со всех сторон, не вспоминая о горестях, случившихся в Амане, о годах мучений во Льдах. Или, возможно, он смеялся как раз поэтому. — Ноло! — прогремел брат. — Я абсолютно серьезен. Что? Ты совсем сошел с ума? Да встань же ты, во имя всего святого! Нолофинве выпрямился, встал и, переведя дыхание, провел рукой по лицу. — Только, — начал он и остановился переждать очередной приступ истерического смеха. — На самом деле, Феанаро, думаю, это я должен был бы назвать тебя глупцом. Феанаро издал смешок, в котором было больше раздражения, чем смеха. — Ты упорный, несносный зануда, — произнес он насмешливо и вместе с тем нежно, как умел только он один. — Ты не должен был следовать за мной, — вздохнув, продолжил он. Нолофинве изогнул бровь. — Не думаю, что нам стоит перечислять все, что не следовало бы делать ни одному из нас, — ответил он, одновременно кладя руку на плечо Финдекано. Под ладонью ощущались бугры мышц, говорящие о перенесенных недавно испытаниях. Он молчал и сохранял спокойствие, внимательно изучая Феанаро. — Оставь оружие у ворот, — в конце концов приказал Феанаро и развернулся на каблуках. — И заходи.~~~
За стенами лагеря царила оживленная суета. Как и ожидалось, целый ряд небольших строений был оборудован под кузни: из узких труб валил дым, и можно было разглядеть верстаки и стоящие снаружи чаны с холодной водой. Несколько непонятно откуда взявшихся повозок были выстроены в линию, и на них высилась куча корзин и бочек. Кое-где все еще были установлены палатки, пустые, изорванные в клочья. Создавалось впечатление, что феаноринги покинули их совсем недавно. Феанаро провел их через весь лагерь к длинному одноэтажному дому. С южной стороны у арочного дверного проема стояло двое стражей. Как и остальные, они были облачены в изящную броню и вооружены мечами. Под плащами Карнистира и Макалауре тоже можно было разглядеть оружие и такие же доспехи, как у отца. Чувствовалось, все были настороже. Если бы он замерз и устал чуть меньше, такое количество вооруженных сородичей испугало бы Нолофинве. Особенно учитывая, насколько хорошо он их знал. Однако он чувствовал себя до странности непринужденно, как и Лалвенде с Финдекано, который, как подозревал Нолофинве, прятал в одежде кинжал, не были встревожены происходящим. — Неплохая постройка, — заметил он, перешагнув порог и увидев, что резные деревянные двери наполовину покрыты углублениями — для укрепления кованым железом, сваленным в кучу в стороне. Феанаро отмахнулся от его слов, как от мухи. — Сначала мы строили в полной темноте. Не самая заманчивая работа. Он подбоченился и взглянул на изрезанные балки под крышей дома. Нолофинве обратил внимание на кусочек глиняной черепицы, торчащий из соломы, прикрывавшей крышу. — Нет, — продолжил Феанаро, — конечно, это некрасиво, но зато практично. Что нам сейчас и требуется. Он дернул подбородком в сторону замеченной Нолофинве частички, а затем оглядел комнату. — Нам потребовалось время, чтобы добыть необходимую руду и камни. Поэтому сперва мы строили из того, что смогли найти на берегу озера. Но Куруфинве дорабатывает конструкцию, и теперь у нас есть все материалы. — И оружие, кажется, тоже. И хотя слова были сказаны достаточно мягким тоном, они стали искрой, разжегшей гнев Феанаро. Его поведение изменилось в одно мгновение: на лице появилось замкнутое выражение, глаза потемнели и он принялся расхаживать взад и вперед по устланному соломой полу. — Нам нужно оружие! — прорычал он, поворачиваясь и сердито глядя на Нолофинве. — Как бы мы сражались без него? — Понимаю, — Нолофинве указал на доспехи Феанаро. — Но все, что я вижу, говорит скорее о защите, чем о нападении. — Моргот постоянно нападает. Он украл мои величайшие сокровища. И все еще не удовлетворен этим. Феанаро прищурился и полуобернулся к ближайшему окну. Он пристально вглядывался вдаль, хотя снаружи ничего особенного не происходило. Нолофинве предположил, что брат углубился в свои мысли. Пауза затягивалась. Нолофинве посмотрел на своих племянников, стоящих рядом с отцом. Они встревоженно переглянулись, и, наконец, впервые заговорил Макалауре. — Мы вступили в бой вскоре после высадки на восточном берегу, — он прервался, потому что Феанаро оживился и громко плюнул на пол. — Мы попали в засаду в этом самом лагере, — рыкнул он. — Отсюда и укрепления. — И вы? Нолофинве опустил голову. Что ж, это объясняло многое из увиденного на северном берегу Мистаринге. — Моргот опять не медлил с атакой, на нас напали сразу же, как только мы ступили на земли Валарианде. Он с трудом сглотнул — горе сдавило горло — и почувствовал, как Финдекано, стараясь поддержать, шагнул ближе. — Мы потеряли Аракано. Краем глаза он заметил, как Макалауре сжал губы и опустил голову. Карнистир отвел глаза в сторону, а Феанаро, напротив, поднял на него ясный острый взгляд. — Мне больно слышать это, — сказал он. И голос его прозвучал необычно — опасно — тихо. — Мы тоже понесли большие потери. — Твои сыновья? — внутри у Нолофинве все сжалось. Он внезапно понял, что не слышал ни слова о нескольких своих племянниках. Феанаро резко дернул головой, то ли подтверждая, то ли отрицая его слова. — Тьелкормо охотится вместе с Амбаруссар, а Тьелперинквар помогает Куруфинве. Но Майтимо… Майтимо мертв. Желудок Нолофинве сделал сальто. Финдекано за его плечом резко втянул носом воздух, и Нолофинве почувствовал, как феа сына заледенела и стала мрачной. Он коснулся локтя Финдекано, но не успел открыть рот, как Макалауре оторвал взгляд от пола и скрестил руки на груди. — Еще раз повторяю тебе, отец, он не мертв. Он раздраженно цедил слова сквозь зубы. Феанаро, казалось, еле удержался от усмешки. — А я говорю тебе, лучше бы ему умереть. Нолофинве покачал головой, пытаясь хоть что-то уразуметь. — Погоди, брат. Так когда ты говорил, что Моргот похитил твои величайшие сокровища… Феанаро невесело ухмыльнулся. — Я говорил не об одних лишь Сильмариллах. Для Нолофинве, только что потерявшего Аракано, это было чересчур. Внезапно оставшись без теплой поддержки враз закрывшегося от осанве сына, что само по себе было тревожно, Нолофинве почувствовал, как по позвоночнику стекает холодный пот — стало ясно, какая опасность им всем угрожает. Ему было нечем дышать, но все же он успел прикоснуться к локтю Феанаро до того, как Финдекано решил бы заговорить и своей вспыльчивостью окончательно разрушил отношения между Домами. — Мы можем поговорить на улице? — мягко, но непреклонно спросил он. Феанаро удивленно поднял брови и немедленно сделал шаг назад, увеличивая расстояние между ними, но к облегчению Нолофинве просто кивнул и направился к дверям. Оставив Лалвенде разбираться с Финдекано, Нолофинве последовал за ним. Он нашел Феанаро неподалеку от дома. Тот стоял, прислонившись к дереву и пристально глядя на северо-восток, туда, где в отдалении клубились черные тучи. — Я так понимаю, ты пытаешься спасти его? — тихо спросил он. Феанаро фыркнул и косо посмотрел на него. — Ты же слышал, я сказал, он мертв, — немного погодя ответил он. Нолофинве демонстративно оглядел укрепления и покачал головой. — И поэтому ты все еще в пределах досягаемости врага. Задумчивая улыбка быстро скользнула по лицу Феанаро. — Как хорошо ты меня изучил, маленький брат, — ядовито ответил он. Он откинул назад волосы и, закрыв глаза, глубоко вздохнул, а потом взглянул прямо на Нолофинве. — Наверняка хочешь вызнать мои планы? Облегчение немного ослабило тревожный спазм в желудке Нолофинве, он даже ощутил прилив бодрости. Он подошел к Феанаро так близко, что их плечи почти соприкоснулись. — Да. Мы, знаешь ли, на одной стороне. В глазах Феанаро полыхнуло пламя, но горделивый подбородок остался неподвижен. Они немного помолчали. А затем Феанаро плотно сжал губы и вновь оглянулся на Ангамандо. — С тех пор как мы прибыли, истинное лицо Моргота и его желания становятся все очевиднее, — сказал он. И снова замолчал, поджав губы. — Похищение Майтимо позволяет предугадать грядущие события. Он был совершенно неподвижен, но Нолофинве мог ощущать жар, бушевавший в его феа. Ярость и бессилие вперемешку с горестными всхлипами. «Ты не можешь бросить его на смерть, не правда ли? И ты не уверен, что хочешь, чтобы он был мертв». — Именно это я имел в виду, говоря, что ты не должен следовать за мной. Нолофинве удивленно моргнул. В голосе брата не было обвинения, наоборот, слова звучали почти просительно. Никогда раньше он не слышал такого от самого гордого из нолдор. — Возможно, сейчас твои проступки численно превосходят мои, — ответил он. — Но брат, не забывай, что это и моего отца убили. — Знаю, знаю. Феанаро взволнованно взмахнул рукой и развернулся к нему лицом. — Несомненно, у нас общий враг, — с привычной уверенностью заявил он. И все же Нолофинве чувствовал, что дух брата обуревают сомнения. — Все уже сделано, — тихо сказал он. Пару ударов сердца они смотрели друг на друга, а потом Феанаро нахмурился и повернулся, прикоснувшись плечом к плечу Нолофинве. — Ты был совершенно прав, назвав меня глупцом, — глядя в небо, сказал он. Нолофинве видел только его профиль, суровый и весь какой-то закаменевший на фоне яркого утра. Он мог сказать, что это беспокоит Феанаро, сейчас он был как никогда раньше близок к примирению и к тому, чтобы принести извинения. «Какой прогресс! Я не смогу заручиться поддержкой своего народа, если ты не примешь мою помощь». И не успел он ответить, как послышался голос сестры. — Вот ты где, Ноло! Я тебя ищу. Спрятав разочарование от того, что пропал такой удачный момент, и собрав все свое терпение, Нолофинве обернулся к ней. — Что случилось, Лалвенде? — Финьо, — обхватив себя за локти, ответила она. Впервые со времен Хэлкараксэ она выглядела юной и напуганной, ее радость померкла. — Он сбежал.Глава 2
Как только стало очевидно, куда направился Финдекано, Нолофинве вместе с хорошо знавшим окрестности Карнистиром поехали разыскивать его. Но они не нашли никаких следов, и, как только день подошел к концу, потерянному и расстроенному Нолофинве пришлось вернуться обратно. Он остался в лагере Феанаро. Прошло несколько недель. Нолофинве послал срочное сообщение Турукано и Ириссе, запечатав его собственным перстнем, чтобы развеять опасения, что Феанаро все-таки убил его, и заперся в комнате с братом, внимательно изучая планы атаки. Они были необычайно вежливы друг с другом все это время, хотя безмолвное напряжение так и искрило между ними. Казалось, что Феанаро смирился с участью сына и возвращения Финдекано тоже не ждал. Несколько раз и сам Нолофинве ловил себя на мысли, что все, что они могут вернуть — Сильмариллы. Она наполняла его неконтролируемым ледяным страхом. Поэтому он, не уставая благодарить разведчиков Феанаро, изучал сведения об Ангамандо в надежде заполнить этим все свои мысли и дела. Это был медленный, полный безысходности труд. Многие карты и донесения противоречили друг другу. Подчас становилось очевидно, что с течением времени некоторые входы были заброшены, а взамен им в скале выдолблены новые. И они лишь предпринимали бесплодные попытки соединить в одной карте вымышленные проходы и предположения о том, что могло находиться внутри мрачной и наводящей ужас неизвестной твердыни. Нолофинве раздумывал, не спросить ли ему Феанаро, сколько разведчиков не вернулось, но эта мысль влекла за собой виток мрачных, одно хуже другого сравнений. И он старался не думать об этом, продолжая прокладывать воображаемые пути через скалы. К ним заходили только Куруфинве и Лалвенде. Куруфинве молча появлялся по утрам с двумя отчетами, один из которых был отрывисто написан его рукой, а другой — летящим почерком Макалауре. Он клал их поверх аккуратной стопки нетронутых предыдущих отчетов. Нолофинве полагал, что это ежедневный ритуал, поскольку Феанаро скользил глазами по страницам, не читая и словно лишь рассматривая чернила, и возвращался к планам. А Куруфинве молча выходил за дверь. Появления Лалвенде были куда как разрушительнее. Но лишь потому, что она приносила с собой съестное и квенилас и настойчиво заставляла их есть. Феанаро каждый раз ругал ее за то, что она посмела потревожить его. Но делал это мягко и не обидно и потом поступал так, как она хотела. Казалось, они заключили хрупкое перемирие, после того как Феанаро дал волю чувствам и со всей силы обрушился на сестру за то, что Финдекано выскользнул из лагеря и нарушил все его планы. Но в этот раз Лалвенде не стала терпеть дурное настроение брата. Напротив, встав перед ним, она пылко заявила, что все его двенадцатилетние планы ничего не стоят, раз Майтимо все еще в плену Врага. Язвительная, полная неподдельной гордости, в тот момент она так сильно напомнила Нолофинве отца. Он предполагал, что именно поэтому Феанаро в первый раз в жизни отступил, перестал обвинять ее и ушел, глубоко задетый ее ядовитыми словами, которые ранили его до сих пор. Нолофинве с усилием улыбнулся ей, заметив, что она верно сказала. Но он и сам не был уверен, что чувствует, зная, что она намеренно позволила Финдекано сбежать в Ангамандо. Время утекало, как вода сквозь пальцы, казалось, мгновения пролетают так быстро, словно их уносит ветер, разлетаются на кусочки, горят ярким пламенем. Нолофинве хотелось бы знать, чувствовал ли Феанаро то же самое все двенадцать лет пленения Майтимо. Но в действительности время изменилось не по воле ветра или огня, казалось, кто-то просто перевернул страницу. Занимался рассвет, когда послышались крики стражи, разбудившие лагерь. Нолофинве только-только задремал — опять — в полусне размышляя над одним из исследований Феанаро о достоинствах и недостатках некоторых сплавов для доспехов. Он вышел из дома, шагнув в молочно-белый непроглядный туман, такой, что собирающаяся толпа напоминала в сумерках призрачные тени. Все вокруг были вооружены и шептались о громадной птице, приближающейся к ним с северо-востока. Впереди, схватившись за рукоять меча, стоял их король, гадающий, несет ли орел Манве возмездие или искупление. Однажды Нолофинве стоял с клинком Феанаро у горла. Он видел пламя ярости в глазах брата после смерти отца и слепую фанатичную самоотверженность эльфа, сжегшего все мосты после резни в Альквалонде. Казалось, что наконец-то притупился ледяной страх за Финдекано, но стоило ему увидеть блестящие в розовом утреннем свете волосы сына, как на смену ему пришел новый. Он понял, что никогда еще так не боялся Феанаро, как в тот момент, когда Финдекано спрыгнул со спины Соронтара, прижимая к себе искалеченный и окровавленный полутруп, бывший когда-то Майтимо. Феанаро безмолвно подошел к Финдекано и протянул руки, чтобы принять сына. Нолофинве никогда раньше не видел, чтобы они дрожали; тот так сильно стиснул челюсти, что было удивительно, как он еще не сломал зубы. Но к ужасу Нолофинве Финдекано вздернул окровавленный подбородок, отказываясь повиноваться. Пару словно растянувшихся в тумане минут они молчали, и Нолофинве вновь испугался за безопасность своего сына. Этот тихий, дрожащий Феанаро был куда как опаснее себя сердитого и рычащего, полыхающего пламенем. И Нолофинве не знал, как с ним справиться. В конце концов Куруфинве прервал молчание. — Да несите его уже сюда! — рявкнул он из-за спины отца и направился в лагерь. Финдекано что-то одобрительно буркнул и, по-прежнему прижимая к себе неподвижного, завернутого в плащ Майтимо, спотыкаясь, последовал за ним. Выход был найден. Нолдор начали испуганно перешептываться. Но туман скрадывал все звуки: создавалось впечатление, что это сухие листья шелестят на ветру. Нолофинве повернулся к Феанаро. Мимо них, следом за Куруфинве и Финдекано, пробежала Лалвенде, на ходу забрасывая их быстрыми вопросами о полученных Майтимо ранах. Феанаро не двигался. — Феанаро, — тихо и спокойно позвал Нолофинве. Он все еще был в шоке. Но тот лишь промолчал и резко втянул в себя воздух. И Нолофинве попробовал снова. — Феанаро, твой сын вернулся. Он дернулся, желая схватить брата за плечо и встряхнуть, но осознал, что за такое может лишиться руки. Слов было достаточно. Феанаро резко повернулся и, посмотрев на Нолофинве пылающими, будто угли, глазами, молча последовал за остальными. Нолофинве нашел всю компанию в крытом соломой доме неподалеку, который, как он предполагал, был жилищем Тьелперинквара. Оттуда на улицу доносился голос Лалвенде, требующей тряпок для повязок, горячую воду, ножницы и многое другое. Внутри же царил хаос. Остановившись в дверях, Нолофинве оценивающе посмотрел на развернувшуюся перед ним сцену. С Майтимо сняли плащ Финдекано и уложили на кровать. Он был по-прежнему недвижим и теперь, когда стало видно его скверное состояние, Нолофинве понял, почему. Он был истощен, весь в пожелтевших и темно-фиолетовых синяках, обожженный солнцем и ветром, весь покрытый шрамами, изломанный, полумертвый. С впечатляющим безразличием Лалвенде осматривала его, пока послушные помощники, следуя ее указаниям, несли все необходимое, обмывали раны и останавливали кровь. Она прекрасно справлялась, и, казалось, остальные были рады переложить задачу на ее плечи. Нолофинве знал, что некоторым последователям Феанаро пришлось обучиться лекарскому ремеслу. То же самое можно было сказать и о Лалвенде. И то сражение, и несколько мелких стычек, в которых участвовали подданные Феанаро, меркли по сравнению с ее опытом, приобретенным за годы в Хэлкараксе. Куруфинве словно коршун маячил в дальнем углу, зорко следя за происходящим, но оставаясь в стороне. Рядом с ним стояли Тьелперинквар и Карнистир с Макалауре. Казалось, никто не хочет приближаться к Феанаро, стоящему в нескольких шагах от них в вихре поднятой суеты. Он вновь дрожал, как и в момент появления Финдекано, поглощенный вспышкой огненно-белой ярости, в ужасе от того, что случилось с его первенцем. Он то и дело сверкал глазами на Финдекано, который уселся в изножье кровати и, по мнению Нолофинве, испытывал похожие чувства по отношению к Феанаро. Слишком много народа и слишком много эмоций для одной маленькой комнатки. И взрыв, в который обязательно вылилось бы напряжение, был лишь вопросом времени. Лалвенде, должно быть, тоже это почувствовала, потому что когда два лекаря столкнулись и разлили воду, она бросила осматривать изувеченное запястье Майтимо и посмотрела Нолофинве прямо в глаза. — У меня много работы и мне необходимы тишина и свободное пространство, — заявила она, многозначительно оглядываясь комнату. Она говорила тихо, но таким твердым тоном, что все стали прислушиваться. — Я хочу, чтобы каждый не занятый врачеванием покинул комнату. Сейчас же. Она еще раз обвела комнату взглядом, а потом, заметив, что все потянулись наружу, дернула подбородком в сторону Финдекано. — И ты тоже. Ты все сделал правильно. Пойди и приведи себя в порядок, чтобы выглядеть как следует к его пробуждению. Ноло, присмотри, чтобы он не упал, хорошо? Нолофинве кивнул и обнял Финдекано за плечи. Уводя сына, он заметил, как Лалвенде посмотрела на все еще беспомощно застывшего и пугающего Феанаро. Ее взгляд смягчился, и Нолофинве отметил, что брата не выгнали из дома.~~~
Стоило им только выйти, как Финдекано вывернулся из рук Нолофинве и стал расхаживать перед дверями взад и вперед. Он хватался за волосы, теребил рукава, отчаянно жестикулировал. — Как он мог? — прорычал он. Его голос был груб — только Вайрэ знает, сколько раз он шептал, кричал и задыхался во время своих мытарств. Солнечные лучи коснулись туманного горизонта, озарив его неясным красноватым светом, из-за которого гнев Финдекано казался еще более правильным. — Он должен был быстрее спасти его! Как он мог бросить его так надолго? Как он мог? Нет, как он мог?! Он резко остановился совсем близко к Нолофинве и, прищурившись, стал сверлить дверь взглядом. — Он заслуживает заживо сгореть за это. Нолофинве тихо и протестующе вскрикнул и, схватив его за руку, потащил к растущим позади дома деревьям. Туда, где их никто не мог бы услышать. — Придержи язык! — прошипел он. Страх перерос в ярость. — Твои речи — слова изменника. Ни много ни мало в лагере самого верховного короля! Финдекано снова вырвал руку и набросился на него. — Только не говори, что ты не согласен со мной, отец! Нолофинве резко дернул рукой. — Рано или поздно любой отец должен принять, что его дети выросли и вольны сами совершать ужасные ошибки! Как, например, ты, сбежавший в объятия врага, сразу после того, как он убил твоего брата! Чем, во имя Манве, ты думал? — Оказалось, призывать Манве весьма полезно, — фыркнул Финдекано. — Как-никак, он послал Соронтара. — И это и был весь твой план? Звать тех, кто оставил нас бедствовать в Валарианде, и надеяться, что они сотворят чудо? В отличие от тебя, Финдекано, я изучал устройство Ангамандо. Я все это время провел, изучая исследования Феанаро и помогая ему найти способ вытащить оттуда вас обоих. В надежде, что вы еще живы! Он бросил на сына гневный взгляд и сделал шаг назад. — Феанаро пытался спасти Майтимо целых двенадцать лет. А он далеко не глупец! Неужели ты не понимаешь, если бы решение было таким простым, он давным-давно воспользовался бы им? Финдекано пожал плечами. — Мне кажется, простым решением было отправиться туда и вытащить Майтимо. В его словах теперь было куда меньше злости. Нервное возбуждение стало спадать, и Нолофинве знал, что последствия не заставят себя ждать. Он вздохнул и попытался унять раздражение, порожденное беспокойством. — Блажен, кто верует в Валар, Финдекано, а что если бы Феанаро попытался, но все закончилось бы не так хорошо? Ты не думал об этом? Финдекано снова пожал плечами, но не ответил. Его плечи расслабились, и он стал выглядеть скорее удрученным, чем разгневанным. Нолофинве шагнул ему навстречу и, ощутив по осанве чувство признательности, обнял сына за плечи. — Как долго Майтимо там пробыл? — мягко спросил он. — На Тангородриме? Финдекано привалился к нему, поморщившись от пробежавшей по телу дрожи. — Сложно сказать. Но судя по остальным его ранам, его долго держали в застенках. Внезапно он весь побледнел. И Нолофинве совсем не был уверен, гнев или потрясение тому причиной. Свободной рукой он потянулся отстегнуть застежку плаща. — Знаешь ли ты, что никто и никогда не смог бы вытащить его оттуда? — прошептал он, набросив плащ на плечи Финдекано. Тот в замешательстве посмотрел на него, и Нолофинве наконец-то поддался желанию прижать к себе сына. — Все эти дни я изучал проходы в твердыню, Астальдо. У тебя ничего бы не вышло. В теле Финдекано вновь стала зарождаться дрожь. Он вытянул руки и обнял Нолофинве, а тот прижался губами к его виску. — Мой любимый, глупый, храбрый ребенок, — вздохнул он. Вдруг они услышали, как кто-то кричит, так громко, что позади, у деревьев, отзывалось эхо. — Финьо! Посмотрев вверх, они увидели спешащего к ним Тьелкормо, за которым по пятам следовал Амбарусса. Оба феаноринга были перепачканы в грязи, ветер сдул с их голов капюшоны серо-зеленых плащей. Они раскраснелись и прерывисто дышали — весь их облик говорил о о быстрой скачке. — Мы видели орла! — продолжил Тьелкормо, подбегая к ним и опустив одетую в перчатку ладонь на шею Финдекано. Широкая улыбка озарила его лицо, он тряхнул головой, убирая упавшие на глаза влажные светлые волосы. — Орла! Надо же! Мы последовали за ним сюда сразу же, как заметили. Ты сделал это! Ты спас его! Финдекано рассмеялся, хотя он и не выглядел удивленным словами Тьелкормо. Нолофинве оглядел их обоих, начиная кое-что понимать. — Он в плохом состоянии, — легко сказал Финдекано. И это прозвучало так же фальшиво, как выглядела и его улыбка. — Тетя Лалвенде ухаживает за ним, но на твоем месте я бы туда не совался. Тьелкормо следом за Финдекано поглядел на дом, куда им пока не следовало заходить. — Он там? Бедный-бедный Тьелпе. Кажется, теперь он ночует с Курво. Он с силой хлопнул Финдекано промеж лопаток. — Хорошая работа, кузен, — весело сказал он и направился к запретной двери. Амбарусса молча последовал за ним. Нолофинве дождался, пока они отойдут, а затем повернулся к Финдекано. — Неудивительно, что я не смог выследить тебя, если Тьелкормо был на твоей стороне, — заметил он, закатив глаза. — Значит, он тоже бросил вызов отцу? К его удивлению, Финдекано побледнел даже больше, чем раньше, и схватил его за запястье. — Не говори Феанаро! — выдохнул он, глядя широко распахнутыми глазами в сторону двери, за которой исчезли кузены. — Он будет в ярости! Тьелко заставил меня поклясться… Нолофинве прервал его, издав недоверчивый смешок. — Ты еще не уяснил, как опасны клятвы? Финдекано поджал губы, но ожидаемых возражений не последовало — его лицо внезапно исказилось, из-за чего он стал выглядеть изможденным, усталым и очень юным. Гнев Нолофинве потух, не успев вспыхнуть. — Думаю, у отца Тьелко найдутся и другие причины для беспокойства. Он коснулся ладонью пальцев Финдекано, с беспокойством отметив, какие они холодные, и снова одной рукой обнял сына за плечи. — Как и у твоего. Пойдем. Посмотри, ты замерз и устал. Пусть Лалвенде и целители делают свою работу и позаботятся о Майтимо. А мне позволь приглядеть за тобой.Глава 3
Майтимо проснулся от собственного крика. Лалвенде уже хлопотала над ним, когда Нолофинве ворвался внутрь, следуя по пятам за Феанаро. Она только взглянула на них и, стиснув зубы, склонилась ниже над кроватью. Одной рукой она прижимала голову Майтимо к своей груди, а другой удерживала его на месте, не давая вскочить. Другой целитель держал его за ноги, пытаясь придавить их к постели, когда Майтимо начинал корчиться и изгибаться с необычайной для его состояния силой. — Что здесь происходит? — вскричал Феанаро. Его лицо потемнело. Он опустил руку на рукоять меча, воздух вокруг него потрескивал. — Что ты с ним делаешь? Отпусти! — Пытаюсь успокоить его, — бросила Лалвенде. — У него был кошмар или видение, или… Ах! Она охнула, когда Майтимо, зарычав, выкрутился и вцепился в нее левой рукой. — При всем уважении, твои крики совсем не помогают. Она снова сосредоточилась на племяннике, который, перестав кричать, подвывал у нее на плече, но даже при этом пытался оттолкнуть ее. — Майтимо, Майтимо, ш-ш-ш, успокойся. Иначе ты поранишься. Перестань. Ты с семьей, в безопасности. На плечо Нолофинве опустилась чья-то сильная рука. Обернувшись, он увидел Финдекано, лицо которого было по-прежнему измученным, а глаза широко распахнутыми. — Что происходит? — выдохнул он, вглядываясь в глубину комнаты через плечо Нолофинве. — Его крики слышны даже на другом конце лагеря. Я… Дай мне пройти, отец. Я должен быть с ним. Из груди Майтимо вырвался еще один крик, дикий, задушенный, совсем не эльфийский. Все вздрогнули. Нолофинве попытался поймать Финдекано, но его сын оказался проворнее и, поднырнув под протянутые руки, проскользнул внутрь комнаты. Нолофинве выругался и окликнул его по имени, но Финдекано даже и ухом не повел и метнулся к кровати. — Спасибо, Финьо, — хриплым от облегчения голоса проговорила Лалвенде. — Помоги мне удержать его, у него откроются раны, если он… Финдекано схватил Майтимо за дернувшуюся руку прежде, чем он успел расцарапать Лалвенде лицо. Это движение заставило Майтимо скорчиться и издать еще один крик. Услышав его, Феанаро так резко отступил назад, что едва не ударил локтем стоящего позади Нолофинве. — Помилуйте! Неужели никто не может заткнуть ему рот? Все находящиеся в комнате содрогнулись от ужаса и уставились на него. Он выглядел так, словно сейчас вспыхнет от ярости. Всхлипы Майтимо нарушали установившуюся тишину, а сам он слепо уставился на что-то между потолком и Ангамандо. Горло Нолофинве перехватило от гнева, от того, что брат посмел даже подумать такое. Но прежде чем он успел сказать, что почти наверняка причиной страданий Майтимо стали прежде всего плен и боль, Феанаро сделал угрожающий шаг к постели и наткнулся взглядом на Финдекано. Оба кровожадно уставились друг на друга, но Финдекано был безоружен, а Феанаро все еще хватался за меч. И Нолофинве внезапно понял, что опасается за сына. Но Феанаро не спешил обнажать клинок, вместо этого он так смотрел на Финдекано, будто бы боролся с острым желанием плюнуть на пол, а затем, развернувшись на каблуках, выбежал вон. Несколько секунд Финдекано смотрел ему вслед, а потом опять сосредоточился на закричавшем Майтимо. Нолофинве немного выждал, глядя, как он выполняет указания Лалвенде, а потом отправился за Феанаро. Было раннее утро. Феанаро быстро шел через лагерь, только-только пробуждавшийся ото сна. Но струящийся за его спиной красный плащ и шлейфом тянущееся за ним возмущение облегчали преследование. От гнева у Нолофинве кровь грохотала в ушах, когда он шел по пылающему следу брата. Казалось он пробирается сквозь мерцающее от жара марево, в котором удается затуманенным взором разглядеть смущенные лица встревоженных эльфов. Феанаро двигался между, а иногда и сквозь группы занятых утренними заботами эльфов, и вскоре добрался до ворот лагеря. Он проигнорировал приветствие стражников и внезапно сорвался на бег. Нолофинве все так же следовал за ним. Они сбежали вниз по склону, к озеру, до заставы, а затем Феанаро резко повернул вправо и скрылся за деревьями. Он быстро шел, но Нолофинве был выше, не носил доспехов и поэтому легко поспевал за ним. Несколько раз он видел, как Феанаро оборачивался, прежде чем ускориться, но Нолофинве по-прежнему удерживал его в поле зрения. Наконец они углубились в чащу. Казалось, Феанаро достиг своей цели, поскольку даже зная, что Нолофинве идет за ним, он замедлил бег и остановился. Нолофинве перешел на шаг, приближаясь к Феанаро и не спуская с него глаз, пока тот пытался обозреть окрестности. Они почти обогнули лагерь по кругу и теперь стояли лицом к северо-востоку. Перед ними раскинулась поросшая зеленью широкая равнина, уходящая к отрогам невысоких гор, простиравшихся на горизонте. Небо над ними было почерневшим, словно измученным — зубчатые пики мерзкой твердыни Моргота пронзали его насквозь. Идеальная обстановка, чтобы предаваться размышлениям и обдумывать планы мести. Нолофинве остановился рядом с Феанаро и обернулся к нему, скрестив руки на груди. Феанаро же прижался плечом к дереву, да так, что было трудно определить, кто кого поддерживает. Он все так же смотрел в сторону Ангамандо, как и два дня назад, когда Финдекано буквально свалился с неба на спине Соронтара, пустив по ветру все его продуманные планы. Однако теперь его сильный гнев угас. Казалось, этот марш-бросок прочь из лагеря снял все напряжение, оставив только притупившуюся глухую тоску. — Повторяю еще раз, Ноло, — глядя вдаль, тихо сказал он, — тебе не стоило идти за мной. — Но я пошел, — Нолофинве покачал головой. — Хочу сказать, ты идиот, Феанаро. Это было отвратительно. Феанаро сжал губы в тонкую бескровную линию. Расслабленная поза не скрывала его внутреннего напряжения. На мгновение показалось, что весь мир затаил дыхание. — Я не могу слушать, как он кричит, — в конце концов словно ветер прошелестел он. — Его феа так сильно страдает. Я слышу, как она заходится криком, и, Моргот побери Валар, не могу сделать ничего. Рука Феанаро взлетела в воздух, Нолофинве сделал шаг назад и вздрогнул, увидев, что тот врезал кулаком по стволу дерева. В следующую секунду он подался вперед и схватил брата за окровавленную ладонь, не давая тому пораниться снова. Феанаро резко обернулся и уставился на Нолофинве, словно не веря, что тот к нему прикоснулся. Нолофинве понимал, что, возможно, для этого у него серьезные причины. — Разумеется, можешь, — твердо ответил он. — Ты можешь сейчас сделать для него гораздо больше, чем когда-либо раньше. Феанаро скептически посмотрел на него. Нолофинве выдавил из себя грустную полуулыбку и, осмелев, положил вторую ладонь Феанаро на плечо. Тот пошевелился, расправив плечи так, что вся его поза дышала скорее бодростью, чем агрессией. Нолофинве тоже подобрался. Следующий его выдох, казалось, был наполнен дымом и зловонием битвы. — Знаешь, Аракано умер у меня на руках. Он прикрыл глаза. Враг отступил так же быстро, как и напал — пожалуй, засада была самым верным определением произошедшего. Но, к радости врага, они все же понесли потери. Нолофинве заметил украшенный плюмажем шлем Аракано среди груды омерзительных трупов. Бросившись к нему, он поскользнулся в кровавой грязи. Сначала казалось, что тело орочьего предводителя просто придавило его сына, но оттащив труп в сторону, Нолофинве понял, что все было куда хуже. — Ятаган орочьего военачальника почти выпотрошил его. В груди и животе у него торчало три огромных черных стрелы, все смазанные каким-то ядом. Мой бедный Арьо, он был в ужасе, ему было так больно. И еще ему было стыдно, он думал, что подвел меня. Воспоминание об этой битве не меркло в памяти Нолофинве. Пепел, толстым слоем оседающий на языке; смрад, исходящий от орков, забивающий горло. И лицо Аракано, все в грязи, его губы, покрытые кровью, которая пузырилась и пенилась, стоило тому прерывисто выдавить из себя последние слова. Нолофинве ощутил вкус и грязи, и крови, когда притянул сына ближе к себе и поцеловал, почувствовав последний вздох, коснувшийся его кожи. Прикосновение к локтю вернуло его в настоящее. Опустив взгляд, он увидел ладонь Феанаро, обхватившую его предплечье, а затем посмотрел в его теплые глаза цвета расплавленного серебра, полные сочувствия. Моргнув от такого внезапного яркого выражения приязни, он продолжил: — Стыдно, Феанаро! Только представь. Он все делал для моего — нашего — дела. А ведь оно было не его. Как бы я мог отрицать его усилия? Поэтому я обнял его и сказал, что горжусь им. Я сказал правду. Что люблю его. В те мгновения не было ни предводителя, ни воина, ни правителя, ни подданного. В его последние минуты я мог быть для него только лучшим отцом. И когда мы попрощались, думаю, он умер со спокойным сердцем. Феанаро промолчал, но по его нахмуренным бровям можно было догадаться, что он мысленно видит то, что сейчас описал Нолофинве. Затем он медленно кивнул, словно глубоко над чем-то задумавшись, а потом, оживившись, поспешил назад. Нолофинве отметил короткое прикосновение к плечу, когда брат прошел мимо него, и, вздохнув с облегчением, последовал за ним. Когда он добрался до палаты Майтимо, тот уже перестал кричать. На входе он столкнулся с кучей недовольных целителей и слуг. Пробившись мимо них, Нолофинве замер в дверях. Сапоги Феанаро валялись на полу, а он сам с помощью оставшегося слуги избавлялся от доспехов. Нолофинве впервые увидел его без брони по эту сторону моря. В дальнем углу комнаты стоял Макалауре и беспокойно поглядывал на отца и сидящую на кровати Лалвенде, которая успокаивала все еще порой всхлипывающего Майтимо. Рядом с ней возле кровати присел Финдекано. Его лицо было беспомощным и растерянным. Майтимо вел себя тише, но все еще беспокойно. Перевернувшись на левый бок, он зажмурился и свернулся клубком. И было непонятно, бодрствует ли он, спит или находится все еще во власти кошмаров. Несмотря на одеяла, его била дрожь. Каждый вздох казался полным боли. Нолофинве сомневался, что он не кричит, потому что ему стало лучше, скорее уж он просто был слишком истощен, чтобы сражаться с ужасами, все еще предстающими перед ним в воображении. Лалвенде подняла взгляд только тогда, когда Феанаро, разоблачившись, подошел к кровати. Ее рука сжалась на плече Майтимо, всем своим видом они с Финдекано выражали протест. Феанаро лихорадочно махнул рукой. — Подвинься, — не дав ей и рта раскрыть, резко бросил он. — Я ценю, что вы сделали для него, но не думайте, что моя стража не выпроводит вас, если вы надумаете сопротивляться. Финдекано напрягся. Нолофинве шагнул в комнату, он знал эту целеустремленность Феанаро и на своем горьком опыте выяснил, что в такие минуты лучше не стоять у него на пути. — Финьо, — низким голосом предупреждающе сказал он, — идем. Финдекано переглянулся с Лалвенде. Она было потянулась к его плечу, но затем снова посмотрела на Феанаро. И видимо, было что-то в его лице такое, что на сей раз заставило ее, хоть и недовольно, отступить. Он осторожно оторвалась от Майтимо, что-то шепнув ему, когда тот снова заметался и застонал, и отвела Финдекано от кровати. Феанаро кивнул в знак одобрения и забрался в изголовье. Финдекано и Лалвенде протестующе загомонили, и Нолофинве понял, что тоже хмурится, хотя и не мог сказать, почему. Феанаро же, не обращая на них никакого внимания, устроился поудобнее. Майтимо чуть подвинулся к отцу, и именно это успокоило Лалвенде с Финдекано. К удивлению Нолофинве, Феанаро криво улыбнулся Майтимо, что-то прошептал ему и, скрестив ноги, привалился к стене. Свернув плащ, он положил его на бедра, а потом с болезненной нежностью опустил коротко остриженную голову сына себе на колени. Майтимо снова пошевелился и, казалось, почувствовал себя спокойнее. Феанаро так низко склонил голову, что его волосы, скользнув вперед, скрыли лицо; он что-то прошептал сыну на ухо, и внезапно по комнате разлилось тепло. Нолофинве почувствовал, что его будто укутали теплым плащом, дарящим умиротворение и чувство защищенности от ненастий, поджидающих снаружи. Майтимо вздохнул и перестал дрожать. Он уткнулся носом в кроваво-красный плащ Феанаро и затих. Феанаро вздохнул в ответ; царящее в комнате напряжение потихоньку рассеивалось. Впервые с момента возвращения Финдекано Нолофинве увидел его настолько спокойным. Возможно, именно поэтому Майтимо тянулся за его прикосновениями, а не сносил их безропотно, боясь сопротивляться, как было вначале после его пробуждения. Возможно, потому, что Феанаро все же не чувствовал себя беспомощным — он мог принести своему измученному сыну хоть капельку облегчения. Внезапно Нолофинве почувствовал, что наблюдает за чем-то слишком личным, он знал, будь они с сыном на этом месте, он хотел бы, чтобы их оставили наедине. Должно быть, Макалауре тоже ощутил неудобство, потому что он шагнул из угла, привлекая внимание Феанаро и склоняя голову в немом вопросе. Рука Феанаро легла Майтимо на макушку, он демонстративно не отводил взгляда от лица старшего сына. — Вы свободны. Я побуду с ним, пока он не станет просыпаться без крика. Макалауре поднял бровь. — Для этого потребуется время, — сухо заметил он. Феанаро поднял голову. Казалось, его глаза тлели, как угли. Он дернул подбородком, указывая на дверь. — Иди и стань на некоторое время регентом, Кано, — прошипел он. — В самом деле, уходите все. Особенно ты, Ноло. Их взгляды встретились, и Нолофинве понял, почему его прогоняют. Сейчас слабость Феанаро была очевидна. Он позволил Нолофинве увидеть слишком много, узнать слишком много. Нолофинве ответил кивком, больше похожим на неглубокий поклон, и задержался, постаравшись выйти одним из последних. — Я буду на другой стороне озера, — громко, чтобы услышал Феанаро, сказал он. Но тот проигнорировал его слова, и Нолофинве пришлось уйти.Глава 4
Воодушевленная речь Нолофинве была, как он и ожидал, встречена его подданными с мрачным недоверием. Финдекано, уже раздраженный и выведенный из себя разлукой с Майтимо, улыбался, стиснув зубы. Но стоило Нолофинве замолчать, дождавшись жидких аплодисментов и недоверчивых перешептываний, улыбка сползла с лица его сына. — Стоило, наверное, в качестве доказательства захватить с собой руку, — пробормотал Финдекано себе под нос и, развернувшись, зашагал прочь. Нолофинве не стал ему мешать, проглотив готовые сорваться с языка слова о еще болезненных воспоминаниях и прощении. Он знал, что среди его народа были те, кто с радостью бы отказался идти под руку феанорингов. А сейчас он, наоборот, просил их присоединиться к обидчикам. Неудивительно, что подвиг Финдекано остался незамеченным. Когда все собравшиеся разошлись и Нолофинве пришел в палатку к Финдекано, тот уже собрался и был готов идти. Рядом с ним стояла опоясанная мечом Ириссе; у ее ног лежала дорожная сумка, а за спиной висели лук и колчан. — А теперь куда ты собрался, Финдекано? — вздохнул Нолофинве. — Подальше отсюда, — вложив меч в ножны, коротко бросил он. — В такое время? — Мы не пойдем далеко, папа, — проговорила Ириссе. Нолофинве выгнул бровь. Лагерь Феанаро находился недалеко. — Мы хотели исследовать окрестности и поохотиться, — добавила Ириссе. Казалось, она в восторге от этой перспективы. Нолофинве прикусил губу — слишком мало у нее в последнее время было поводов для радости. Кроме того, она могла бы успокоить Финдекано. — Я знаю, мне здесь не рады, — проговорил Финдекано. И Нолофинве отчетливо услышал повисшее в воздухе: «…поэтому я пойду куда-нибудь туда, где будут». Не раздумывая, он шагнул вперед и прижал к себе детей, обняв их за плечи. Ириссе издала удивленный смешок и незамедлительно прижалась к нему, положив голову на плечо. Финдекано же, напротив, довольно неохотно позволил обнять себя: его плечи закаменели, а челюсти были крепко сжаты. — Будьте осторожны, вы оба, — пробормотал Нолофинве, желая защитить их. — Возвращайтесь в целости и сохранности. Рука Ириссе прикоснулась к его локтю и сжала в знак согласия. И даже Финдекано фыркнул. Подавив желание взлохматить им, как в детстве, волосы, Нолофинве разжал объятия. — И если вы вернетесь с тушей животного, мы сможем устроить пир куда лучше теперешнего, не правда ли? К удивлению Нолофинве, Финдекано вздрогнул и прикрыл глаза. В мгновение ока он вспомнил, как сын принес домой тело того, кого методично разыскивал в дебрях и кто истекал кровью от аккуратной раны, нанесенной его охотничьим ножом. Пока Финдекано подыскивал слова, способные успокоить эти воспоминания, Ириссе уже взглянула на брата и подхватила его под локоть. — Увидимся через несколько дней, папа, — сухо сказала она, помрачнев следом за Финдекано, и они вышли наружу. Нолофинве скрепя сердце смотрел им вслед. Нет, они не собирались ни на какую охоту.~~~
Письмо пришло через два дня. От Феанаро, сына Финве и Мириэль Серинде, Нолофинве, сыну Финве и Индис из Ваниар, да хранит его Илуватар и не падет на него тень. Впрочем, среди высокопарных фраз и заверений в том, что Майтимо пришел в сознание и спрашивает о Финдекано, и Феанаро посему требует его присутствия у себя, четко прослеживалась скрытая просьба к Нолофинве. «Руссандол жаждет компании Финдекано. Ты можешь присоединиться, если захочешь». Финдекано вернулся спустя полдня после визита посланника Феанаро и не был удивлен новостями, лишь подтвердив подозрения Нолофинве, что они с Ириссе виделись с Тьелкормо, когда исследовали окрестности. В этот раз он приказал Лалвенде остаться. Она противилась его решению даже тогда, когда Нолофинве недвусмысленно заявил, что ее не приглашали. — Никого из нас не звали и в прошлый раз, и все же он впустил нас, когда мы появились у его порога. Нолофинве незаметно поморщился, его сестра была верна себе. — Это правда. И тем не менее… — А кроме того, ты наверняка не знаешь, — жизнерадостно добавила Лалвенде, — он даже может захотеть поблагодарить меня. На мгновение потеряв дар речи, Нолофинве уставился на нее, а затем они саркастически рассмеялись. Он обнял ее рукой за плечо, проигнорировав нетерпеливый вздох Финдекано. — Ты всегда был исключительно благоразумен, Ноло, — вздохнула она и поцеловала его в щеку. — Я подожду здесь и позабочусь о том, чтобы в ваше отсутствие твои подданные не взбунтовались. Но если наш дорогой племянник выглядит хуже, чем покойник, то ты должен будешь немедленно послать за мной, понимаешь? — Хорошо, хорошо, — поспешно вставил Финдекано, переминаясь с ноги на ногу. Он горбился так, как будто за его плечами еще висела неразобранная с прошлого похода дорожная сумка. — Отец? Так мы едем? Наконец-то уступив нетерпению сына, Нолофинве вскочил на лошадь и поскакал вокруг озера. Феанаро, как и раньше, встретил их за воротами. На этот раз он был один, не считая стоящих у входа стражников. Нолофинве спешился, угодив в грязь, оставшуюся после ночного дождя. На этот раз Феанаро не дал ему опуститься на колени. — Наконец-то, — грубо заметил он, дернув подбородком. И, развернувшись, зашагал обратно в лагерь. — Финдекано, я хочу поговорить с тобой. Наедине. Лицо Финдекано было абсолютно безмятежным. Он спешился. Но Нолофинве чувствовал, как от страха зашевелились волосы на затылке. Он хотел было возразить, но Феанаро оглянулся на него через плечо и вздохнул. — Мы не станем причинять друг другу вред, не так ли, мальчик? — сказал он, высокомерно глядя на Финдекано. Тот вздернул подбородок и вернул взгляд. Феанаро ясно и остро улыбнулся в ответ. — Предлагаю тебе сделку, — сказал он, протягивая руку к ножнам. — Я тоже оставлю меч у ворот, если ты вынешь спрятанный в сапоге кинжал. Впервые за много дней Нолофинве увидел улыбку на лице Финдекано. — Спрятанный мной в сапоге кинжал в последнее время оказывается чрезвычайно полезным, — ответил он, прикусив изнутри щеку, чтобы не рассмеяться. — Ну что ж, если во время нашего разговора мне потребуется избавиться от каких-нибудь частей тела, то в кузнице есть топор и оружейная за ней, — коротко бросил Феанаро, разворачиваясь в грязи. — А теперь иди за мной, пока не оказался в одиночестве за воротами. Теперь Нолофинве видел, все это были лишь пустые угрозы. За остроумием и грубостью Феанаро скрывалась усталость. Его нетерпеливое ожидание разговора с Финдекано и то, что он ответил на дерзость племянника насмешкой — пусть и натужной, — все говорило о его потребности в срочной, успокаивающей беседе. Его грубые шутки и резкие высказывания были лишь ловкой попыткой сгладить отношения с Финдекано и получить то, что ему нужно. Нолофинве оценил его усилия. Он подтолкнул локтем Финдекано, кивком указывая ему на удаляющегося Феанаро. — Ступай, — пробормотал он в ответ на хмурый взгляд сына, — ступай. И держи себя в руках, пожалуйста. Финдекано закатил глаза, но сделал несколько шагов, чтобы догнать дядю. Когда они остановились рядом со стражниками, чтобы, как и уговорились, оставить оружие, Нолофинве прокашлялся и позвал: — Феанаро, можно я сейчас навещу Майтимо? Феанаро оглянулся через плечо. Он махнул рукой, словно желая показать, как мало его беспокоит эта просьба, но прищуренные глаза свидетельствовали об обратном. — Воля твоя, — ответил он, — хотя он в основном спит. Думаю, дорогу ты знаешь. Нолофинве знал и вскоре оказался наедине с племянником. Целительница, которая должна была присматривать за ним, извинилась и вышла. Нолофинве подтащил ее стул к кровати и уселся. Его племянник спал, как и предупреждал Феанаро. Сон его был спокоен, да и сам он выглядел гораздо лучше, чем можно было ожидать. Его остриженные волосы не добавляли привлекательности изможденному лицу, потому что обнажали заострившиеся от голода скулы. Нолофинве разглядывал шрамы, расходящиеся от губ Майтимо, его сломанный нос, ставшие редкими брови, синяки под глазами. Это лицо все еще было лицом Майтимо, но все же после того, как кто-то похитил и искалечил его. Он попробовал представить на месте Майтимо кого-то из своих детей и ощутил горечь. Майтимо, должно быть, почувствовал его волнение, потому что зашевелился, застонал и в замешательстве покосился на Нолофинве. — Отец? Нолофинве ласково улыбнулся. — Нет, родной, это дядя Ноло. Чего ты хочешь? Мне сходить за ним? — мягко сказал он. Голова Майтимо дернулась на подушке. Как полагал Нолофинве, это был жест отрицания. — Нет, нет, — пробормотал он, опускаясь обратно. — Только… Ты смотрел на меня… Это объясняет, почему Сильмариллы не жгут. Нолофинве замер, но Майтимо уже снова уснул. Он все еще пытался понять смысл этих слов, если они, конечно, не были болезненным бредом, когда вернулись Феанаро с Финдекано. Они оба тотчас уставились на Майтимо. Нолофинве, отвлекшись от размышлений, посмотрел на них. Оба были измученными и уставшими, но в тоже время смирившимися, словно получили друг от друга что хотели и пришли к какому-то соглашению. Как будто ощутив их пристальное внимание, Майтимо зашевелился во второй раз. — Фин… — ахнул он, широко распахнув глаза. — Финьо? — Я здесь, — он тотчас взял Майтимо за протянутую руку и опустился на колени возле кровати. — Я здесь. И твой отец. И мой. Взгляд Майтимо опять стал осмысленным. — Мне снилось, — начал он, но запнулся, прерывисто вздохнув. Нолофинве снова почувствовал странное, пронизывающее тепло. Оглянувшись на дверь, он увидел, что Феанаро стоит, закрыв глаза и склонив голову, как и в тот раз, когда ему удалось успокоить Майтимо после пробуждения. И Майтимо, лежа под одеялами, так же медленно, глубоко вздохнул и длинно выдохнул. Когда Финдекано, опустив голову, стал что-то нашептывать кузену, Нолофинве подошел к нему. Лицо Феанаро было усталым и пепельно-серым. Поймав взгляд Нолофинве, он дернул подбородком в сторону двери. Они вышли наружу, оставив сыновей наедине. — Ты должен оставить врачевание целителям, — попытался уговорить его Нолофинве. Феанаро нахмурился и резко махнул рукой. — У них плохо получалось. Сейчас он выглядит лучше. Нолофинве закусил губу. — Это правда. Ох, Феанаро!.. Он бросился вперед, увидев, что брат пошатнулся и привалился к стене хижины. Но прежде чем успел подхватить его, Феанаро снова выпрямился и, оглянувшись, раздраженно мотнул головой. — Все нормально, — пробормотал он, с силой сжав бок рукой. — Мои раны причиняют мне боль, только и всего. — Я не знал, что ты ранен. Феанаро пожал плечами. — Да, сильно, в первом сражении. Осомбауко почти одолел меня. Он повернулся боком, чтобы Нолофинве был виден только его профиль и они могли не смотреть друг другу в глаза. — Это не показалось мне важным, в конце концов, я остался жив, а эти ублюдки захватили моего сына. Рана не мешает жить, правда, немного побаливает время от времени, особенно возле огня. Нолофинве было задумался, каково же ему работать в кузнице, как вдруг понял. — И тебе больно, когда твоя феа горит, исцеляя его? Феанаро поднял голову и, сверкнув глазами, резко бросил: — А если бы это был твой ребенок? Ты бы остановился? — Конечно, нет, обладай я твоими способностями, — ровно ответил Нолофинве. Он знал, что его лицо говорит само за себя. Феанаро вздернул подбородок, как делал обычно, с чем-то соглашаясь. Нолофинве кивнул. — И ему действительно лучше. Но, Феанаро, я хотел спросить: когда я сидел подле него, он находился в полудреме и принял меня за тебя. Он сказал, что я смотрел на него, но Сильмариллы не жгли. Губы Феанаро насмешливо изогнулись, а к щекам прилила краска. — Да. Он рассказал мне, что Моргот вставил их в свою корону, говорил, их свет жег его во тьме, как… Он запнулся, и сердце Нолофинве тоже замерло — так редко это бывало. Феанаро глубоко вздохнул сквозь зубы и заговорил низким, опасным голосом, похожим на треск пламени. — Он говорил, что ему казалось, будто я наблюдал за ним, когда Моргот смотрел на него и мучил, а он не мог ничего сделать. От этой мысли Нолофинве сглотнул, одновременно приободрившись и встревожившись. — Так Майтимо говорил о своих мучениях? — рискнул спросить он. — Не зови его Майтимо. В этот раз самообладание оставило Нолофинве. Он, разинув рот, уставился на брата. «Что ты только что…?» Но Феанаро только снисходительно махнул рукой и встал плечом к плечу с Нолофинве. — Не смотри на меня так. Мне не важно, как он выглядит. Он сам попросил меня. Нолофинве вспыхнул от смущения и стыда и опустил голову. — И как же мне его называть? Феанаро взглянул на него. — Руссандол, — непререкаемо заявил он. Тема была закрыта. Нолофинве моргнул и кивнул, принимая. — Хорошо. Бедный, в каком он состоянии. Так жаль его. Глаза Феанаро полыхнули. От оскорбленной гордости и гнева или от отблесков скрывшегося за облаками солнца — Нолофинве не знал. — Ничего подобного, — заявил он. — Он не жалок. Он силен и исцелится, мы справимся с этими его страхами. Он будет подобен алмазу, ограненному в горниле земных недр. Он будет ярче всех нас. «Станет заменой Сильмариллам, выкованным в огне твоей собственной феа?» Нолофинве сдержался и не задал вопроса, но слова брата запали ему в душу. Их разговор прервался с появлением Тьелперинквара, который тихонько проскользнул между домами и остановился в нескольких шагах от них. — Мне сказали, я найду тебя здесь, дедушка, — сказал он и отвесил неглубокий поклон. — Отец послал меня сообщить, что отчеты уже на твоем столе. Феанаро посмотрел на небо, определяя положение солнца. — Поздновато сегодня, — нахмурившись, сказал он. — Все нормально? — Ничего, что привлекло бы мое внимание, — ответил Тьелперинквар. — Думаю, отец просто задержался на совете. — А, — будто поверив, сказал Феанаро. — В кузницах все в порядке? — Да, дедушка. Количество мечей растет. А наконечников стрел сделали уже даже больше, чем обещали. — Отлично! — Феанаро хлопнул его по плечу. — Рад слышать. Я зайду чуть позже, проверю качество. — Я уже сделал это, — ответил Тьелперинквар. — И могу заверить, оно очень высокое. На его лице промелькнуло выражение оскорбленной гордости, живо напомнившее Нолофинве о Куруфинве и Феанаро. Но потом Тьелпе сглотнул и вернул лицу прежнее выражение. — Однако я был бы рад получить ваше одобрение. Феанаро кивнул, не обратив на вызывающие слова никакого внимания. — Рад слышать, — повторил он. — Спасибо, Тьелпе, можешь быть свободен. Стоило тому уйти, как Нолофинве посмотрел на Феанаро, подняв брови. Этот разговор и то, что отсутствие Куруфинве было замечено, — все говорило о тихом бунте любимого сына Феанаро. Феанаро закатил глаза: — Курво просто вышел из себя, потому что думает, что больше не мой любимчик. Брови Нолофинве поползли еще выше. Феанаро ухмыльнулся: — Смешно, да? Можно подумать, у меня они есть. — Ну, у меня сложилось впечатление, что да. Феанаро тряхнул волосами. — Самонадеянно. Он отвернулся. — Даже если бы у меня был любимчик, предполагается, что им стал бы Куруфинве. Ведь мы так похожи. Даже именами. Но зачем? Это означало бы, что я слишком люблю себя. И хотя я знаю, что во многом мастер, это не означает, что я симпатичен. Даже самому себе. Нолофинве решил не отвечать на последнюю фразу. — И все же Куруфинве обижается на твое теперешнее невнимание, — предположил он. «Или, возможно, он понимает, что ты отождествляешь себя с Майтимо — нет, Руссандолом — после его страданий больше, чем осознаешь сам.» — Думаю, мы все могли бы найти повод обидеться друг на друга. Феанаро пожал плечами, но было очевидно, что он глубоко задет. — Но никто не ведет себя так. «Ну конечно», — подумал Нолофинве. И сказал: — Финдекано рассказал мне, Руссандол отказался повиноваться тебе в Лосгаре. — Финдекано всегда был невыносимым мальчишкой, — сверкнув глазами, парировал Феанаро, — как и его отец. Он задумчиво покосился на Нолофинве. — Руссандол рассказал мне, что Финдекано отказался убить его на скале. Нолофинве надулся от гордости. — И как тебе это? — с полуулыбкой ответил он. — Невыносимый и непослушный, как и его отец. Феанаро разразился беззвучным смехом. — Ох, вернись к тем, кто последовал за тобой, — сказал он. Но было ясно, что он не слишком настаивает на этом. — Полагаю, там у вас обстановка сейчас весьма напряженная. — Что-то вроде. Хоть твоей заслуги в этом нет. Феанаро пренебрежительно махнул рукой. — На самом деле для всех главный виновник — я, Ноло. И ты прекрасно это знаешь. Нолофинве одарил его безмятежной улыбкой, достойной Лалвенде: — Знаю. И приложу все усилия, чтобы это так и осталось. Они действительно последовали за мной сюда и продолжат следовать лишь при условии, что ты один останешься причиной их обиды. И хотя слова прозвучали легко, Нолофинве был предельно серьезен. Пару минут Феанаро пристально всматривался в него, а затем снова повернулся лицом на северо-восток, словно его притягивало то, что было скрыто за горами. А возможно, так и было. — Ни одно из деяний Моргота не останется без наказания, Ноло, — сказал он. Казалось, он говорил о желаемом, но в то же время будто грезил наяву. — Ни одно, ни мой Руссандол, ни твой Аракано, ни Сильмариллы, ни Древа, ни, — он на мгновение сжал губы в тонкую линию, — наш отец. Так и было: именно этого неявного, миролюбивого предложения и ждал Нолофинве. Все встало на свои места. Много обид и недопониманий было меж ними, но сейчас брату больше всего нужны были шанс проявить себя и союзник, за которым пойдут нолдор. И Нолофинве был им. — Для меня будет честью отомстить вместе с вами, государь, — сказал он, встав рядом с Феанаро. — Брат. Их взгляды встретились, и они ярко и яростно улыбнулись — хрупкий мир был заключен. — Вот и хорошо, — Феанаро развернулся, знаком приказав Нолофинве следовать за ним. — Что ты скажешь, если мы пересмотрим наши планы?Эпилог
Они находились слишком далеко и не могли слышать, как столкнутся два войска. Нолофинве представлял себе звон мечей и боевые кличи, звучащие на восточной равнине, но все, что он мог расслышать — приглушенные звуки, издаваемые его собственной армией, готовой к нападению. Ему только нужно было дождаться сигнала. Нолофинве осмотрел остальных. На всех были прекрасные доспехи, каждый носил на поясе меч работы феанорингов. У кавалерии были хорошие, сильные кони — потомки самого Роххалора, появившиеся на свет за те десятилетия, что нолдор жили к востоку от моря. На них была надета крепкая защитная броня, они были накормлены и отлично выучены, и они ничем не уступали коннице Феанаро, бившейся сейчас вдалеке у ворот Ангамандо. Они были почти — почти — такой же армией. Но путь к этому был долог. Поначалу название «Союз Руссандола» было всего лишь уловкой, на которую пошли, рассказав о его отказе жечь корабли в Лосгаре, дабы смягчить сердца последователей Нолофинве и заставить их присягнуть если не Феанаро, то хотя бы Майтимо. Но вскоре оказалось, что тот прекрасный дипломат, которого, как думал Феанаро, он вырастил, исчез, погиб в застенках, а его место занял некто более грубый, жесткий и яростный. Нолофинве видел, как Руссандол впервые потерял самообладание — неслыханное событие — и высказал Феанаро все что думает о чрезмерном использовании его имени при заключении союза. К изумлению Нолофинве, Феанаро просто рассмеялся. — Мой мальчик, — он похлопал Руссандола по плечу и отошел. И так постепенно, благодаря жажде мести Руссандола и его же, к сожалению, глубокому знанию тайных ходов Ангамандо, они стали готовить план нападения на Моргота. Феанаро уже начал собирать армию, заручившись поддержкой людей и гномов. И все же стратегия не была проработана, так как все понимали, что без союза с Нолофинве у феанорингов не хватит сил, чтобы в одиночку бросить вызов армии Моргота. И вот, только-только начав выздоравливать, еще прихрамывая и не сняв повязок, Руссандол рискнул перебраться на дальний берег озера и, собрав остатки своего красноречия, обратился к народу Нолофинве. Потом они уже дежурно шутили о безопасности их планов, поскольку Моргот никогда не поверит, что два старших сына и младшая дочь Финве создали союз. Со временем стратегия битвы появилась без каких-либо затруднений. Руссандол настоял на том, чтобы возглавить штурм. Он сказал, что союз назван его именем и он так же сильно жаждет отомстить, как и все остальные. Его глаза загорались огнем всякий раз при упоминании имени Моргота или при замечании о сильной запутанности ходов Ангамандо. Нолофинве был готов поклясться, что все их приготовления всколыхнули в нем память о боли и унижениях. Внутри него полыхал огонь, питающий его кровавые намерения, сильнее, горячее и белее, чем пламя Феанаро. Он был подобен новой вспышке, зажженной от уже горевшего костра. Войско Руссандола должно было подойти с востока через Лаикварду: эльфы с восточных болот вместе с его отцом и братьями, людьми и гномами. Они первыми столкнутся с армией Моргота и постараются вытянуть ее на равнину, а затем подадут сигнал, чтобы Нолофинве смог ударить с тыла. Войско Нолофинве было меньше, несмотря на то, что в него вошли танендорские отряды Ангарато и Айканаро и синдар из Дориата, откликнувшиеся на зов Финдарато и Артанис. Они должны были ждать на западе, потому что могли двигаться быстрее и тише тяжелой пехоты Руссандола и лучше всего подходили для удара по арьергарду противника. С ними ждали сигнала Лалвенде и Финдекано вместе с фалатрим и халадинами Бретиля — их отряд был еще меньше и быстрее. Им было необходимо обойти сражающихся и закрыть ворота, не дав войскам Моргота отступить и добиться осады. Однако Нолофинве сразу же увидел недостаток в плане Руссандола и отвел Феанаро в сторону. — Есть вероятность, что так вы не вернете Сильмариллы, — заметил он, уверенный, что Руссандол знал об этом, и удивляясь, что Феанаро не возражает. — Я знаю, — язвительно ответил Феанаро. — Есть и равный шанс выманить Моргота из его норы, и мы будем к нему готовы. Нолофинве долго и пристально смотрел на него, и в конце концов Феанаро соизволил ответить на незаданный вопрос. — А если и нет, и Финдекано, и Лалвенде просто запрут ворота — что ж, у нас будет земля, свободная от Валар, на которой можно будет жить. Не так ли? Он говорил довольно уверенно, но его слова не могли убедить Нолофинве. Они долго спорили, стоит ли перед сражением попробовать очистить Валарианде и Танендор от слуг Моргота. Феанаро и Лалвенде ругались несколько дней: он настаивал, что это раскроет шпионам Моргота их планы, а она утверждала, что те и так уже все знают, а упреждающий удар поможет Союзу, если орки будут разбиты. В конце концов Руссандол разрешил их разногласия, предложив вынести вопрос на голосование, после которого вид у Феанаро был до невозможности самодовольным и победоносным. А теперь, спрятавшись в лесистых предгорьях Халоронти, Нолофинве ждал условленного сигнала. Он приказал разведчикам залезть на деревья, чтобы не пропустить вспышку. На самом деле в этом не было никакой необходимости, он нутром почувствовал миг, когда загорелся сигнальный огонь на востоке за много миль от них, на противоположной стороне равнины. У войска вырвался дружный вздох, послышался звук извлекаемых из ножен мечей, удары щитов и позвякивание рукавиц. — Стойте, — крикнул Нолофинве. Среди деревьев его голос казался низким и приглушенным. — Только после второго сигнала. — Дабы уберечься от шпионов и предателей? — шепнула стоящая рядом Ириссе. И, несмотря на нервное напряжение, Нолофинве тихо рассмеялся. — Конечно. Прежде чем они двинутся в тыл врагу, должно было загореться два из трех сигнальных огней. Феанаро был непреклонен. «Дабы уберечься от шпионов и предателей», — много раз повторял он Нолофинве. И тому оставалось только надеяться, что брат не сглазит. И теперь Нолофинве понимал смысл плана — они не видели битвы и не имели ни малейшего понятия, зажег ли огонь феаноринг или враг, пытающийся заманить их в ловушку. Где расположена первая сигнальная вышка, знали все, но лишь немногие были осведомлены о второй и третьей. И это означало, что огонь на них смогут разжечь, только если удача будет на стороне Союза. Нолофинве смотрел. Когда загорится второй огонь, Союз нанесет удар. Он ждал ради победы, которую подготовил ярчайший из нолдор.