***
«Штат Массачусетс, округ Эсекс» — гласила деревянная табличка, на въезде в город. Окно запотело от высокой влажности. Половину пути лил такой сильный дождь, что дорогу местами размыло. Я прислонилась к окну и вырисовывала длинным ногтем круги, пока отчим не пропустил очередную яму и мои мысли не размазало по стеклу. Город на удивление оказался приятным. Дождь резко сменился осенним солнцем, деревья засверкали словно окутанные гирляндой всех цветов осени. Неожиданно для себя в груди я почувствовала нарастающий комочек теплоты. «Почти приехали, солнышко» — с нетерпением сообщила мама, тщетно пытаясь сориентироваться по Google Maps. Мы переезжали из города в город, из штата в другой штат, оправдывая это маминой работой. Грэг любил маму, на столько на сколько это возможно между такими разными людьми. Я в свои 17 лет привыкла к переездам, и уже делала свой вклад в бюджет семьи. В издательствах сначала с неохотой принимали мои работы, опираясь на «отсутствие опыта и юность». После нескольких успешно изданных романов и справочника по истории становления Западной Европы ко мне стали относиться серьёзнее. Но это было не более, чем хобби. Мне нравилось писать и нравилась история. Дом, который мы купили на этот раз не отличался от стоящих рядом. Мрачный, старый, со сломанным забором и заброшенным садом. Одним словом — чудесный. Мебель и большинство вещей были доставлены и распакованы пару недель назад, моя комната была на втором этаже с огромным окном в крыше. На окне скучал почти увядший плющ. В углу стояло кресло, накрытое клетчатым пледом, на столах и полках свечи. Считайте это мой фетиш. Отвергаю электрическое освещение, в силу его «безжизненности». Вы когда-нибудь были в комнате, которую заполняло тепло и множество огненных точек, словно светлячки. Есть у свечей свой шарм. Мама и Грэг устроились на полу у камина с бутылкой Мерло 1870 года в компании лучших произведений Эллы Фицджеральд. Уходить, не прощаясь и не предупреждая было моим вторым фетишем. Закутавшись в огромный теплый шарф и натянув шапку, я отправилась на прогулку. Солнце почти исчезло за линией горизонта и плотной пеленой дождевых облаков. На улицах не было почти ни души. В паре кварталов на север был центр города, шумный туристический центр города. Из любопытства я направилась туда, куда повел меня тот самый комочек в груди. Первое что бросалось в глаза буйство красок. Деревьев было так много, что дорожки тонули в россыпи изумрудных, янтарных и рубиновых листьев. По-осеннему прохладный ветер принёс с собой запах мокрой листвы и выпечки. До центра было не далеко. По обеим сторонам главной дороги стояли магазинчики, украшенные букетами, тыквами, сухими венками. Тротуар и даже дорога были вымощены камнями, после дождя отражающими слабые лучи закатного солнца, словно усыпанные бриллиантовой крошкой. «Октябрь» — пронеслось где-то в мыслях. Прошло больше часа, как я добралась до центра. На центральной площади было много народу, из общей бессвязной болтовни и гула, ярко выражались звуки колокольчиков на дверях магазинов, «The End Of Love» доносилась из колонок на старых фонарях.* Старая церковь, казалось уже вросла в эту землю, контрастно выделяясь на фоне современных, хоть и не высоких зданий. Пошарпанные стены, дубовые ступеньки, один фонарь разбит… Всё как в 1684. На мгновение я будто увидела молодого человека, лежащего у ступеней церкви, истекающего кровью. Черты лица едва различимые, но на столько родные, что к горлу подкатил ком. Дрожь прокатилась волной по всему телу. Студенты приехали закупиться перед Хэллоуином, дети облепляли витрины, как саранча. Я отвлеклась на зажигалку, которую перебирала пальцами в кармане пальто. Выудив из пачки тонкую сигарету, я жадно затянулась. Мама знала о моих привычках, но пока я не делала этого при ней, претензий у нее не было. А меня такой расклад устраивал. После восьмичасовой поездки я совершенно забыла, как сильно мне хотелось курить. Я прислонилась к старому дубу и наблюдала за всей суматохой. Мрачный парень со спортивной сумкой столкнулся с женщиной, та выругалась и отправилась дальше. Всё о чём он думал — болезнь его девушки. Боль. Бессилие. Отрицание. Толпа девчонок звонко хохотала, выходя из кафе. Все они думали о том, с кем переспать на предстоящей вечеринке. Рыжая кошка, наблюдающая за мной так же пристально, как я за окружающими, смотрела на меня с ненавистью. Или потому что я больше любила собак, или потому что все кошки меня не переносили. На витрине магазинчика с травами красовалась вывеска: «Осень — время ведьм». Уголок губ непроизвольно дёрнулся. Порыв ветра вытянул пару прядей волос из-под шарфа, принеся с собой аромат корицы и свежей выпечки. Затянувшись в очередной раз, я медленно выпускала из своей груди клубы дыма. Внезапно в центре площади прямо перед статуей основателей показались несколько мужчин в старых одеждах, с потрепанными цилиндрами. В сопровождении двух прекрасных девушек, чьи платья по роскоши не уступали королевским нарядам времен Марии Стюарт. Я не понимала реальны они или нет… Как вдруг один из мужчин громко объявил: «Сегодня! В полночь! Представление на ярмарке Бэнсона! Публичная казнь ведьм! Окунитесь во времена Великой Инквизиции! Ждём всех Вас! Вход в костюмах! Приходите!» — девушки фотографировались с туристами, мужчины не могли наглядеться друг на друга в костюмах. «Убожество. Твои знания об Инквизиции ограничиваются Википедией» — потушив сигарету, я рассмеялась. «Да уж. Сёстры, мы горели живьём на кострах ради этого! Добро пожаловать домой, Мэри. Салем всё еще кишит недалёкими кретинами, как и 300 лет назад…»***