Июль
Санзо заглядывался на Хаккая. Как ему казалось, украдкой и незаметно. Не то что некоторые, которых очень хотелось чем-нибудь огреть. Хотя казалось бы – за что? Никому не заказано смотреть на Хаккая. По-хорошему. Но казалось – а вот как перейдет дорогу бесстыжая красноволосая рожа! И так тоже не оставишь. Благо всегда можно выйти вместе курить. И Санзо рубанет: – Ты тоже, я знаю, – вот так, без предисловий и оскорблений. – Что еще ты знаешь? – Что у меня есть рычаги, но я их в ход не пущу. Не в таком деле. Играем честно. – Да как скажешь. – Решать только ему. – Естественно. Зашли обратно. Без обычных подколок, пытаясь игнорировать друг друга. Гоку, к счастью, ушел спать. Значит, можно было усесться по обе стороны от Хаккая. И ждать, кто спросит первым. – И что вы затеяли? – поинтересовался сам объект желаний. – Спросить у тебя одну вещь, – и взгляд на Годжо, мол, я озвучу, ага? – Слушаю. – Если бы мы оба… то есть каждый из нас предложил бы тебе встречаться – что бы ты на это сказал? – Вот прямо так сразу? – Мы долго решались. – И вместо того, чтобы взять и предложить, вы… Ох, я надеюсь, хоть не поспорили? – Нет. Мы вот пришли и пытаемся предложить. Так сказать, при прочих равных. – Мне, пожалуй, нужно подумать. – Конечно. Вряд ли нас так быстро поубивают. А друг друга обязуемся не, ага? – и обернулся к красноволосому. – Ага. – А если попробуете, я в этом больше не участвую. …Хорошо, что в последующие дни Санзо не видел себя со стороны. Хорошо, что его не стебали вслух – всё-таки честная игра. Но не смеяться было сложно. Эта его звериная серьёзность, многодневные стояния на горле у собственных порывов, попытки не огрызаться на Годжо (хотя тут было взаимно). И – об этом уже не знал никто – не мучить себя мыслями о том, что Годжо, стоит выпасть ночевке с Хаккаем, не может не воспользоваться ситуацией. У этого, бесстыжего, тоже ведь свои рычаги, и знает он Хаккая лучше и ближе. И ничего не поделаешь.Сентябрь. День рождения Хаккая
Накануне Санзо пытался незаметно довести до Годжо и Гоку некую информацию. – Ну да, в прошлом году мы про эту дату забыли. Он и сам забыл, но от этого не легче. Пусть в этот раз все будет по-другому. – Только, главное, вечеринку с сюрпризом не пытайся устроить, за такое даже он прибьет. – Нет, у меня другой план был. Итак, правила на завтра. Для всех, начиная с меня. Первое: Хаккая без его инициативы руками не трогать, на голову ему не садиться, ноги об него не вытирать. И второе, более важное, оно же подарок: не давать ему ничего делать. – Совсем ничего? – Ну, будем реалистами – возьмем на себя что сможем. Отсюда, понятно, следует, что завтра мы с места не тронемся. – Лады. – Я еще цветов утром нарву, – вылез с инициативой Гоку. – Валяй, тебя он поймет правильно. Этот день А ведь задачка – подкараулить, чтоб раньше них не встал и не начал хлопотать! Хоть вовсе не ложись и карауль. Но так уж не стоило, сил потом не будет ни на что. Санзо просто подорвался перед рассветом, а выкурив где-то четвертую, напомнил Гоку про цветы. А там уж и все остальное. В виде – поймать на выходе из комнаты и объявить: – Поздравляем! И по этому случаю сегодня не выдвигаемся! – Что это вдруг? – Хаккай удивился, и даже заметно. – А хотим дать тебе от всего отдохнуть. – На вас не похоже. – Есть повод, и надо же когда-нибудь. Подарок от нас всех. – И еще вот, – из-за Санзо высунулся Гоку с букетом. – Надо же, – но цветы взял. Гоку хотел его обнять, но вспомнил про первое правило. – Вот, теперь хочешь – дальше спи, хочешь – просто ничего не делай, – Санзо и вообще-то плохо читал людей, а его особенно. Может, зря все… – И что же вы, собираетесь даже завтрак не спалить? – Собираемся. – Я должен это увидеть. – Только, если можно, без «я не могу на это смотреть, дайте сам сделаю!» Хотя это я бы на твоем месте такое орал. …На своем Санзо залил плиту кофе, и хорошо еще, что не сильно. И что почти никто не видел. Хотя Хаккай-то – наверняка. Ну ладно, кофе все равно на всех хватит, и пахнет он хорошо, и не спалить яичницу – не такая уж непосильная задача. Не блюдо для монастыря, да, но навыки-то какие-никакие есть. Можно надеяться, что сойдет. – Ну вот, точно не подгорело. Максимум могло недожариться, но это потому что я перестраховался. – Ну посмотрим. – Ага. А мне еще это отмывать, – и покосился на остальных, мол, а вы чего, почему я один стараюсь? Хотя о его мотивах тут все были еще как осведомлены. Даже Гоку наверняка. – Ну что ж, иногда надо. – В свое время хватало практики. Когда мельче мартышки был. – Догадываюсь. – Ну вот как-то вот так… – Впечатляет. И хотелось по-дурацки спросить: правда? Но Санзо вместо этого пошел дальше. Когда народ доел его плюс-минус съедобную стряпню, он поснимал перчатки и посуду тоже взялся перемыть. К, надо признать, общему оживлению. Да ну их в пень, тоже ж нехитрое дело. И пускай себе смеются. Дальше сами будут пахать. На каких-то других работах. До вечера еще долго. – Ну что, дальше отдыхаем каждый сам за себя или как? – Главное, не передеритесь, – Хаккай ласково потрепал Гоку по волосам. Тот просиял. – Да было бы из-за чего, – хмыкнул Санзо. И тут же понесся со своими планами дальше: – Надо накидать список, что нам нужно к праздничному обеду, который с учетом вина явно перейдет в ужин. И мы втроем за всем сходим. – Ладно, сейчас займемся. Особо как-то и разногласий не возникло. Выдвинулись. Тут уж обидно было не справиться. Тем более список составляли с расчетом на то, чтоб меньше возни при готовке. – Так, теперь мартышка кромсает салат, можно не сильно мельчить, главное не половину за щеки. Мне лук, тебе картошку, мясо пущай жарится. – Раскомандовался тут, – фыркнул Годжо. – Я самое противное себе взял, – и даже не знал, насколько, лук оказался забористый, так слезы и лились. …Через какое-то время: – Кто-нибудь, мясо переверните, я вообще не вижу ничего! – и оставалось только догадываться, что там. Судя по запаху – плохо, но не смертельно. – Ладно, разливаем вино, сейчас уже нормально будет. – И так сойдет? – Хаккай, этот его неповторимый и невыносимый тон! – Ну не то чтобы, но мне не видно, насколько все плохо. – Скоро узнаем. Санзо наконец проморгался, всыпал лук в мясо. – Похоже, что готовили на костре, но, может, и правда сойдет. Остальное все зато задалось. – Ну молодцы, старались, – сдержанно оценил Хаккай. – Как могли, да. За тебя! И за уменьшение потреблядского… то есть, прости, потребительского отношения с нашей стороны. – Это уже от вас зависит. – Для нас и озвучил. Тебе еще наговорим хорошего. Только бы мне под это не перебрать, мне еще мыть вот это вот все. – Ну попробуй. Санзо честно и пробовал – цедил вино чуть не по глотку. И говорил всякое – стараясь, чтоб не слишком уж прозвучало… откровенно. Это не по правилам. А вообще – подумаешь, какая-то там посуда, он бы, может, весь мир к его ногам положил, если бы мог… если бы оно только надо было. Но вот поди угадай, что тут нужно. Пока хоть дать Хаккаю немного отдохнуть. И хорошо бы не только в этот день. Пока Санзо домывал посуду – остальные двое, кажется, выдохлись уже. Кто объелся, кто себя в вине не ограничивал. А его если и вело, то немного. – А хочешь – и дальше так будет? – И надолго вас хватит? – За них я ничего сейчас не скажу, пусть сами. А чисто за себя… ну, не как сегодня, но что-то делать готов, – а взглядом – только оцени! – Я запомню. – Да, и не стесняйся напоминать. Я не хочу обещать больше того, что могу выполнить, но уж что обещаю – забыть не хочу. – Ну что ж, сам напросился. – Знаю. И надо расползаться спать, пока я не начал говорить что-нибудь лишнее. – Да, наверно. …То, что Хаккай в минувшем году забыл о своей дате, товарищи по команде утверждали только с его слов. Конечно, забыть он не мог. Дата ведь была не только его. В этом году Годжо с опозданием, но сообразил: лучше было не бередить. Хотя это все чертов монах, он и всей истории-то, поди, не знает, да что он вообще знает о Хаккае и как смеет по нему сохнуть! Ну да что теперь. Полезешь извиняться хоть за себя – еще хуже выйдет. Тем более что все же Хаккай оценил их неуклюжие порывы.Ноябрь
Сегодня Годжо выпало ночевать с Хаккаем. Пользоваться ситуацией полукровка не собирался. Но и промолчать, конечно, не мог. – Нет, я не могу над ним! Третий месяц пошел, а он все еще на посуде! Даже на своей собственной днюхе и еще раньше на моей! – Ну разве же это так плохо. – Это неплохо. Но очень смешно. – Что есть, то есть. – И что, друг, это надежный способ положить мир к ногам? – Сам по себе – нет. – Ладно. Но, видать, и другой херни хватает, – Годжо, похоже, уже чувствовал, что проигрывает эту битву. Чутье на такие дела его никогда не подводило. – Может быть. – Если все так, то мне ж не за себя обидно будет. За тебя. – Что, хочешь сказать, я заслуживаю лучшего? – Намного. Он тебя получит – и сразу забудет все свои песни про «потреблядское отношение», которое тут запрещал. – Ты ревнуешь или беспокоишься? – И то, и другое. Беспокоюсь больше, я-то переживу, да и сам немного могу тебе предложить. – Знаешь, это приятно. Годжо помолчал, покачал головой. – Но выбираешь ты не меня. Блин, ты там хотя бы это… сразу-то под него не ложись! Пущай еще помучается. И нет, это не из-за посуды! – А из-за чего? – Ноги он об тебя вытирать начнет. Пусть хоть не начнет подольше. – Ладно, я тебя понял.Январь
Обычная, рядовая стычка. Каждый день так, пожалуй. И вдруг… – Эй, Санзо? – Что? – и аж вздрогнул, оборачиваясь. Хаккай одной рукой потянул его к себе и поцеловал – не забывая удерживать щит. Вот кто еще так может. Санзо чуть сознание не потерял. И отстреливаться в такую минуту тоже вряд ли бы смог. Слишком уж неожиданно. Бой закончился быстро. В частности, от общего екайского охренения. Особо стойких унесла сутра – когда Санзо наконец смог вдохнуть поглубже. Хотя это было непросто. Долго еще не верилось. До самой остановки. …Казалось, ужин тянулся бесконечно, а хлеще того – последующая уборка. Забить на которую было бы совсем нехорошо. Обещал же. И пусть хоть до конца времен!.. Даже если все наконец сбывается и впереди только первая ночь из многих. Даже если каждая следующая минута прекраснее предыдущей. …Но черт бы побрал эти застежки!.. – Санзо, – Хаккай перехватил его руку. – Шить я тебе не доверю, так что не мешай. …И уже после всего, подгребая его поближе: – Ради этого стоит… много чего стоит. – Мыть посуду? – И что еще подвернется. Заметь, я сказал «стоит», не «стоило». – Я запомню. – Правильно. Это уже не на тебе обещано. …И на другой день, где-то в лесу, на привале. В котелке над костром булькает странное варево. Санзо снова выступил с инициативой «отдыхай, ничего сам не делай». И теперь Хаккай лежит головой у него на коленях. В его руках. И это так прекрасно, что даже вздохнуть лишний раз боишься. Только вот, чтоб его… – Извиняй, отойду, – и только успеть подсунуть ему под голову что-то мягкое из вещей. – Они ж за котлом не смотрят, а смотрят, мать их, на нас!