— Мне часто приходит в голову, — говорила она, — что на свете нет ничего хуже разлуки с родным человеком. Как пусто становится, когда его уже нет рядом. © Джейн Остин «Гордость и предубеждение»
Сколько себя помню, всегда старалась кому-то что-то доказать. В первую очередь, конечно же, маме. Дабы она не сомневалась в том, что решила оставить у себя дочь-мага, я всю жизнь училась контролировать растущую магию, однако мне не приходилось каждую ночь слушать шепчущие голоса демонов, я их просто-напросто не слышала. Не хотели захватывать мое тело, не знаю, в чем дело. Мама говорила, что это моя особенность, что я настолько сильна, что никакие демоны меня не одолеют. И раньше эти ее слова вызывали у меня улыбку, и я продолжала усердно заниматься. Помимо занятий магией, для которых в тайне от императорского двора приглашались опытные учителя из Круга Магов, приходилось учить и другие важные предметы, которые необходимо знать дочери Императрицы. Кстати, некоторые слуги знали, что принцесса Орлея — маг, но только самые преданные, готовые жизнь отдать за правителей. Чем меньше людей знали о моей особенности, тем было спокойнее мне и матушке. Отца я никогда не знала, только из рассказов могла узнать о нем больше и разглядывать картины, где изображены Селина и Алоис — мой отец. Он был ферелденским магом, бежавший из Круга и укрывшийся в соседней стране. Мне безумно интересно было бы послушать, как мама и папа встретились, но почему-то это держалось в тайне. Видимо, мама боялась, что ребенок способен разболтать все кому-нибудь постороннему. Между прочим, не спроста говорю об отце в прошедшем времени, ибо он погиб. Пытался избавиться в некоторых городах Орлея от малефикаров, и в итоге одержал лишь поражение. Он тоже меня никогда не видел, даже не знал, что у него должен появиться ребенок, ибо Селина узнала о беременности уже после его ухода, но было уже поздно. Я знала, что мама желала, чтобы ее ребенок был обычным человеком, который в будущем бы мог занять ее место правителя, а с появлением мага, вопрос о престоле был открыт до сих пор. Я множество раз извинялась за то, что не родилась такой, какой бы меня хотели видеть, а потому из кожи вон лезла, дабы доказать свою значимость, что я могу быть полезной! Что я могу стать хорошим правителем, если эта должность мне все же перепадет. Я хотела, чтобы Селина гордилась мной и любила меня, не видела во мне монстра, который может стать одержимым. И я видела ее материнскую любовь, но и страх в ее глазах мелькал тоже часто. Я постоянно корила себя за магию, но и избавиться от нее не могла, а также с возрастом все более и более претендовала на трон, и это было заметно. И, поскольку тот факт, что принцесса на самом деле маг, скрывался, мою кандидатуру всерьез стали рассматривать, а мысли об этом придавали мне «важности». Но свой восторг приходилось скрывать, ибо мне нужно было выглядеть достойно в глазах орлесианцев. И порой это было трудно, но я держалась. В моей жизни было множество плюсов и минусов, например, один из них заключался в том, что мне было не рекомендовано покидать стены дворца. Я жила жизнью птицы, запертой в золотой клетке, и постоянно рвалась на волю, но позолоченную дверцу никто не открывал, и поэтому мне пришлось выламывать ее самостоятельно. Буквально за некоторое время до Пятого Мора я случайно узнала, что Селина собралась замуж за короля Кайлана. Я испытала шок, растерянность и злость. И от переизбытка сильных эмоций едва не выдала свою магическую сущность, которую удалось скрывать на протяжении полных семнадцати лет. В моих глазах мама выглядела предательницей, я была так оскорблена ее затеей, что с дуру психанула и впервые под покровом ночи сбежала из дворца. Да, бежала я в Ферелден. Не могла не предотвратить будущую свадьбу матушки и какого-то короля, которого я не знаю и никогда прежде не видела. На тот момент мне казалось, что я поступаю правильно, но так ли это было в действительности, ни время, ни ситуация не показали. Я попала в самое пекло, в самый разгар Мора, когда пал Остагар, король был убит, все Серые Стражи убиты, пал Лотеринг, другие деревни тоже начали вымирать, а земли заполнились оравами порождений тьмы. И я, юная девочка-маг, которая не знала жизни за пределами императорского дворца и которая привыкла жить в окружении слуг. Зрелище, что мне открылось, выбило почву из-под моих ног: я никогда не видела столько крови, столько мертвых тел, что меня начало тошнить и тут же выворачивать. Этот смрад, что витал в воздухе, ухудшал мое состояние. Мне стало так плохо, что кислород будто выбили из легких, и все потемнело. Мой мир перевернулся, и я начинала смотреть на жизнь совершенно иным взглядом. Может, побег в Ферелден был чересчур опрометчивой идеей? А вот очнулась я в чьем-то лагере. В лагере последних выживших Серых Стражей. И, Создатель, я была им так рада, что расплакалась и крепко вцепилась ногтями в рядом сидевшую подле меня девушку. Она обняла меня и успокаивающе гладила по голове. Все ее спутники ждали, когда я возьму себя в руки и когда начну расспрашивать их, кто они, что делают в лесу, и начну рассказывать взамен свою историю. Однако я ничего не рассказала, задала парочку вопросов и замолчала, напросившись остаться с Серыми Стражами. Видит Создатель, я никогда не забуду эту шикарную мечницу, Элиссу Кусланд, с который мы быстро смогли подружиться, Алистера, что после Мора стал королем Ферелдена, вместо своего брата Кайлана, вместе с леди Кусланд. Я безумно была рада за них, казалось, еще никогда прежде я так долго не плакала от радости за своих друзей, которые успели стать мне семьей за год. Морриган не сторонилась меня как Лелиану, например, считая ее полной наивной дурочкой, когда узнала, что я маг, который не подчиняется правилам Круга Магов. Пожалуй, я стала ее единственной лучшей подругой, с которой ведьма могла говорить обо всем и не бояться осуждения. Винн нас не понимала, а меня пыталась наставить на «истинный путь мага», заставляя учиться в Круге. Разумеется, ее многочисленные предложения были отклонены. Благодаря Огрену я впервые попробовала эль, что разливают в тавернах, но так много и долго пить у меня не вышло, не то чтобы я старалась, но после того, как я сделала пару глотков эля, больше к нему не прикасалась. Пожалуй, не мое это, пить на пару с Огреном и выражаться нецензурными словами о насущном. Зевран, чертов соблазнитель, надоел до такой степени, что я пряталась за Элиссой или Морриган, когда видела, что он направляется ко мне. Он мне нравился, безусловно, но любовника я в нем не видела, хоть убейте. Я успела пожалеть о том, что между нами произошло. Ничего серьезного не было, я лишь слегка приоткрыла шею, а он впился своими губами в мою кожу, и от его прикосновений мне стало безумно жарко, тело хотело продолжения банкета, но разум говорил что-то вроде: «Окстись, женщина, оно тебе не надо». И то верно, не надо. И только с Лелианой было проще всего. Она была слишком открытой и сама шла на контакт, чем я и воспользовалась: она всегда рассказывала интересные и захватывающие истории, от которых я не могла оторваться. А еще из меня сделали барда, чему я также была очень рада, и все ждала момента, чтобы продемонстрировать маме все, чему научилась за год отсутствия в Орлее. А Стен меня просто пугал, слишком нелюдим, я впервые видела кунари, и, если честно, не понимала, как себя с ними вести, а потому старалась избегать лишних контактов с ним, уж больно грозный он был. Иногда, при возможности, я отправляла послания во дворец, чтобы подтвердить, что жива и со мной все хорошо, и чтобы мне не писали, потому что получить ответ я чисто физически не могла, Мор идет, некогда переписками долгими заниматься. Я помогала Серым Стражами в победе над Мором, и до чертиков этим гордилась, что меня аж распирало, как хотелось поделиться с Селиной. Мне удалось принять участие в важных исторических событиях, и все это так увлекало и захватывало, что хотелось чего-то большего с каждым разом, чего-то более серьезного и опасного. Но Мор, к счастью Ферелдена, закончился спустя год, и все мы разошлись, а мне требовалось вернуться в Орлей, но вместо этого я написала матери, что Мор кончился, но домой я пока что не вернусь, хочу посмотреть мир, узнать его, а сидеть вновь под пристальным присмотром нет ни малейшего желания. Кстати, мой акцент с первых фраз врезался в уши, что меня немного переучили говорить с ферелденским акцентом, так что формально я владела будто двумя языками. Но я так и не раскрыла, кем являюсь на самом деле, а никто из сопартийцев и не спрашивал, всех все устраивало, для них я была просто магом Эстер из Орлея, без прошлого, лишь с настоящим и будущим, с которым мы встретились плечом к плечу. Со всеми было больно расставаться, но всех несло в разные места, вот и меня потянуло в сторону Тевинтера. Я много о нем читала, чаще о магистрах и магии крови, которой оные пользуются, а Круг им ничего сделать не может. Про рабство я также узнала, но меня это не испугало, так как мои навыки и сила возросли, пока я путешествовала по Ферелдену. Готова отдать руку на отсечение, что мной могли бы заинтересоваться некоторые магистры, ибо моя магия была несколько необычной, охватывая почти все способности, которые могли бы быть у нескольких разных магов. Со мной творилось нечто странное, но я не думала загоняться об этом или пытаться исправить, ведь исправлять-то и нечего. Но до Тевинтера я не добралась, остановившись в Вольной Марке, в Киркволле, где присоединилась к команде Защитника. Я говорила себе надолго не задерживаться здесь и ни к кому не привязываться, зачитывала себе эту мантру, бывало, по несколько раз за день, но как-то не срослось, и вместо пары месяцев, провела в Киркволле шесть лет. Да, много, но потом я со слезами на глазах, неистовой болью в душе покидала этот город, всех новых друзей, с которыми мы шли и в огонь, и в воду, что называется, буквально, готовы были жизнь на кон положить, лишь бы кто-то из команды выжил, из кожи вон лезли, помогая друг другу. А еще расставание с Фенрисом и понимание того, что, возможно, мы больше никогда не увидимся, убивало меня. Я любила его так, как могла, отдавая всю себя этому чудесному чувству. Даже когда он срывался на мне, потому что я попадалась ему под руку, потому что всегда была рядом, я все равно стойко выдерживала его крики, орала на него в ответ, давала пощечины, дабы вразумить и успокоить. Подобные перепалки иногда переходили в настоящие драки, но примирение всегда было жарким, страстным и манящим, ибо мы не могли приносить друг другу боль. Чего только стоил момент встречи с Данариусом. Создатель, как же я боялась, что Хоук отдаст Фенриса в руки этому чудовищу! Ни в коем случае я не сомневалась в Защитнике, но где-то глубоко в сознании все рано опасалась худшего развития сценария, и каждый миг представляла в голове, что вот-вот и придется идти за магистром, чтобы отбить своего эльфа, освободить из рабства. В тот раз мне казалось, что я готова на все, хотя это было не так, был лишь риск, что я поддамся влиянию эмоций и подверну опасности всех присутствующих, и из-за переполняющей меня магии погибну сама. Но тем не менее я жаждала его тела, его разума, сердца, всего Фенриса целиком, я хотела им владеть, и желала, чтобы я тоже была его центром, его собственной Вселенной. И мысль о расставании приносила жуткую боль, которую я не могла выдержать, какой бы стойко я ни была, реальность меня била по голове тяжелым предметам и пинала с небес на землю, мол, никогда не будет так, как того хочешь ты. Мир вокруг тебя одной не крутится. Но разойтись пришлось. И домой я возвращалась со смешанными чувствами, будто что-то не так, будто я не на своем месте. И я вновь не открыла свою самую большую тайну. Селина пала к моим ногам, когда я впервые за семь лет предстала перед ней, и разрыдалась. А я смотрела на нее серьезным и взрослым взглядом, ибо успела вырасти за прошедшие года, и из маленькой девочки превратиться в девушку. Свои эмоции теперь я твердо решила прятать от посторонних глаз, так как они могут помешать разуму здраво рассуждать, а в моем положении этого нельзя допустить, ибо я вновь должна блестяще отыгрывать роль обычной принцессы, а не принцессы-мага. И сейчас, когда я наконец прибыла домой, мама стала восхищаться мной, ведь я выглядела сосредоточенной на деле, ответственной, она видела в моих глазах все изменения: я застала гражданскую войну, Мор, казни магов, восстание магов, которые никак не могли не повлиять на меня. И настолько сильный данные события оставили отпечаток, что я никогда не забуду даже самых мелких подробностей. Я лезла в политику, даже когда этого не нужно было делать, потому что мне некоторые вещи, которые высказывала мама, казались неправильными, и, порассуждав немного, я выдвигала свои идеи, таким образом принимая активное участие в правлении. И подобным образом только подняла себя в глазах оресианцев, что стали сплетничать о моем будущем, о том, какой хорошей императрицей я могу стать и все тому подобное, многие дворянки даже в мою личную жизнь влезли. Не знаю, что они там такого интересного обсуждали, но никакой личной жизни у меня не было, ибо после Фенриса у меня никого не было, я только обменивалась письмами с любимым эльфом втайне от Селины, иначе бы она заставила оборвать с ним все связи. Принцессе не положено иметь связей с эльфами, тем более бывшими рабами у тевинтерских магистров, только в качестве слуги. Эти законы и общепринятые правила ломали мне мозг, ибо я не желала подчиняться, а делала это через силу, для видимости. Но получилось не для видимости, а потому что давление мамы оказалось сильнее любого порождения тьмы. Порой я думаю, что быть дочерью императрицы куда страшнее, чем сражаться с Архидемоном. С наступлением времен Инквизиции все стало плохо, даже паршиво. Якорь иногда болел, рука из-за этого неприятно ныла, что мне было трудно заниматься какими-либо делами. Я вообще не понимаю, на кой-черт отправилась на Конклав, в кои-то веки я решила послушать Селину и сопровождать Верховную жрицу на переговорах магов и храмовников, сделать благое дело, как все обернулась катастрофически. Но нереально огромных размеров проблема заключалась в том, что я ничего не помнила! То ли я старею, и у меня провалы в памяти, то ли здесь замешана магия, которую я не мог разрушить. Что, кстати, странно, потому что я вообще-то часто все разрушаю, ибо так на мне сказалось влияние Хоука. Я чувствовала себя девочкой на побегушках! Где слыхано, чтобы принцесса Орлея, законная наследница после Селины бегала по поручениям каких-то селян то в Орлее, то в Ферелдене?! Уму непостижимо! То друфало найди и приведи, то барана, сэра Шерстли! Удивиться и не встать, как говорится! А, да, точно, я же для всех Эстер — маг, имеющий связи в Орлее, что сопровождал Джустинию на Конклав, а вот как я выбила себе эту возможность сопровождения никто так и не понял! Хотя во время объяснений я ушла в такие дебри, что сама едва не запуталась, но второй раз повторять уже не стала, потому что много слов произнесла и устала, пошла в свою хижину и пластом упала на кровать. Но это все всего лишь цветочки, вот в Халамширале…***
— Дрянь, — сквозь зубы проговорила Эстер, сжимая кулаки и впиваясь ногтями в кожу. — Немедленно отойди от Императрицы! — Наивная принцесса Эстер, так сильно жаждущая защитить все и всех, — рассмеялась Флорианна, ближе поднесся кинжал к горлу Селины. — Брось оружие, Флорианна! Быстро! — Терпение начало исчезать, и потому Эстер начала медленно продвигаться к матери и ее кузине. — Не вздумай подходить ближе! Ты и так мне все испортила сегодня, сначала прибыла во дворец, потом все вынюхивала, информацию собирала со своей советницей по магии, — кивнула на Морриган. — Закрыла разрыв, очень жаль, что не погибла в нем, а теперь еще и врываешься сюда!.. — Мы же семья! Что за бред?! Одумайся, сделка с Корифеем ничего тебе не даст, он тебя обманет! Ты действительно думаешь, что он о тебе вспомнит, когда станет «богом»? Кто из нас двоих наивный? Эстер старалась говорить спокойно, но нотки, в которых явно чувствовалась ярость, все же проскакивали. Она и без всей этой суматохи была в гневе из-за своих советников, которые не выдали в этот раз ни одного дельного совета, кроме Жозефины, разумеется, а тут еще и Флорианна со своим заговором против правящей ветки семьи. — Может быть, — Флорианна подалась вперед и как бы невзначай задела небольшой участок кожи на шее Императрицы. — Но ты — нет. В тебе течет грязная кровь, ты не одна из нас, и никогда не будешь, поэтому, когда я покончу с Селиной, то сразу возьмусь за тебя. Что может сделать против меня ребенок без опыта, всю жизнь просидевший в четырех стенах? Эстер рассмеялась, но не весело и задорно, у нее вышел нервный, истерический смех, потому что ситуация вынуждала орать, бить ногами по полу и кидаться огненными шарами во все и всех. Обе понимали, что дальше диалог можно не продолжать, всем все понятно, Флорианна и Эстер собрались поубивать друг друга, и если кто-то вмешается, то отправится вслед за побежденным. Эстер резко сорвалась с места, пытаясь успеть до того, как Флорианна осуществит задуманное, но не хватило буквально мига до того, как Селина со вздохом упала вниз, а из горла брызнула кровь. Принцесса, не успевшая на помощь Императрице, словно озверела, а мир в ее глазах неестественно замедлился и посерел, оставив цветной только цель, которую нужно ликвидировать. Две «кузины» сцепились в неравном бою, Флорианна постоянно подзывала на помощь венатори, а Эстер сражалась одна, но добраться до члена своей семьи нужно было быстрее, ибо время шло на секунды, а Селина лежала и умирала. Конечно, ей на выручку поспешила Вивьен, чтобы помочь правительнице выжить или хотя бы на несколько мгновений продлить жизнь, чтобы она могла попрощаться с дочерью. Схватка была опасной и жестокой, Инквизитор наносила удары в жизненно-важные точки на теле противников, но не добивала их, потому что времени на них не было, и таким образом прорывалась к главному врагу. Флорианна была уверена в своей силе, а потому не сразу стала использовать весь свой потенциал, сойдясь в схватке с Эстер. Наследница престола была очень недооценена герцогиней, и потерпела поражение. — Мама! — Воскликнула Эстер, метнувшись к Селине и слегка приподняв ее, чтобы та смогла видеть дочь. — Мама! Мамочка! Не умирай, прошу тебя! Не оставляй меня! — Она плакала, и слезы на лице перемешивались с оставленными каплями чужой крови. — Мама! Селина угасала на глазах, и Эстер видела, как Императрицу покидает жизнь, она не могла говорить, лишь звуки, которые едва можно было составить в предложение. — Нет! Мама! Прошу, не умирай! — она сжала зубы, что послышался их скрип. — Пожалуйста… Плечи принцессы задрожали, послышались всхлипы и тихий шепот, она склонилась на матерью: — Всю жизнь я старалась быть лучшей для тебя, хорошей принцессой, прекрасной и послушной дочерью, но я не смогла стать идеальной… Я больна… Моя душа отравлена магией, и я постоянно прятала эти шрамы под одеждой, под масками лжи. Я недостойна быть твоей дочерью, ты заслуживала большего, чем получила. Прости меня, я виновата, я не успела, — Эстер вскинула голову вверх и закричала. В этом крике отразилось столько боли и отчаяния, тоски и скорби, горечи и беспомощности. Все присутствующие понимали, что принцесса, возможно, никогда не оправится от этого потрясения, и душевную боль ничто не сможет заглушить. — Каллен, какого черта ты стоял и хлопал глазами на меня, когда я сказала тебе действовать?! Ты должен был помочь мне! Ты мой советник, черт возьми! Ты поклялся меня защищать! Ты мой подчиненный! Так почему, почему ты не способен выполнить мой приказ?! Мы не войне, Каллен, а ты командор, но ты стоял и смотрел, как убийца делает ход! Как ты мог это допустить! Инквизиция прибыла защитить Селину! Маму! Мама… Но тебе по душе пришелся Гаспар! Эстер кричала на весь зал, а ее голос раздавался эхом. Все молчали, а советники опустили головы в знак того, что не оправдали ожиданий своего лидера. — А ты, Лелиана! Бриала на троне! Ха! Эльфа она на трон усадить решила, а больше ничего не хочешь?! Может, Маржолайн воскресить для тебя, чтобы ты снова была ее верной собачкой, а она бы совершала попытки тебя убить? Нет, не хочешь? Ты как была дурой, так ей и осталась, Морриган была права! В другой ситуации Морриган бы довольно усмехнулась, но сейчас Эстер едва ли себя контролировала и могла наговорить то, чего бы не сказала в обычном состоянии. Ведьма положила руки на плечи принцессе и попыталась успокоить ее: — Эстер, тише, — шепнула. — Они, да, виноваты, не кричи на них, им уже ничего не поможет, кроме осознания своей ошибки. Пойдем, Эстер, отпусти Селину, — и она начала поднимать подругу, но та хотя и была ослаблена, все равно продолжала сопротивляться и вырываться: — Нет, Морриган, отпусти! Пусти меня! — Тянула руки обратно к матери Эстер, но хватала уже только воздух. — Нет, пожалуйста! Мама! Я столько лет потеряла! Я не могу прямо сейчас с ней проститься! — Эстер, не заставляй меня применять силу. — Жестко произнесла Морриган властным голосом, не требующего возражений. И Эстер повиновалась, обмякла в руках подруги и глядела пустым взглядом в пол: — Кровавая дорожка… — Что? — Не поняла Морриган, поднимая принцессу на ноги и поправляя ей платье. И плевать, что в зале находятся посторонние люди, помимо Инквизиции, сейчас Эстер нуждалась в поддержке и заботе. — Ты меня протащила, и осталась кровавая дорожка. Мое платье испачкано в крови этой… предательницы. Эстер вдруг резко изменилась в лице. Оно не выражало никаких эмоций, только мокрые и красные глаза выдавали недавнюю истерику, которая может повториться в любой момент. Она подошла к месту, где Селина приветствовала гостей и делала объявления, и встала на перила, наплевав, что в платье и что оно выглядит очень не очень: — Я, Эстер Вальмон, дочь Селины Вальмон, объявляю Инквизицию вне закона на территории Орлея и отрекаюсь от звания Инквизитора, а также прошу всех, имеющих отношение к Инквизиции, покинуть Зимний дворец немедленно. Мое решение имеет право изменить только правитель Орлея и никто другой, посему данный закон вступает в силу с этой минуты. Эстер спрыгнула обратно с перил, повернувшись к толпе спиной и лицом к Морриган, та смотрела очень обеспокоенно и все не решалась задать один вопрос, как вдруг люди начали аплодировать, сначала медленно и неуверенно, а затем быстрее и громче. — Но ты и Каллен вроде…? — Маг не может любить храмовника, а храмовник — мага, — ответила ведьме принцесса. — Таков закон.***
Я потеряла все. Буквально все, что имела. И все из-за Флорианны, предательницы. Променяла семейные узы на лживые обещания древнего магистра. Очень умно, ничего не скажешь. Из-за Флорианны на свет всплыло, что я маг и мой отец тоже им был, и брак между Селиной и отцом был незаконным, потому его отправляли в «горячие» точки, чтобы быстрее избавиться, а во время беременности Императрицы была надежда, что ребенок будет простым человеком. И так бы и продолжили думать, если бы я не использовала магию, дабы отомстить за убийство матери. Теперь я не имела прав на трон, на право находится в Халамширале и на право носить свою фамилию, и называться дочерью Селины. Я бы могла остаться в Зимнем дворце, если бы оставалась Инквизитором, но я же отреклась, значит, и дороги для меня все закрылись. Создатель очень не смешно шутит. Хотя о чем это я, его не существует, потому что бог мертв, и Корифей может не стремиться к Златому граду и трону Создателя — бесполезно. Я осталась обычной Эстер, магом без помощи и защиты, брошенный и беспомощный. Я не могла проститься с мамой нормально, не могла похоронить ее, мне не дали такой возможности. Мамину комнату перерыли вверх дном, мало ли что могли найти, но в итоге что-то нашли. К этому моменту я еще была в Орлее, но в Халамширал дорога была закрыта. Меня готовились усмирять. Впрочем, я была очень даже не против, так как жить теперь, когда ты ничего не имеешь, а за плечами у тебя вечные бега и вранье, просто нереально. Кто-то был против моего усмирения, потому что на мне был якобы знак Андрасте. Но я-то знала и чувствовала, что магия на моей руке — древняя магия, с которой мне не справиться. Солас бы мог помочь, но он Скайхолде, а я… В покоях Селины нашли завещание:«Дорогая моя Эстер, если это нашли и читают, значит, выжить мне не удалось, к сожалению, но я не хочу, чтобы ты расстраивалась. Продолжай жить и изучать мир, как ты всегда и хотела, более я не смею тебя ни в чем ограничивать, тем более, ты Инквизитор, и я ужасно рада за тебя. Если бы ты только знала, как я горжусь тобой и ценю тебя. Ты — самое лучшее, что было в моей жизни. Я очень тебя люблю, и всегда любила. Прошу, запомни меня до гибели, я не хочу, чтобы ты вспоминала меня и плакала. Знай, ты сильная, ты сможешь взять себя в руки, ты очень стойкая, когда ситуация выходит из-под контроля. Я верю в тебя, Эстер. Также, поскольку на время написания письма и пока не назначен новый правитель, я смею назначить Эстер на свое место Императрицы, кем бы она не была. Это моя последняя воля. Я иногда представляла, как ты, моя девочка, заменишь меня на троне Орлея, как я буду смотреть на тебя и ликовать, какую замечательную дочь вырастила. Как буду обращаться к тебе за советом, а ты с важным видом отвечать, и всегда, всегда в делах, прямо как сейчас. Я не хотела, чтобы твоя судьба была похожа на мою, и поэтому держала тебя при себе, прости, что скрыла тебя от мира, и ты так поздно вышла в люди. Мы не виделись семь лет, я скучала, ты очень выросла и похожа на отца, это потрясающе. Проживи долгую и счастливую жизнь, оставь свой след в истории, ты это можешь. Люблю тебя Селина.»
***
Эстер, прочитав письмо, заплакала, прижав бумагу к себе, слегка скомкав его. Она сохранит это завещание, а все в нем написанное осуществится, ведь Эстер знает, что Селина наблюдает за ней вместе с отцом, и они хотели бы, чтобы юная Императрица жила счастливо. 9:41 века Дракона Эстер Вальмон стала Императрицей Орлея, несмотря, что она маг. Эстер стала первым магом, который смог стать правителем.