– Джонатан, – произнес Чианг, и это были его последние слова, – постарайся постичь, что такое Любовь. Р. Бах, «Чайка Джонатан Ливингстон»
* * *
Чайка Флетчер Линд выбивался из сил, но не мог совладать с порывами ветра и собственным нетерпением. Он хотел научиться мертвой петле с первой попытки, не проделывая одно и то же по тысяче раз, но порой у него не получалось повторить даже то, что когда-то выделяло его из Стаи. Неудачный рывок – и Флетчер срывался, совершая кувырок за кувырком, вращаясь в корявом штопоре, как птенец, выпавший из гнезда. Флетчер был гордой, самонадеянной чайкой – Изгнание сделало его таким, и оно же поселило в нем отчаяние, которое он привычно маскировал под гнев. «Дурачье! Ограниченные чурбаны, плевавшие на красоту полета, презирающие всех, кто не разделяет их примитивных мыслей! – в ярости твердил себе он, выгибая крылья в дрожащую кривую. – Все, чем они наслаждаются, – это еда и драки за эту еду, в них нет ничего, кроме инстинктов, нет желания совершенствоваться! Как я могу стать таким, как они?!» В то же время, когда Флетчер говорил об этом сам с собой, ему было не противно, а горько. Он хотел плакать, стонать от несправедливости Приговора, но, пугаясь своих слабостей, всегда подменял их гневом. Даже сейчас, летя над синим, кристально прозрачным морем, он бранил неуклюжесть своих крыльев, неманевренный хвост и непродуманную технику полета, хотя ясно осознавал, что ему не хватает поддержки сородичей. Если бы Стая признала его, никакому ветру не удалось бы сломить его волю. Если бы он уговорил чаек расправить крылья, не думая о голоде и злобе, никакая сила не прервала бы его полет. Но его отвергли. Ссылка в Дальние Скалы почти лишила его веры в Семейство Чаек. Надежда угасала с каждым днем, и, если б не Джонатан, она бы давно растаяла, как морская пена. Джонатан... – Вижу, ты решил начать без меня? Флетчер поднял глаза и увидел подлетевшего к нему учителя. Тот так бережно коснулся земли, будто боялся причинить ей боль, и наклонил голову набок, едва заметно улыбаясь. Его белоснежные крылья переливались в солнечном свете. – Я хочу научиться тому, что умеешь ты, – ответил Флетчер, вставая на ноги и отряхивая растрепанные перья. – Я все время тренируюсь: падаю, поднимаюсь, снова падаю, и мне уже кажется, что так будет продолжаться вечность. Зря ты выбрал меня в ученики, Джон. Я безнадежен, ты же видишь. Лучше бы тебе заняться кем-то более способным... – Ты заблуждаешься, Флетч. Я не найду никого способнее тебя, даже если облечу весь свет и созову всех Изгнанников. Знаешь, что сказал мне инструктор, Чайка Салливэн, когда я захотел покинуть Небо? Флетчер покачал головой. – Он сказал: «Если кто-то и способен научить кого-нибудь на Земле видеть нечто, определенное расстоянием в тысячи миль, то этот кто-то, безусловно, Чайка Джонатан Ливингстон». И он был прав. Потому что, когда я увидел тебя: твою скорость, силу и легкость твоих крыльев, блеск твоих глаз – я понял, что ты тот, кого я искал. Сколько бы учеников у меня ни было, никто из них не сможет заменить тебя, Флетч. – Но почему? – изумленно воскликнул тот. – Что во мне особенного? Но Чайка Джонатан Ливингстон не ответил. Он прошелся вдоль берега, вдыхая запах морского прибоя, и с улыбкой расправил крылья. Они были так велики, что заслонили собой солнце, и каждое их перышко сияло, как жемчужная искра. В улыбке Джонатана, в его глазах так же ослепительно, как он сам, светилась любовь, и Флетчеру показалось, что он сейчас задохнется. Никогда прежде он не видел такой чайки, как Джонатан Ливингстон. «Не бойся, Флетч, – прошелестел внутри него мягкий голос. – Лети и ничего не бойся. Я с тобой» И Флетчер взлетел. Его крылья молниями рассекали воздух, а тело словно лишилось своего веса и превратилось в комок перьев, несомый бешеным потоком ветра. Море под ним зашумело, подбрасывая в небо волны, и те с яростным плеском ударялись об воду. Отдаленные крики чаек свистели в ушах, на глаза наворачивались слезы – Флетчер хотел зажмуриться и свернуть, чтобы спрятаться в скалах, но голос Джонатана внутри него продолжил: «Твоя проблема в том, что ты не можешь освободить свое сердце от обиды» Раз! – Флетчер обогнул скалу, разрезав холодный туман. «Ты страдаешь оттого, что Стая отказалась следовать за тобой, не поняла твоего стремления, как когда-то страдал я. Ты постоянно вспоминаешь об их предательстве, и воспоминания разбереживают твою душу, не пуская в нее любовь; ты клянешь их и желаешь им зла вместо того, чтобы простить и дождаться, когда они поверят тебе» Два! – он взмыл под облака, и те распахнулись перед ним Вратами рая. «Забудь об обидах, Чайка Флетчер Линд. Забудь обо всем. Лети на звук моего голоса, и я подскажу тебе дорогу к Совершенству. Я провожу тебя на Небо, если ты хочешь – если ты по-настоящему хочешь летать...» – Да! – прокричал Флетчер, чуть не сорвав голос. – Я хочу! Я очень хочу летать! «Прислушайся к своему сердцу. Впусти в него сострадание и любовь, отринь боль – больше она тебе не понадобится. Отныне ты будешь счастлив, Чайка Флетчер Линд» Три! – Флетчер описал в воздухе круг и камнем полетел вниз. Ветер вырывал ему перья, слепил глаза, туман загораживал путь, но в голове его звучала райская музыка, а на душе было сладко, горячо и свободно, свободно, свободно... «Я никогда не покину тебя» Джонатан! – О, Джон! – крикнул Флетчер вниз, плавно выйдя из крутого пике и паря теперь над покойными волнами. – Джон, ты видел? У меня получилось! Я совместил твердость и текучесть, как ты говорил, помнишь?! Я это сделал, я... Внезапно из моря вырос огромный, спрятанный в пелене валун. Он неумолимо надвигался, ощетинившись пиками скал, и Флетчер оборвал себя и зажмурился от страха, зная, что не успеет его обогнуть, но в последний момент перед его глазами пронеслась белая стрела – небо вспыхнуло радугой и какая-то неведомая сила понесла Флетчера к суше. – Что в тебе особенного, говоришь?.. Флетчер открыл глаза: на него с насмешливой улыбкой смотрел Джонатан. – Думаю, ты сам ответил на свой вопрос, – ласково сказал он, обхватив Флетчера поперек груди, – но в следующий раз будь поосторожнее. Я не хочу лишиться любимого ученика так скоро. Нам предстоит слишком много дел, чтобы тратить силы на игры со Смертью. – А что мы будем делать? Крылья мерно рассекали воздух, отгоняя сомнения и тревоги, возвращая усталому сердцу давно забытое умиротворение. Сквозь жемчужные перья Флетчер впервые увидел Небо – не то небо, где сталкивались и дрались хищные, обезумевшие от жадности чайки, но Совершенство, к которому он стремился всю свою жизнь. Где-то там были чайки, познавшие радость полета, такие же, как Флетчер, – гордые, свободные в своем Изгнании существа... – Мы будем учить чаек полету, Флетч. Мы вместе – пока Старейший не призовет меня в Новый Мир. Однажды это произойдет, но даже Оттуда я буду помогать тебе. Ты вырастишь своих учеников, и когда-нибудь их перестанут считать Изгнанниками. А потом... потом мы встретимся. Ученик превзойдет учителя и долетит до края Вселенной, а за ним потянутся остальные... И мирами будет править любовь. Любовь – понимаешь? Ответом ему послужило молчание: убаюканный шорохом крыльев, Флетчер Линд заснул, прижавшись к теплой груди учителя. Чайка Джонатан Ливингстон улыбнулся, и откуда-то изнутри него полилась Колыбельная – он слышал ее от ангелов, когда спускался на Землю. Спи, мой друг, пусть волшебный сон Околдует тебя, в небеса унесет... Он парил над сверкающим морем, высоко запрокинув голову, и пел, и улыбался, и верил, что вместе с ним сейчас поет и улыбается Чианг, даруя ему, и Флетчеру, и всем чайкам на свете свое благословение. Верь, мой друг, мы сойдемся вновь – И рассеется тьма, и проснется любовь...