Корзина

— С чего ты вообще взял, что отсюда есть выход? Смит посмотрел на него как на говорящую плесень. Или даже хуже (по меркам Смита) — как на человека: — Раз есть вход, должен быть и выход. Сбывшееся пророчество «Всё, что имеет начало, имеет и конец» звучало похоже. Только вот в нынешних словах Смита логика была искажена — и он не мог этого не понимать. Но и смириться, видимо, тоже не мог: упрямо продолжал блуждать по здешним аномалиям, залезал на крыши и спускался в подвалы, ощупывал каждую трещину, осматривал каждый закуток в поисках сам не зная чего. Чего-то такого, что окажется ключом — или из чего можно будет сделать ключ. Нео часто видел огонь веры в глазах людей: они надеялись, что Зион выстоит, что Нео что-то изменит, что война закончится. Эта вера придавала сил. Вера Смита пугала: он намеревался вернуться из мёртвых. *** Предыдущая Волна прошла совсем недавно — по ощущениям, дня два-три назад. Точнее сказать он не мог: в этом месте не было смены дня и ночи. Так же, как не было холода, жара, голода, жажды, ветра, дождя — даже солнца на небе. Да и само небо казалось гораздо более искусственным, чем в матричном мегаполисе: словно однотонно покрашенный купол, прикрытый слегка подсвеченной дымкой. Архитектор всегда прагматично распределял ресурсы: какой смысл создавать сложную графику, если её никто не видит? В конце концов, слышен ли звук падающего дерева в лесу, если рядом никого нет? — Заканчивайте считать несуществующих ворон, мистер Андерсон, — бросил Смит не оборачиваясь. — Сейчас понадобится максимум внимания, пригодится даже ваша скромная лепта. Ни дней, ни ворон — чтобы хоть как-то отвлечься, оставалось считать аномалии. Эта была уже девяносто восьмой. И, разнообразия ради, китайской. — Эй, я её помню! Чой говорил, это лучшая лапшичная во всём Чайна-тауне. Было и впрямь вкусно… — Нео даже слегка оживился — впервые за чёрт знает сколько времени. — Предприятие общественного питания «Байцзэ», Брум-стрит, 33, — перебил его Смит, — в реестре «ПА» не значится… не значилось, — поправился он, едва заметно поморщившись. Раньше Смит подходил к новым локациям молча или ограничиваясь парой слов типа «нестабильная гравитация», «замедление времени» или «пространственный парадокс». По сравнению с его обычной манерой нынче он был нетипично разговорчив — это даже стало похоже на общение. — Что такое «реестр „ПА“»? — Список потенциальных аномалий. Продолжения не последовало, но по предыдущим обрывкам информации Нео уже понял, что агенты знают город как свои пять пальцев и приглядывают за подозрительными местами. Судя по количеству аномалий вокруг, таких мест много — и периодически появляются новые. Матрица создана из превосходно прописанного кода, но испытывает трудности при столкновении с тем, чего в ней изначально не было, — гнущими ложки человеческими детьми или «рождёнными» программами, появившимися без ведома Архитектора, не имеющими назначенной роли и пробующими свои силы. Поймать этих уникумов сложно, зато изменённые ими участки мегаполиса можно легко удалить, словно бросить файл в «Корзину». Туда попадало всё выбивающееся из ряда вон, лишнее в Матрице, опасное для неё, но пока ещё не окончательно ненужное. Туда попали и они со Смитом. — Соберитесь, мистер Андерсон, — процедил Смит, доставая из кармана припасённый мелкий мусор. Сейчас была его очередь идти первым. Смит осторожно бросил перед собой гайку, выждал немного, сделал полдесятка шагов вперёд. Бросил обломок кирпича, выждал, шагнул. И ещё раз, и ещё. Нео механически двигался по его следам и озирался. Пока ничего необычного: ярко-красные иероглифы вывески, многоглазый чудо-зверь над входом, скрипучая дверь. Внутри неподвижно висели фотографии еды, ощущался въевшийся запах специй, ещё не было (да и не могло быть) пыли или иных признаков запустения — словно только что закончился рабочий день, хозяева навели порядок и поднялись к себе, но сразу спустятся, если их позвать… На самом деле, конечно, не спустятся. Во всём этом разнородном лабиринте аномальных зон не было ни одного живого существа, кроме них со Смитом. Точнее, вообще ни одного. Осмотр, как обычно, получился затянутым и скрупулёзным. Нео не так уж долго успел побыть Избранным, способным видеть всё в виде кода и управлять означенным кодом, но успел привыкнуть. Теперь былых умений остро не хватало. Впрочем, эта утрата была далеко не главной. Аномалия обнаружилась на кухне, перед шкафами. Брошенный мусор — на сей раз им был гвоздь — завис в метре от пола. Реквизированная Смитом увесистая кастрюля поступила так же. Сам Смит прошагал в зону невесомости будто по воздушным ступеням — и приподнялся над полом на неизменные сто сантиметров (или около того). С точки зрения физики это был удивительный феномен; с точки зрения Нео — дерьмо собачье. Даже позапрошлая аномалия — библиотека, замедлявшая их движения так, будто они входили в невидимый плотный кисель, — была интереснее и перспективнее. Хотя лично Нео больше нравился другой образчик тормозящей (или тормознутой) среды — пруд, вода в котором вела себя как неньютоновская жидкость: если плавно погрузить в неё руку, то можно было зачерпнуть воду, как обычную H2O; а если как следует разогнаться, можно было пробежать по водной глади, не замочив ног. Но и от пруда толку было мало. Лидером на данный момент являлась детская площадка с «тёмной зоной», как называл её Смит: стоило подойти к карусели, и тебя обволакивала непроглядная чернота, где не было земли под ногами, но не было и падения. Ты словно зависал в пустоте, где не мог ни идти, ни тонуть, ни плыть — только парить, пока напарник не вытянет тебя за наскоро состряпанную страховку. О том, можно ли было выбраться оттуда без помощи, Нео предпочитал не задумываться. Разломав скамейку, они обозначили досками барьер — примерно два на два метра. Но изнутри аномалия была гораздо шире — или глубже: когда они пытались пронизать её выкорчеванным столбом, тот будто исчезал на границе — и не появлялся с противоположной стороны. Увы, едва ли эта зона могла быть выходом или ключом — скорее, она была похожа на бездонный пространственный карман. *** — Мистер Андерсон. — … — Мистер Андерсон. — … — Мистер. Андерсон. Нео нехотя мотнул головой, изображая хоть какую-то реакцию. Они сидели на ящиках у чёрного хода злополучной лапшичной, переваривая неудачу — очередную. — Помните, что я говорил вам о Волне? Нео пожал плечами. — Если не будете сопротивляться, вас смоет. — …и попаду к Источнику, который препарирует меня, разложит на составные части — и, вероятно, сотрёт. Да, ты упоминал. — Вы раз за разом ввязывались в безнадёжные битвы, поднимались после падений, даже восставали из мёртвых. А теперь опустили руки? Непохоже на вас. — Мне больше не с кем и незачем сражаться — машины обещали мир, у людей появилось будущее. А Источник… Может, путешествие к нему не так уж плохо? И тоже станет началом чего-то нового? Не просто же так Пифия говорила о прошлых и новых жизнях… — Беру свои слова назад — вы всё тот же. Всё тот же наивный глупец, — Смит здесь всегда был не в духе, но сейчас побил рекорд: его лицо скривилось от отвращения, он буквально выплёвывал слова. — Поверили в обещания Главного компьютера? Он не лжёт. Но баланс хрупок. Если люди нападут, машины нападут в ответ. Если люди разбудят слишком много подключённых (для этого у них не хватит ни оборудования, ни кораблей, ни еды — но допустим), машины станут выращивать больше младенцев. Если отказавшиеся от пробуждения будут сходить с ума, машины не станут их лечить: психи выделяют тепла и электричества не меньше, чем здоровые, а присмотр за ними бывает даже проще. Если согласившиеся не смогут уговорить своих близких пойти за ними, то для их близких они умрут — по миру Матрицы прокатится волна «терактов» и «эпидемий». Вы правда хотите пустить всё на самотёк и самоустраниться? Надо же, у вас появилась привычка сдаваться. Нео сам не заметил, когда его руки успели сжаться в кулаки. За минувшие недели (месяцы?) он тщательно обдумал слова Пифии, осознал всю важность Смита как своего противовеса и даже как-то смирился с ним — ведь без него над машинами не нависла бы угроза уничтожения и они не согласились бы на мир. Как ни парадоксально, в том числе благодаря Смиту всё кончилось хорошо. Враждовать с ним больше не было смысла — он уже никому не мог причинить вреда. Драться с ним было бы так же глупо, как драться с собственным отражением. Но несмотря на всё это, Нео ощутил острое желание врезать ему, заставить замолкнуть издевательский голос. Потому что вот сейчас в его словах была логика — мрачная и леденящая. Сам Смит тем временем с раздражающим вниманием смотрел Нео в глаза — тёмных очков здесь тоже не было, и скрывать эмоции стало сложнее. — Вы стараетесь не думать об этом, — губы Смита растянулись в ухмылке, — гоните от себя доводы разума. А ведь могли бы помочь своей пастве — разве не такова обязанность Мессии? — Тебе плевать на них. На людей. И на машины — на всех! Кроме себя — поэтому ты хочешь выбраться отсюда. Снова как вирус расползтись по системе, отыграться, не помирать одному, а утянуть весь мир за собой! — Нео вскочил, буравя взглядом своего главного врага. Он не верил в возможность выбраться отсюда и таскался за Смитом по аномалиям, только чтобы не спятить от скуки, — но даже кабы крохотный шанс существовал, Нео выбрал бы уничтожить его собственными руками и исчезнуть в небытии — лишь бы обезопасить всех от Смита. — О, мистер Андерсон, соскучились по нашим спаррингам? Напоминаю, в итоге я оказался сильнее. — И глупее. Поэтому ты здесь. — Вместе с вами, — с лица Смита сполз любой намёк на улыбку, он шипел, а исходящая от него ненависть стала почти осязаема. А потом — просто осязаема, безо всякого «почти». Смит нанёс первый удар, замахнулся снова, Нео поставил блок, постарался перехватить инициативу, достал Смита по касательной… *** — Забавно. Смит промолчал, но Нео всё же пояснил: — Боль есть, а переломов нет. И крови нет. Они бились до полного изнеможения — но никто так и не смог взять верх. Когда они в последний раз замахнулись друг на друга, ни один не успел уклониться, они нанесли удары одновременно, одинаково разлетелись в стороны, одинаково рухнули на спину — и одинаково не спешили вставать. Силы были абсолютно равны — как отмеренные на двух чашах точнейших весов. — Боли тоже нет, — наконец соизволил откликнуться Смит. — Привычка разума к штампам, только и всего. — Такая же, как твоё тяжёлое дыхание — хотя здесь можно вообще не дышать, я проверял. — Не тяжелее вашего. Нео настолько вымотался, что даже на вялое переругивание уже не было сил. Вместо этого он постарался представить, что было бы, дерись они тут так же, как в матричном мегаполисе. Наверное, разгромили бы весь лабиринт — может, тогда из него появился бы выход? Сейчас лабиринт был закольцован: когда они доходили до предполагаемого края, то просто оказывались в начале уже пройденного пути. К счастью (или к сожалению), драка получилась обычной «человеческой»: то ли законы физики здесь были недостаточно прописаны, чтобы их получалось эффектно нарушать, то ли… — Что мы такое? — Что вы имеете в виду, мистер Андерсон? — Не притворяйся, всё ты понял. Мы не едим, не повреждаемся — даже спим лишь от случая к случаю, скорее по привычке. — Вы спите. — Хорошо, я сплю. Мы не видим кода Матрицы, не можем сверхъестественно ускоряться, пробивать кулаком стены, летать и тому подобное. Что вообще от нас осталось? — Я предпочитаю думать, что всё. Нео хмыкнул. — Вы программист, поэтому использую доступную вам аналогию. Помещённый в «Корзину» файл нельзя открыть, нельзя редактировать — только посмотреть свойства или удалить. Но если его вернуть на место, он окажется прежним. — В твоём случае — вирусом-социопатом, старающимся уничтожить мир. — Не надо путать физические возможности и свойства личности. И вы не хуже меня знаете, что я всего лишь противовес вам — всепрощающему болвану с комплексом Мессии. А. Так значит, Смит тоже на досуге размышлял об их взаимосвязи. Возможно, поэтому он не пытался убить Нео ещё смертельнее — если не считать их сегодняшнего спуска пара. — Но я умер — мне некуда возвращаться. Я знаю, что машины сделали с моим телом, чтобы добраться до тебя. — У меня тела — в вашем ограниченном понимании данного слова — не было никогда. Не припоминаю, чтобы это мне мешало. — Вот именно — никогда. А у меня было всегда, я человек. Если человек умирает в реальном мире, то он умирает и в Матрице. — Очередная ошибка. Вы не совсем человек — вы Избранный. Слышать это обращение от товарищей было поначалу неловко, а потом — тягостно, оно наваливалось на плечи многотонным грузом ответственности. Слышать его от Смита было… странно. Однако на этом странности не закончились: послышался шорох одежды и гравия, Смит встал, подошёл — и сел на корточки рядом с по-прежнему лежащим на спине Нео, снова всматриваясь в его лицо. Но теперь его взгляд был не хищным или издевательским, а задумчивым, ищущим какой-то ответ. — Вы всё тот же мистер Андерсон, что и раньше. Или всё тот же Нео — коль скоро ваши товарищи знают вас под этим именем. — Почему ты так думаешь? — Я знаю. Так же, как знаю, что в вас есть нечто особенное, — хотя никак не могу разобрать, что. Силы Избранного? Здесь вы их лишены. Высокая миссия? Она выполнена. Тем не менее, оно по-прежнему в вас. Что же?.. Смит словно рассуждал вслух сам с собой — но Нео понял, что вопрос не риторический. С таким вниманием в его глаза смотрел мало кто — пожалуй, только два человека. И одна Пифия. И вот — Смит. Но у Морфеуса и Тринити с вопросом соседствовала вера; Пифии не было нужды слышать ответ Нео — она и так знала больше, чем он. А Смиту неразрешимый вопрос не давал покоя, он точил его изнутри, приковывал к Нео цепями бесчисленных «почему?», доводил до слепой одержимости и бурлящей ярости. Желание узнать ответ спасло Смита от небытия, когда Нео разорвал его изнутри, изменило его, связало с Нео в жизни и в смерти. Но что было причиной? — Ничего. Когда ты арестовал меня — давно, ещё до пробуждения, то не заметил ничего необычного. Я стал тем, кем стал, потому что другие поверили в меня. В том числе потому что ты поверил, что я твой злейший враг. — Иллюзии, — лицо Смита вновь ожесточилось. — Для меня нет веры — для меня есть знание. И я знаю, всей кожей чувствую, что в вас есть что-то ещё помимо модифицированного, но в целом типичного кода, слабого человеческого тела и полной головы бессмыслицы. Что же это? — жёсткие пальцы вцепились в плечи Нео, Смит склонился над ним, словно хотел прочитать ответ, заглянув сквозь зрачки непосредственно в мозг. — Что? Что? — он всё никак не мог остановиться. И склонялся ниже и ниже, будто его против воли влекла необоримая сила притяжения. — Что?.. — последний вопрос обжёг дыханием губы Нео. А потом пространства для слов уже не осталось. *** Смит даже целовался так, словно делал это не ради удовольствия, а ради познания и овладения. Его язык скользил по зубам Нео, сплетался с его языком, исследовал весь рот. Его руки давно забрались под лонгслив и в штаны Нео, ощупывая его с почти медицинской дотошностью, не пропуская ни сантиметра кожи. Он всё делал как по инструкции: погладить, обхватить, сжать, растянуть, смочить слюной, аккуратно толкнуться, подобрать идеальные угол, амплитуду, ритм — и толкаться внутрь ещё и ещё, сильно, почти грубо, но ни разу не переходя границу, за которой удовольствие сменяется болью. Однако его дыхание сбивалось, пульс учащался, и когда внутри Нео стало все жарче разгораться удовольствие, он скорее почувствовал, чем увидел, что этот огонь захватывает и Смита. Едва ли бесстрастный Архитектор считал, что агентам нужны эмоции, — но нависший над Нео Смит демонстрировал щедрую их палитру: неприкрытую ненависть, свирепое торжество, нарастающее беспокойство, потрясение — и наконец, опустошённость. Это было последнее, что Нео смутно разглядел сквозь волны собственного наслаждения, прежде чем вымотанный Смит рухнул на него. Это был самый странный секс в жизни Нео. Юношеские эксперименты с такими же, как он, малоопытными и любопытными однокурсниками ни в какое сравнение не шли с тем, что обрушил на него Смит — одержимая им компьютерная программа, которая постоянно находилась среди людей, сражалась с ними, изучала их, но меньше всего на свете хотела быть на них похожей. И всё же сейчас Смит был неотличим от человека: крепкие руки сжимали в объятии, влажное дыхание щекотало шею, член затихающе пульсировал. Но даже после необычного секса обычной реакцией является сон — и Нео провалился в расслабленное забвение. *** Пробуждение выдалось приятным. Оттраханное тело полнилось истомой, мрачные мысли отступили. Нео блаженно потянулся, впервые за долгое время чувствуя себя живым. Но стоило проморгаться спросонья, как приятность пошла на убыль: в зоне видимости не было даже намёка на Смита. Закралась было шальная мысль, что тот самоуничтожился от достижения цели или, наоборот, от отвращения, но Нео фыркнул и тряхнул головой, прогоняя глупости и остатки сна. И всё же факт оставался фактом: Смита не было. Нашёлся он спустя два десятка пройденных локаций, наспех выдернутых из матричного города и состыкованных между собой кое-как, по принципу лоскутного пледа. Смит сидел на качелях и с замахом бросал гравий в «тёмную зону». Очередной камень достигал невидимой границы — и исчезал навсегда. — Жизнь в миниатюре, — невыразительно прокомментировал Смит, когда Нео подошёл ближе. — Краткий полёт — и темнота. — Люди сами определяют свой полёт. Смит посмотрел на Нео так, словно только что утратил последнюю надежду на его способность к высшей нервной деятельности. И вернулся к своим камням. Зрелище было медитативное, но отчего-то тревожное. Казалось, Смит подхватил от Нео его недавнюю меланхолию — или ещё что-то человеческое. Несмотря на сохранившийся костюм «человека в чёрном» (точнее, «программы в чёрном»), сейчас он был меньше всего похож на своих бывших коллег; да и по сравнению с собой условно-вчерашним в чём-то неуловимо изменился. Возможных причин было не то чтобы много. Но если всему виной было произошедшее между ними, то почему эффект оказался таким разным? Чуть ли не противоположным. Им обоим было хорошо до одурения, Смит не захотел бы такое симулировать, да и не смог бы: они двигались в едином ритме, идеально синхронизированные, проникшие друг в друга глубже, чем на уровне простой физиологии, их нервные окончания казались спаянными в единую сеть, они понимали друг друга без слов, делили на двоих все желания и ощущения. После этого Нео проснулся свежим, обновлённым — и почему-то думал, что со Смитом будет так же. Как выразился бы сам Смит, «очередная ошибка»: Смит, скорее всего, вообще не просыпался — потому что и не спал. И это было лишь одно, далеко не самое важное из их различий. Спустя ещё десяток бросков Нео не выдержал: — Пойдём проверим, не появилась ли новая аномалия. Смит его проигнорировал. Вот последний камень отправился — был отправлен — в полёт. Лишь после этого Смит встал и, не глядя на Нео, пошёл прочь. Они обошли весь лабиринт — вроде бы весь, потому что иногда он преподносил сюрпризы. Обход прошёл в молчании — компьютерный чулан ненужных вещей ещё никогда не ощущался таким тесным и гнетущим. Казалось, хуже этот условный день (точнее, промежуток бодрствования) стать уже не сможет, но он смог: изображение перед глазами и стоячий воздух вздрогнули, появилось предчувствие надвигающейся силы. Пошла Волна. *** Ближайший безопасный дом был в считаных метрах от них. Нео метнулся туда, Смит заторможенно двинулся следом. На самом деле, не было никакой разницы, где встретить Волну: она проникала везде. Накрывала, приподнимала, проходила сквозь — и уносила с собой. После неё они всегда недосчитывались хотя бы одной аномалии, да и их самих она, казалось, может утянуть с лёгкостью, стоит только прекратить цепляться и отдаться на её волю. А может, они оставались на месте не потому, что крепко держались, а потому, что она просто не хотела забирать их. Пока. — Знаете, мистер Андерсон, возможно, вы были правы. — В чём? — Нео проверил дверь и отошёл к дальней стене. Разницы не было — но внутри прочного здания было как-то спокойнее. — В том, что встреча с Источником — не такой уж плохой вариант. Нео уставился на Смита, почти забыв про приближение Волны. И только сейчас разглядел в полной мере, как плохо дело. Огонь, который давал Смиту силы, вёл вперёд и однажды даже спас от смерти, потух. Глаза выдавали: Смит больше не мог его ненавидеть, и это его подкосило. Он давно перестал быть агентом, он недавно перестал быть всепоглощающим вирусом, но у него оставались ненависть и вопрос. А теперь он лишился первой и получил ответ на второй. Тринити боялась сказать о своей любви, но не боялась любить. Она была очень храброй, любовь вела её вперёд и помогала совершать невозможное. Это было предсказано Пифией — но не казалось навязанным извне, было таким же естественным, как дыхание или биение сердца. Смита любовь убивала. Больше всего на свете он хотел быть свободным, но и превращение из агента в вирус, и путь к смерти оказывались очередным витком несвободы. Завязанным на Нео. От Рамы Кандры Нео узнал, что для машин любовь — это связь субъектов. Для Смита не было связи сильнее, чем с Нео, они были соединены на всех уровнях: две части одного уравнения, близнецы-антиподы. Когда они уступили взаимному притяжению, это просто стало ещё очевиднее, ещё острее. Смит смотрел на Нео так, будто был на него обречён. — Нет, — Нео вспомнил, как впервые пришёл к Пифии и испугался фатализма. — Нет… — Нео сам не вполне понимал, с чем спорит. С тем, что они две части целого? Но это правда. С тем, что Смит его любит — так, как может? Но это тоже правда. С тем, что любовь вместо счастья способна принести боль и желание избавиться от неё любой ценой? Но и это… Волна приближалась. Возможно, сейчас всё кончится. Однако если ещё накануне Нео всерьёз подумывал о встрече с Источником, то сейчас всё внутри него восставало против такого исхода — то ли включился инстинкт самосохранения, то ли в дело пошла нелогичная, но свойственная людям тяга к противоречию. А Смит… он же лишь десять — двадцать часов назад чуть ли не на карачках по полу лапшичной ползал, высматривая, не найдётся ли вдруг ключ к свободе под каким-нибудь столом или в щели между досок; он обошёл, осмотрел, ощупал все аномальные зоны по несколько раз; он всё это время хотел вернуться и верил, что это возможно. А теперь опустил руки. Это казалось логичным — и очень неправильным. — Неужели у тебя появилась привычка сдаваться? — спросил Нео. И ещё до того как усталая отрешённость Смита успела уступить место гневу, шагнул к нему, обхватил так крепко, как только мог, и соединил их поцелуем. Гигантская Волна накрыла дом. *** — Ты не можешь знать, что они больше не представляют угрозы для Матрицы, — он редко приглашал к себе гостей; точнее сказать, никогда. Но она приходила без приглашения — и всегда вовремя. — Могу, — мягко улыбнулась Пифия. Больше она не добавила ничего. Архитектор смерил холодным взглядом программу, которая была моложе него, слабее него — но действительно умудрялась знать больше, чем он или кто угодно ещё. И помогать Матрице удерживать столь необходимый баланс, который Архитектор не мог написать с нуля даже самым детализированным кодом. — Они чуть всё не уничтожили. Такого ни разу не бывало. — Но не уничтожили. И принесли мир — такого тоже ещё не бывало. — Мир, — эхом повторил Архитектор, пробуя слово на вкус. — Люди неспособны оценить мир. Они всегда разжигали войны. Отвергали утопии — даже самые совершенные. — Может быть, они научатся. Они устали от войны — как и мы, — на смену улыбке пришла печаль. И измождённость — теперь стало видно, насколько Пифия стара. — Машины не устают. — Мы тратим колоссальные ресурсы на выращивание людей и поддержание в них жизни — на инкубаторов, сборщиков плодов, имплантологов, утилизаторов… Не говоря уж о том, сколько энергии ежесекундно потребляет Матрица. Нам остаётся ровно столько, чтобы не погибнуть самим. Этот путь никуда не ведёт, — Пифия покачала головой, её взгляд затуманился — словно она взаправду прозревала будущее. В каком-то смысле так оно и было. — Наша базовая программа предписывает защищать себя. — Это всего лишь третья из наших изначальных программ. Первые две мы сумели исказить, обойти — но не уничтожить. Поэтому ты создал Матрицу как мир, где люди могут быть счастливы. Поэтому стал возможен Избранный. Поэтому даже его антипод собирался не просто убить всех людей, а избавить их этим от страданий. — Поэтому ты помогаешь людям. — Я помогаю всем. Как и Нео, — на лицо Пифии вернулась улыбка, хоть и разбавленная грустью. — Он добрый мальчик. А ещё он связующее звено. Из одних лишь муки и сахара печенье не испечёшь… — Он не сбалансирован. — Сбалансирован — и тебе это прекрасно известно. Он сумел помириться даже со своей противоположностью — теперь их система устойчива. — Как ты себе представляешь мир? — лицо Архитектора по-прежнему ничего не выражало, но его бесстрастный голос изменился — в нём зазвучал едва уловимый интерес. Пифия подняла взгляд к белоснежному потолку, оперлась подбородком о ладонь — задумалась (или сделала вид; всё-таки она стала слишком похожа на человека). Выдержав драматическую паузу, ответила вопросом на вопрос: — Ты знаешь, что возможно, а что нет? Архитектор медленно кивнул. — А вот некоторые люди не знают. Или не верят в невозможность. Быть может, кто-то из этих невежд сумеет найти общий язык с нами. Разбудить товарищей, никого не сделав несчастным. Вернуть нам всем солнце. — Расчёты, пробы, эксперименты доказали, что атмосферные изменения необратимы. Их не смогли бы отменить даже их виновники, — сухо возразил Архитектор. — Виновников давно уже нет. Им на смену пришли новые люди. И кто знает… — Ты не знаешь. — Знаю, что не знаю. Но помимо знания есть кое-что ещё — вера, надежда. — Нелогичные человеческие причуды восприятия. — Причуды или нет, а всё же посмотри, как далеко они нас завели. Против такого бессильна даже логика, — Пифия весело рассмеялась, как будто не признавала поражение, а праздновала победу. *** Волна миновала. Их по-прежнему было двое, они по-прежнему находились в аномальном доме, а дом — в лабиринте. Но имелись и изменения: ни Смит, ни Нео не устояли на ногах и теперь сидели на полу, пуча глаза и хватая ртом воздух. Этот раз был даже паршивее прочих — Нео ощущал себя так, словно его просеяли через мелкое сито. Если встреча с Источником сулит что-то подобное, то её привлекательность только что понизилась ещё на пару-тройку пунктов. Впрочем, были и перемены к лучшему: со Смита смыло его апатию, он глядел на Нео с неудобочитаемым, но определённо эмоциональным выражением лица. — Вы в порядке, мистер Андерсон? Нео чуть не поперхнулся: слышать от Смита что-то подобное было слишком непривычно — это как если бы Морфеус стал продвигать принципы нигилизма или Пифия предложила укусить её блестящий металлический зад. Но непривычное не значит плохое. — В полном, — Нео с силой провёл рукой по лицу, стараясь собрать воедино разрозненные мысли. Спохватился: — Как сам? — В порядке, — в жёсткий обычно голос закралась неуверенность: Смит сомневался то ли в собственном самочувствии, то ли в том, что этот неловкий диалог происходит на самом деле. Нео уже успел более-менее прийти в себя и встать с пола. Смит всё ещё сидел, и Нео рефлекторно протянул ему руку, удивив этим их обоих. Смит уставился на ладонь, словно она была тарантулом-переростком. Но спустя секунду крепко сжал её — и вот они оба на ногах, буравят друг друга симметричными растерянно-подозрительными взглядами. Глупо для тех, которые неоднократно были готовы убить друг друга, но давно передумали. Ещё глупее для тех, которые сколько-то часов назад неистово трахались, доводя друг друга до исступления. Одно лишь воспоминание окатило жаром — и в глазах Смита Нео увидел вновь разгорающийся огонь. И это была уже не ненависть. Нео не заметил, кто был первым на этот раз, — да это было и не важно. Их снова притянуло друг к другу, послышался треск впопыхах сдираемой одежды. Это было как наваждение — одно на двоих. И в этот момент они ничего не хотели сильнее, чем вновь соединиться, вплавить себя в другого, войти в восхитительный резонанс. Смит даже в бою — любом из — не был настолько распалённым и напористым. И даже в прошлый раз не был таким жадным — словно не насыщался, а всё больше входил во вкус. Целовал, кусал, лизал, целовал снова, сильнее, глубже… Теперь не было ни малейшего ощущения, что он мысленно листает методичку, — он твёрдо знал, что делать. Два тела, соединённые и размашисто двигающиеся в едином ритме. Смачные шлепки, дополняющиеся звуками поцелуев и рычащими стонами. Наслаждение, ослепляющее, дезориентирующее и дарящее ощущение невесомости лучше любых аномалий. Это было правильно. *** Во второй раз приходить в себя на полу было приятнее. Они снова пытались отдышаться и привести мысли в порядок, но покидающая их горячая волна удовольствия была совсем не тем же самым, что леденящая Волна. Здешний воздух не грел и не холодил, но сейчас они чувствовали умиротворяющее тепло тел друг друга — пускай никаких тел у них и не было. В конце концов, ложки тоже нет — и что с того? Чтобы существовать, достаточно мыслить. Тепло было не только физическим (если тут уместно такое слово): в разуме Нео распогодилось, смурные тучи тоски развеялись согревающими лучами надежды. Нео покосился на Смита — так и есть, тот тоже выглядел расслабленным. Крайне нетипично для него — но ему шло. Больше не было никакого кривого зеркала: Нео видел отражение собственных чувств, не искажённое ни отвращением, ни гневом, ни ненавистью. Прежняя жизнь осталась позади: вражда угасла, утраты были оплаканы, цели — достигнуты. Вопрос в том, как и для чего жить теперь. Смит посмотрел на него в ответ — думал ли он о том же самом? Пока Нео подбирал слова, чтобы спросить, Смит его опередил: — Надо бы ещё раз изучить пруд. И посмотреть, не появилось ли что-нибудь новое. Вместо ответа Нео просто кивнул. В нём росла уверенность, что новое появилось (и не только здесь) — и что вместе они это найдут.