Рысь и Горностай

Она родилась ночью. И тогда, и потом люди говорили, что давно не было такой лютой зимней стужи и таких снегопадов, как в тот год. Служанка Аделина, входя с замкового двора, ворчала, что от мороза птицы замерзают насмерть прямо на лету. Дороги, тропинки и деревни были надёжно упрятаны под белым снеговым покрывалом. И не было ничего удивительного в том, что вот уже две недели замковые ворота не впускали ни гостей, ни торговцев, ни странствующих монахов. Дорог не было, и все оставались там, где были застигнуты низвергнувшейся с небес белой лавиной. — Хуже всего сейчас бездомным, нищим, бродягам всяким, — говорила Аделина. — Подумать страшно, сколько их весной найдут, как сойдёт снег. — Ещё больше будет тех, кого даже не найдут, — вздыхал, крестясь, молодой капеллан, отец Августин. — Но это в руках Божьих. За грехи людские Господь посылает все это! — А может быть, это он силу и храбрость нашу испытывает! — раздался ещё один голос. Напротив стола стоял светловолосый мальчик лет шести, в толстой, крупной вязки шерстяной рубахе и меховых сапожках. Несмотря на простоту и даже некоторую грубость одежды, с первого взгляда было заметно, что это не ребенок сервов, а будущий воин, рыцарь. У крестьянина или вольноотпущенника не бывает такого смелого, прямого взгляда. Аделина поставила перед священником тарелку дымящейся каши с мясом. — Может, и вас, мессир Рауль, покормить? — Нет, Аделина, я буду ужинать попозже, со всеми. А историю ты мне расскажешь? — требовательно спросил мальчик. — Думаю, что сегодня, дитя мое, Труди тебе расскажет. Я должна быть в другом месте, понимаешь? Маленький Рауль нахмурился, явно предпочитая истории Аделины. — Ты хочешь помочь бретонке? Поэтому будешь занята? — Да, мессир Рауль, так и есть. И, словно подтверждая ее слова, к ним подскочила молодая служанка, принялась что-то шептать на ухо Аделине. — Началось, — глухо сказала та в ответ на безмолвный вопрос капеллана. Аделина быстро шла по переходам замка. Она торопилась, да и не удалось бы сейчас перемещаться медленно и неспешно. Холод здесь царил такой же, как во дворе или за стенами. Попадавший сюда снег слуги несколько раз в день чистили лопатами, но вскоре наметало опять. В замке у Аделины имелось нечто вроде своего помещения, правда, не совсем отдельного, но отгороженного деревянной ширмой от другой части комнаты, где спали несколько девушек-служанок. Днем, когда девчонки были заняты работой, ей даже удавалось побыть здесь немного одной. Да и сегодня ночью она вполне могла бы насладиться одиночеством и даже относительным комфортом, ведь протопить эту небольшую комнату было легче, чем громадный замок, а служанки будут прислуживать друзьям господина в большом зале до утра. Так нет же, именно сегодня у Аделины будет работы больше, чем у них, вместе взятых. Ей предстоит помочь появиться на свет ребенку. Еще одному из бастардов барона, каких он наплодил по всей округе. Хотя этот ребенок все же будет не совсем такой, как другие! Не просто же так матери тех детей рожали в своих ветхих хибарах или землянках, а эта пленная из Бретани — в замке, под защитой его стен и бастионов, в покое с очагом, да и помогать ей будет не какая-то полупьяная деревенская знахарка, а сама Аделина, пользующаяся уважением в замке, да и принявшая на свет немало детишек. Очередной, особенно сильный порыв ветра сыпанул в лицо женщины пригоршню мелких и колких снежинок, заставив еще ускорить шаг. Через минуту она толкнула нужную дверь и вошла. Комната освещалась факелами, да и в очаге горел огонь, и Аделина ясно увидела выражение боли и муки на белом, как снег, лице роженицы. Вокруг нее суетилась еще одна прислужница, облегченно вздохнувшая при виде старшей подруги. Как раз в эту минуту очередная схватка утихла, новая же еще не началась, и бретонке была дана короткая передышка. Аделина подошла, вглядываясь в ее лицо с выступившими на лбу капельками пота. Это лицо считалось прекрасным и, наверно, и было таким, раз уж господин барон Роже привез в замок эту пленную год назад и оставил здесь, несмотря на гнев своей супруги. Он был большим знатоком и ценителем женской красоты и умел добиваться расположения красавиц. Хотя с бретонкой был совсем иной случай… — Ну, как ты тут? — спросила Аделина, пользуясь временным затишьем, чтобы осмотреть роженицу. Она сразу увидела, что роды идут как положено, но закончатся еще не очень скоро. — Ты, с Божьей помощью, родишь здорового младенца, Бренна, — сказала она. — Самое позднее — к утру. — Надеюсь, он умрет! — со злостью бросила та. — Ненавижу его и проклинаю! Не меньше, чем его отца! — Не смей так говорить! — прикрикнула Аделина, а вторая служанка в ужасе принялась креститься дрожащей рукой. — Чем виноват невинный младенец? Будешь такое болтать — не миновать тебе адского пламени. — Я не христианка, — усмехнулась Бренна, — и не страшусь вашего распятого Бога и всех небылиц, что плетут ваши попы. Ребенок же этот — плод насилия, и никогда я не полюблю его. Поэтому лучше, чтобы он сразу умер. — Сразу — не сразу… Не твое дело! — сурово проговорила Аделина. — Каждый из нас умрет, когда Господу будет угодно его прибрать. А пока помалкивай. У Бренны снова началась схватка, и на время она забыла о спорах, корчась от почти нестерпимой боли. Дитя родилось, как и думала Аделина, перед рассветом. "Самый подходящий час для нечисти", — мелькнуло в мозгу помимо воли. И, будто подтверждая эту мысль, раздался тихий и злобный смех. Смеялась Бренна. Потому что новорожденная девочка в руках служанки молчала, не подавая никаких признаков жизни. — Рано радуешься, тварь, — воскликнула Аделина. Перехватив окровавленное тельце за крошечные ножки, приподняла ребенка и шлепнула по попке. Девочка наконец закричала. Но все же была она такой слабенькой, и голосок ее был тоньше и тише, чем у новорожденного котенка! Испуганная Аделина велела второй служанке тотчас бежать за священником. Если уж и суждено новорожденной умереть, едва родившись, то пусть будет крещена, как полагается. И тогда проклятие бесноватой бретонки не повредит ей. Она почти не обратила внимания на то, как кто-то приводил в порядок Бренну, и как та почти сразу же заснула. С ней-то все будет хорошо, Аделина видела, что разрывов или каких-либо иных повреждений у той нет, для первых родов все прошло отлично. Может, и правда языческие демоны помогают приспешникам своим? Женщина истово перекрестилась, и тут же вошел отец Августин. Молодой капеллан был в изрядном подпитии, хотя, надо отдать справедливость, на ногах пока держался. Отец Августин был тверд в вере и к служению Господу пришел добровольно и осознанно, но он был еще так молод, что не всегда мог побороть соблазны мирские. Да еще попал сюда! Господин барон ведь не только относится снисходительно к поклонникам Бахуса, но еще и сам поощряет их. Напоить кого-нибудь — одно из его любимых развлечений сейчас, когда невозможно поехать на охоту или в гости. Аделина ничуть не сомневалась, что это барон Роже со своими людьми за ужином так накачали священника. Разумеется, преподобный Августин тотчас послал за всем необходимым и окрестил новорожденную. Все было сделано честь по чести, вот только… — Какое имя вы нарекли ей, святой отец? — спросила Аделина. — Простите, я так и не разобрала! Священник покрутил головой, словно вспоминая, и наконец хлопнул себя ладонью по лбу и обрадованно воскликнул: — Диана! Ее зовут Диана! — Что за странное имя? Ни разу не слышала такого. — Ну, ты и не могла его слышать. Ты ведь не читаешь книг. Я же… И он заплетающимся языком поведал ей, что давно увлечен чтением книг старинных, еще римских и греческих, авторов. В монастыре, в годы его обучения, приходилось скрывать это от сурового аббата. Но здесь, не опасаясь контроля и каких-либо осложнений, он предавался своей страсти к чтению в любую свободную минуту. Благо, библиотека в замке была, осталась от прежнего священника, ныне покойного. И вот в одной из этих книг он нашел рассказ о прекрасной, но суровой и неприступной богине Диане. Как сама эта история, так и имя небожительницы поразили его. Вот он и нарек бастардку барона именем языческой богини! — Ох, горе, горе! — сказала Аделина. — Неужто других имен нет? Это имя языческое, как бы беду не навлекло! Но отец Августин уже открывал дверь, дабы выйти из комнаты и вернуться к веселому сборищу. Девочка же почти не дышала и была белее, чем снег за стенами замка. Женщина горестно вздохнула и велела второй служанке привести Хловиса. Хловис — огромный парень, очень сильный, хоть и не блиставший находчивостью, приходился Аделине братом и был взят в замок из деревни несколько лет назад, как раз за свою недюжинную силу, и с тех пор выполнял самую тяжелую работу. — Ну, Хловис, — сказала Аделина, завидев в дверях его громадную фигуру, — оденься потеплее и иди, вырой могилу. Думаю, бедная малютка не проживет и нескольких часов. — Могилу-то зачем? — недовольно буркнул Хловис. Идти в такую погоду на улицу, да еще долбить промерзшую землю, вовсе не хотелось. — Если помрет, то ее, может, в склепе похоронят. — В каком склепе, Хловис! Да ты, никак, тоже пьян? Это же внебрачный ребенок, к тому же — дочь. Никто не будет ее там хоронить. Иди за лопатой и заступом и делай, что велено. Могила была добросовестно выдолблена, но не потребовалась. Диана не умерла. Барону доложили о рождении очередного бастарда только после полудня, ибо на утро после обильных возлияний он бывал зол, и никто не смел его тревожить. — Ну, хоть кто родился-то? — хрипло выговорил он, опустошив кружку браги. — Девочка, мессир, — сообщил майордом. — Тьфу ты! Ну и зачем мне она? Вопрос повис в воздухе. По сути, он был прав. Мальчик мог бы в будущем служить своим законнорожденным братьям, порой такие дети вырастали безмерно преданными семье отца, если правильно воспитать. Но девчонка - существо бесполезное. Барон велел нести завтрак, о девочке же вновь вспомнил несколько часов спустя. Вернее, не столько о ней, сколько об отце Августине. — Где этот безбожный поп, вероотступник! — ревел барон, и слышно его было почти во всем замке. — Дайте мне его, ведите его сюда! Я с ним по-своему разделаюсь! Наречь ребенка сатанинским, языческим именем! Пусть только объявится, привяжу в лесу волкам на съедение! Повешу! Четвертую! Привлеченные шумом, в зал заглянули двое детей — уже известный нам белокурый Рауль и еще один мальчик, тоже светловолосый, одетый почти так же, и немного постарше. — О, вот они! — барон подозвал и обнял обоих детей. — Вот они, мои сыночки! Жоффруа, Рауль, хотите сладкого пирога? Эй, кто там! Дайте поесть детям! О священнике он уже позабыл, а о незаконнорожденной девчонке — тем более. Да и кто в здравом уме стал бы долго думать о какой-то бастардке с языческим именем, если есть такие прекрасные сыновья, рожденные в законном браке! Отдохнув, барон сменил гнев на милость и не убил священника, который до вечера благоразумно укрывался в овчарне. Бренна отказалась давать грудь новорожденной, и ее кормилицей стала одна из замковых прислужниц. Впервые Роже увидел свою дочь лишь весной. Аделина, очень привязавшаяся к девочке, куда-то несла ее через замковый двор, когда хозяин заметил их и велел приблизиться. Служанка открыла личико ребенка. — Да она красавица! — невольно вырвалось у Роже. Он посмотрел вокруг даже с гордостью, словно призывая в свидетели всех, кто это слышал. Да, именно с гордостью, ибо она оказалась в его родню, теперь это было совершенно очевидно. У Дианы были невероятно густые белокурые волосы, уже начавшие виться крупными локонами, бело-розовая кожа, удивительно правильные черты лица, а глазки — как незабудки у ручья. В этот миг выглянуло из-за облачка ласковое весеннее Солнце, тонкий лучик упал на личико малышки. Видимо, это оказалось приятно, ибо Диана чуть сморщила свой крошечный носик и улыбнулась так трогательно и мило, как только и можно улыбаться, когда тебе несколько месяцев от роду! — Пусть и дальше живет в замке, — распорядился барон. Аделина скрыла торжествующую улыбку. То-то будет злиться госпожа баронесса Вальдрада, которая только и мечтает, чтобы крошечную девочку отослали в деревню. Нет уж, пусть хозяйка займется своим сыном, который всего на несколько месяцев старше Дианы, а других детей барона оставит в покое!