You'll never be alone

      Воздух был горячим и жгучим от разлитого в нем солнца. День был почти безветренный, только изредка деревья лениво шевелили листьями под легкими дуновениями. На улицах с самого утра не было почти никого — все старались переждать жару в тени или в прохладном помещении. К полигону никто даже близко подходить не решался — над выжженной растрескавшейся землей дрожал раскаленный воздух. Изуна сидел на одной из толстых ветвей раскидистого дерева, выращенного Хаширамой на краю полигона вместе с небольшим лесом — ну так, на всякий случай, как заслонка от особо сильных техник. В переплетении ветвей было прохладно, рядом никто не появлялся, так что Изуна мог спокойно сидеть и читать недавние донесения разведки, размышляя о том, что с оной делать и кого для этих действий привлекать.       На появившегося на полигоне шиноби он не сразу обратил внимание. Поначалу просто проигнорировал, решив, что кто-то просто решил срезать путь. Но ощущение чужой чакры не исчезало, и Изуна все-таки отвел взгляд от свитка и посмотрел вниз. Посреди полигона стоял парнишка в светлом хаори, лет десяти или одиннадцати, и медленно, сосредоточенно складывал печати. Потом резко поднес печать к губам и выдохнул.       Не различить столь знакомый любому Учихе огнешар Изуна просто не мог, хоть от огнешара там было одно название и мелкий сполох пламени, на таком ярком солнце почти не заметный. Мальчишка раздраженно одернул полы хаори, сложил печати снова, снова выдохнул, но результат был примерно тот же. Изуна отложил свиток в сторону и уселся поудобнее, внимательно наблюдая за ребенком. Чакра мальчишки была с очень хорошо знакомым привкусом. Сенджу. Сенджу-катонщик. Вот ведь…       На самом деле, ничего удивительного в этом не было. Сенджу-катонщиков Изуна за свою жизнь не раз видел, вот только они из себя мало что представляли и техники выполняли на уровне десятилетнего бойца-среднячка. Обычно таких Сенджу пытались загнать под ирьенинов или сильнее развить вторую стихию. Собственно, примерно то же самое было и в их собственном клане, если вдруг у кого-то первой стихией вылезал суйтон. На это только разводили руками и пытались чему-то учить, но с печальным результатом. Такие шиноби умирали еще в детстве, если не были хороши в чем-то другом, и не просто хороши, а очень, очень хороши.       Мальчишка внизу сосредоточено складывал печати, упрямо выдыхал чакру, но все равно больше одного-единственного сполоха у него не выходило. Изуна, прищурившись, выхватывал ошибки — не так преобразует чарку, печать держит слишком далеко от губ, да и других недочетов полно. Он словно подстраивался под другую технику, но пытался творить Катон, вот и получалось, вернее, не получалось совсем. Изуна понаблюдал еще несколько минут, а потом, чуть усмехнувшись, накинул хенге и спрыгнул на полигон.       Сенджу тут же вздрогнул, обернулся, отошел на пару шагов, тут же одернул себя и остановился, то встал чуть полубоком, словно готовился защищаться. Изуна не стал подходить ближе, просто оглядел мальчишку с расстояния. Щеки пылают от жары, всклоченные темные волосы в пыли, на хаори темные пятна от пота, но смотрит твердо, хоть и не прямо в глаза — интересно, старая выучка или до сих пор вбивают это правило? Скорее насторожен, чем испуган, и явно раздражен. Впрочем, оно и хорошо.       — Привет, — поздоровался Изуна, чуть наклонив голову. — Тренируешься?       Сенджу чуть помедлил, облизнул пересохшие губы и ответил:       — Хай.       — Сенджу?       Снова небольшая пауза, а потом:       — Хай, — все еще слегка настороженно. И встречный вопрос, в котором пополам с напряженностью звучали любопытство и, едва заметно, легкая грусть: — А вы кто? Учиха, да?       — Учиха, — согласился Изуна. Внешность он не сильно менял, разве что немного подправил черты лица, да и то в основном чтобы убрать черные трещины и вернуть нормальный цвет глаз. Узнать в хенге именно его, Учиху Изуну, могли разве что те, кто знал его лично, при чем хорошо знал. Мальчишка же вряд ли даже видел его хоть раз в жизни, слишком мал еще, так что он точно видит просто Учиху — черноволосого, черноглазого, в привычной рубашке с широким воротником.       Мальчишка нахмурился.       — Ну, можете смеяться, — раздраженно бросил он, передернув плечами.       — Зачем мне смеяться? — поинтересовался Изуна, чуть наклонив голову на бок и с любопытством глядя на ребенка. А тот даже слегка растерялся от такого вопроса, но тут же снова насупился:       — Будто сами не знаете. Вы ведь видели, что у меня ничего не получается.       Изуна удержал скользнувшую было по губам улыбку.       — И что в этом такого?       Сенджу снова посмотрел на него с удивлением, потом тряхнул головой, нахмурился, отступил еще на полшага. Изуна подавил желание тяжело вздохнуть. Вот вобьют детям в голову всякую чушь, а те потом не знают, что с собой делать…       — Если у тебя что-то не получается, значит, ты либо недостаточно стараешься, либо делаешь что-то не так, — мягко продолжил он. — В недостатке старания тебя нельзя упрекнуть, а вот ошибки в исполнении техники есть, и много. Если хочешь, я могу показать, как надо, и объяснить, что именно ты делаешь не так.       Мальчишка теперь уже не пытался скрывать эмоции, а смотрел откровенно удивленно и настороженно, словно и не понимал, что ему предлагают, и обман пытался разгадать. Изуна терпеливо ждал, не подходя ближе, просто спокойно наблюдая за маленьким Сенджу, ловя сенсорикой и эмпатией его смятение.       — А вы… правда? — наконец спросил он, но тут же тряхнул головой: — Я про то… зачем вам это? Я не… да я сам справлюсь, но… — он снова помотал головой, а Изуна все-таки легонько вздохнул.       — Я просто вижу, что ты делаешь немного неправильно, и хочу помочь. В твоем клане ведь мало кто может объяснить тебе, как надо? — в том же тоне произнес Изуна.       — Никто не может, — чуть помедлив, признался Сенджу.       Ну еще бы кто-то мог, при их непонимании сути катона.       — Ну вот. А у нас вроде как союз, надо бы грамотно распределять ресурсы. Знания — тот же ресурс, и деревне пойдет на пользу, если ты научишься стихийным техникам и сможешь творить техники на основе своей первой стихии.       О том, что ему на самом деле просто так захотелось помочь, Изуна предпочел умолчать. Не поверит же ведь.       Сенджу немного подумал, оценивающе глянул на него исподлобья, и наконец кивнул.       — Хорошо… покажите, как надо.       Изуна усмехнулся, подошел ближе. Сенджу не отшатнулся, только наблюдал за ним с детским любопытством на дне глаз. Ребенок ведь еще совсем.       — Тогда смотри и запоминай. Я покажу, как надо, а ты сам попробуешь ответить, что ты делаешь не так. Да, и… как тебя зовут-то?       — Каноши, — тихо представился Сенджу. — А вас?       — Нито, — представился Изуна именем давно уже мертвого друга.       Мальчишка кивнул, все еще с напряжением, но и с уважением тоже. Изуна кивнул ему в ответ, а потом махнул рукой, показывая ему идти за ним. Лучше все-таки с другого конца полигона огнешар тренировать, тем более, что воды рядом нет.       Впервые за очень долгие годы он сложил все печати техники — обычно с одной делал, в бою на это времени нет, — неспеша, медленно, чтобы Каноши увидел и запомнил все, поднес печать к губам и выдохнул чакру.       Он никогда не был так хорош в стихийных техниках, как нии-сан, но потенциал у него все равно был неслабый, потому он честно постарался сделать небольшой огнешар, просто, для примера. Однако с расчетом сил у него получилось как-то не очень, и огромный сгусток пламени пронесся через весь полигон, спалив чакробарьер у дальнего заграждения и превратив это самое заграждение в пепел.       — Извини, слегка перебор, — он обернулся на Каноши, который смотрел на него с искренним восторгом. Это было… немного странно, даже для него.       — Это… это очень круто! — наконец выпалил Сенджу. От его настороженности не осталось и следа, он смотрел так доверчиво и открыто, что Изуне захотелось его легонько стукнуть по голове и предупредить, что с незнакомыми людьми, даже из союзной деревни, все равно надо быть аккуратнее.       — Я польщен, конечно, но теперь хотел бы услышать твое мнение о том, что ты делал неправильно, — хмыкнул Изуна. Каноши тут же подобрался, сосредоточенно нахмурился и попробовал объяснить:       — Вы… вы совсем по-другому преобразуете чакру. Вспышкой, резко, все сразу, а меня учили, что надо постепенно…       — Постепенность хороша для суйтона, — согласно кивнул Изуна. — Но катон — это огонь, вспышка, взрыв. Поэтому, когда творишь технику, ты должен понять, что огонь есть твоя суть. Не пытайся преобразовать часть чакры. Просто уже на вдохе преобразуй ее в нужную форму, а не на выдохе, как ты пытался делать. И печать не надо так далеко от губ отводить, больше сил уходит впустую. Ясно?       — Хай, — решительно кивнул Сенджу.       — Тогда попробуй сам.       Каноши шагнул вперед, постоял немного, собирая концентрацию, а потом быстро сложил печати и, набрав побольше воздуха, резко выдохнул. В пронизанном солнцем воздухе вспыхнул огненный шар, где-то с фонарик размером, но уже далеко не тот язычок пламени, что получался до этого.       Каноши радостно глянул на Изуну, стер пот со лба, а Учиха тихонько усмехнулся и похвалил:       — Вот, это уже лучше, но все равно далеко не твой предел. Еще раз — не надо преобразовывать постепенно, делай резко, на вдохе.       — Хай, — тряхнул головой мальчишка.       — Ну, раз хай, тогда давай еще раз.       Этот Сенджу был очень, очень упрямым и смышленым. В сумме это давало страшную силу. Мальчишка этого еще не понимал, но упрямство, сочетаемое с умением понимать и учиться на ошибках, — это и впрямь сила, равная многим кеккей генкай. Каноши снова и снова выдыхал пламя, вытирал пот и копоть с лица и пробовал снова, внимательно вслушиваясь в комментарии Изуны. И плевать, что жара стояла страшная, вкупе с катоном — и вовсе невыносимая, и что солнце слепило глаза, и что дышать было нечем — он пробовал снова и снова с потрясающим запалом. А огнешар получался все ярче и сильнее.       — Получается! — восторженно выдохнул он, сгибаясь и упираясь руками в колени после очередной попытки. — Получается ведь? — переспросил он с легкой неуверенностью, покосившись на Изуну. Тот усмехнулся и растрепал волосы на макушке Каноши.       — Получается, — подтвердил он, и мальчишка просиял.       — Я сейчас еще раз попробую, — тут же выпрямился он.       — Последний, — жестко обрубил Изуна. — А потом перерыв, иначе с ног свалишься.       — Не свалюсь, — со смехом ответил Каноши, у которого, на самом деле, уже руки дрожали от напряжения. Изуна на это только хмыкнул, исчерпывающе выражая то, что он думал по этому поводу.       Каноши уже складывал последнюю печать, как вдруг:       — Учиха!       Изуна глубоко вздохнул, вспоминая различные известные ему нецензурные выражения и медленно проговаривая их про себя. Потом обернулся и как мог вежливо откликнулся:       — Да?       На полигон спрыгнул Тобирама Сенджу, зло щуривший глаза и смотревший на Изуну так, словно очень хотел прикончить на месте. Впрочем, уже прикончил, так что, в принципе, может и еще раз, если ему от этого полегчает, Изуне уже не жалко. Он вообще старается найти в ситуации положительные стороны — хорошо, что заявился именно Тобирама, а не кто другой из Сенджу, с кем другим объясняться было бы дольше и труднее…       Но на кого другого вполне действовали приемы и уловки, которые Тобирама уже за милю чуял. Так что поиск плюсов в ситуации заметно осложнялся.       На самом деле, было просто немного досадно и слегка грустно от того, что Тобирама заявился. Потому что этот Сенджу снова притащит с собой сотню претензий, окунет в реальность, как головой в ледяную воду. А он только поймал покой — пропитанный солнцем, огнем и нестерпимой жарой покой, рассыпающийся мелкими мозаичными деталями, шуршащий листвой, пахнущий пылью и пеплом и отдающий блеском восторженных глаз.       — Ты что здесь устроил? — прошипел Сенджу, останавливаясь на расстоянии нескольких шагов и привычно скрещивая руки на груди.       — Учу мальчика Катону, — спокойно откликнулся Изуна, глядя на Тобираму чуть исподлобья.       — Тобирама-сан, простите меня, я сам попросил, — вдруг послышался твердый голос Каноши.       Изуна аж поперхнулся мысленно от такого заявления и удивленно покосился на мелкого. Тот стоял, решительно и прямо глядя на Тобираму, едва ли не сжимая кулаки. Он что сейчас, защитить его пытается? Зачем?..       Ах да, он Нито Учиха, просто-какой-то-Учиха-из-клана. А Тобирама — это Тобирама Сенджу. Мальчишка что, боится, что его тут просто на месте прибьют? Хотя, за что, в общем-то?       Во взгляде Тобирамы пополам с привычной язвительностью читалось явное удивление. Он перевел взгляд с Каноши на Изуну, потом обратно, потом снова посмотрел на Изуну и устало вздохнул.       — Учиха, вот ты издеваешься?       Вопрос был, конечно, риторическим, но Изуна все равно ответил:       — Нет.       И ответил, в общем-то, честно.       Выражение «ну да конечно» в алых глазах не заметил бы только слепой.       — Так что я тут такого устроил? — поинтересовался Изуна, кожей чувствуя почти предупреждающий взгляд Каноши.       — Чакробарьер над полигоном нахрена снес? — уже без особого запала, но все так же недовольно поинтересовался Тобирама.       — Случайно, — честно ответил Изуна. — Не рассчитал силы. Могу восстановить, но на это уйдет время.       Потому что чакробарьер явно ставили Узумаки, такие хитрые схемы только они наплести могут.       — Случайно он, — проворчал Тобирама. — Потрясающе. А знаешь, сколько стоят печати Узумаки? Надо огнем плеваться, иди на дальний полигон, он даже Мадару выдерживает.       — Когда он на грани истощения, ага, — не смог не вставить Изуна. Потому что единственной заслонкой от Катона нии-сана всегда был Мокутон, не иначе. — А Узумаки могли бы и скидку сделать, союзники, вообще-то.       — Сам их уламывать на скидку будешь, — прошипел в ответ Тобирама.       Изуна задумался.       — Мне надо подумать, что я сделаю быстрее.       — Думать надо было до того, как ты сносил барьер.       — Сенджу, да подумал я, что б тебя! Ну не рассчитал силы, бывает, знаешь? — уже слегка раздраженно ответил он.       — Потрясающе, а к воде отойти было слишком сложно?       — Слишком, — подтвердил Изуна. — Да восстановлю я этот барьер, восстановлю, только успокойся, а?       А потом Изуна поймал обрывок эмоций Каноши и понял, что он только что повел себя, как полный идиот. Причем именно он, разведчик, шпион и масочник, а не Тобирама. Расслабился, блин.       Ну вот какой рядовой Учиха будет так разговаривать с Тобирамой Сенджу? На такой тон из всех Учих был способен разве что Мадара, ну и он, Изуна, да, только вот он мертв, и для мальчишки он Нито Учиха, которого вот прямо сейчас должны приложить об полигон за дерзость, потому что хамить в глаза Белому Сенджу не решался никто. А он — стоит себе спокойно, огрызается в ответ на реплики, и даже почти не злится, кажется.       Ну вот и что теперь, память стирать, что ли?       Но стирание памяти — слишком уж радикальная мера, потому он просто неуловимо меняет мимику, опускает взгляд и ровным голосом, пусть и с ноткой недовольства, произносит:       — Простите, Тобирама-сан, я приведу в порядок барьер.       А еще можно надеяться, что Каноши спишет все на то, что Учихи — несдержанные безумцы и самоубийцы. В принципе, это вроде как не очень расходилось с образом Учих в клане Сенджу, так что…       У Тобирамы хватило ума подхватить игру и сухо кивнуть, а не смотреть с удивлением, которое мелькнуло в глазах в первый момент.       — Я надеюсь, — ответил он и перевел взгляд на Каноши. Тот вытянулся в струнку, встретил взгляд Тобирамы чуть настороженно, но совсем не так, как смотрел на Изуну. Восхищается он Тобирамой, очень сильно и искренне, но скрывает хорошо, так что только по эмоциональному фону заметно, вот и ждет, что тот скажет. Изуна тоже ждет, почти с любопытством.       — Показать можешь? — наконец спросил Тобирама. Каноши тут же кивнул, а Изуна окинул его оценивающим взглядом — потянет, не потянет? Вроде как еще на одну полную технику его должно хватить…       Он снова замер на несколько секунд, собирая концентрацию, а потом сложил печати — намного быстрее, чем в начале, — и с силой выдохнул насколько хватало легких. Изуна довольно ухмыльнулся — огнешар получился хорошим, большим, ярким. А Каноши обернулся — бледный, с измазанным пылью и копотью раскрасневшимся лицом, с пылающими восторгом глазами, — и вопросительно посмотрел на обоих.       — Хорошо, — уверенно произнес Изуна. Это и впрямь было очень хорошо для мальчишки, у которого пару часов назад едва выходил сполох пламени. Упертый Сенджу, способный, просто учили его не так, вот и толку не было.       Тобирама рядом медленно кивнул и задумчиво произнес:       — Это… и правда хорошо.       На Каноши он посмотрел с легким удивлением, а потом вдруг улыбнулся — вот от этого с Изуны чуть хенге не слетело — и негромко произнес:       — Молодец, Каноши. Это очень хорошо.       Мальчишка просиял, а Изуну окатило таким восторгом, что он тихонько фыркнул. Да и улыбка Тобирамы очень ярко отпечаталась в сознании. Оказывается, он тоже улыбается глазами, чуть прищуривается, почти как нии-сан, но совсем по-другому. Этот осколочек образа Изуна тут же утащил подальше, туда, где хранились самые важные для него воспоминания. Это он просто обязан помнить.       — Нито-сан, — окликнул его Каноши. — А вы… научите меня еще чему-нибудь?       Он старался говорить ровно и равнодушно, но выходило с тихой, отчаянной надеждой. Изуна усмехнулся, протянул руку и ласково потрепал Сенджу по макушке.       — Непременно, — ответил он, наблюдая, как в чайно-зеленых глазах вспыхивают радостные огоньки. — Но совершенно точно, не сегодня. Тебе надо отдыхать, а мне надо работать. Чакробарьер вот восстанавливать, — в голосе проскользнуло легкое ехидства, — да и на том дереве у меня остались важные бумажки…       Каноши чуть смутился, а на Тобираму даже смотреть не надо было, чтобы понять, что он стоит с привычным кирпичом.       — Ты завтра свободен? — продолжил Изуна.       Каноши замялся.       — Только после четырех часов, — слегка виновато произнес он. — До этого я должен заниматься с Акано-сенсеем.       — Вот и чудесно, — кивнул Изуна. — Тогда часам к пяти приходи к реке, там и будем тренироваться, а то еще один поломанный полигон нам не простят.       Стоящий рядом Тобирама недовольно цокнул языком, а Изуна сделал вид, что совершенно ничего не заметил.       — Хай, — кивнул Каноши.       — Судя по тому, что Тобирама-сан молчит, возражений у него нет, так что до встречи, — кивнул Изуна.       — Хай, Нито-сан, — почтительно поклонился ему Каноши. Потом еще раз — Тобираме, окинул обоих внимательным и благодарным взглядом и зашагал прочь с полигона. Мальчишку чуть шатало, но Изуна не сомневался — дойдет, на чистом энтузиазме дойдет. Потом, правда, свалится, но это ничего.       Они молча стояли, пока Каноши не перемахнул через заграждение, а потом Тобирама немного устало спросил:       — Ну и нахрена?       Изуна сбросил хенге, обернулся и почти зло посмотрел на Сенджу.       — Ты ведь это сейчас не серьезно спросил?       Тобирама некоторое время просто сверлил его взглядом, потом вздохнул и скрестил руки на груди.       — Почти серьезно, — твердо произнес он.       Несколько секунд Изуна просто подбирал слова.       — Да, что-то не лечится… — наконец пробормотал он. — Зачем? Потому что не мог сидеть на дереве и смотреть, как он вкладывает гребаную кучу сил в бесполезное занятие, вот и всё. Слез, объяснил, как надо. А сейчас пойду залезу обратно, — он провел руками по лицу.       Он уже хотел на самом деле уйти на дерево и заняться разбором свитков и обрывочных посланий, но негромкое «спасибо» Тобирамы заставило его снова развернуться к Сенджу. По твердому и хмурому взгляду понял, что не ослышался.       — Пожалуйста, — откликнулся он после долгой паузы.       Они стояли, глядя почти глаза в глаза, и, странно, но тот покой, что рассыпался прахом при появлении Тобирамы, начал медленно возвращаться.       — Пойдём, — махнул рукой Изуна.       — Куда? — от озадаченности в голосе Белого Сенджу он чуть не улыбнулся.       — В тень, на дерево, — коротко пояснил Изуна. — Тут жарко.       Ответа он дожидаться не стал, просто зашагал к раскидистой липе, откуда ушел пару часов назад, и забрался на ту же ветку. Зеленоватый полумрак вокруг ощущался совсем по-другому, не так, как обжигающе солнце в воздухе. Так же, на уровне чувств, но все же.       Листья вокруг мерцали оттенками, изредка солнце плескало светом в глаза. Изуна уже почти смирился с тем, что Тобирама плюнул и ушел в противоположном направлении, как Сенджу всё-таки подтянулся и сел напротив, скрестив ноги и всё так же испытующе глядя на Изуну.       От этого испытующего взгляда он уже очень устал. Хотелось снова увидеть улыбку в алых глазах, поймать тот оттенок эмоций, который он потом будет бережно хранить в воспоминаниях. Хотелось вытащить настоящего Тобираму, хотя бы после смерти, да только тот был упрямым до невозможности.       — Мы пришли, — напомнил Тобирама. Изуна тихонько хмыкнул.       — Вижу, что пришли. И я готов выслушивать твои претензии дальше.       Сенджу хмуро глянул на него.       — У меня нет к тебе претензий. Есть благодарность, но ее я тебе озвучил. И…       Тобирама замолчал, а Изуна мягко заметил:       — И еще вот ради таких «и» я тебя сюда позвал.       А всё-таки у высокомерно-безразличного выражения лица Тобирамы очень много оттенков, их только надо научиться различать. Это почти как ловить эмоции в тонкой мимике уставшего Мадары.       — Насколько Каноши хорош в Катоне? — наконец озвучил свой вопрос Тобирама.       — Относительно наших детей того же возраста — на данный момент он чуть ниже среднего. А для человека, у которого пару часов назад едва ли язычок пламени выходил, он очень хорош, — ответил Изуна.       — А если объективно?       — А если объективно, то из него выйдет очень хороший катонщик. Действительно очень хороший, — с нажимом произнёс Учиха. — За пару часов освоить технику почти с нуля — это впечатляюще, особенно если учесть, что ему пришлось сильно менять… свое восприятие чакры. Но потенциал у него хороший, — и, сам того не ожидая, Изуна вдруг добавил: — Торью, если я не успею его доучить, пусть его доучивает Мадара. Учитель из него не очень, да, но я его уломаю, главное, что б ваши согласились. Просто дайте ему развить талант, из него правда выйдет отличный шиноби-стихийник. Вам же лучше от этого, а то у вас катонщики на уровне наших десятилеток…       Изуна замолчал, чуть нахмурился. Зря он сейчас всё это сказал, вот даже не глядя на лицо Тобирамы понимал, что зря. Несколько секунд спустя он заставил себя поднять глаза и наткнулся на хмурый взгляд Тобирамы, в котором было и удивление, и понимание, и даже что-то похожее на смущение.       — Прости, — чуть улыбнулся Изуна, сгоняя с лица смятение и осколки боли. Банальная игра на мимику, но Тобирама, кажется, слишком хорошо его понимал, чтобы поверить в игру. Но недостаточно хорошо, чтобы поверить словам.       — Его будут учить, — уронил Тобирама после недолгой паузы. — Учихи будут. Твой брат или кто другой, как договоримся. Но будут.       — Спасибо, — тихо ответил Изуна, позволив себе мимолетную искреннюю улыбку. Спасибо, Торью.       И вот он — контакт, вот то, что держит деревню вместе. Желание поставить детей на ноги, желание привести следующие поколения к лучшему будущему, чем-то, что ждало бы их в условиях непрекращающейся войны. Ради этого придется ещё не раз окунуться в грязь, ради этого ещё не один бой надо будет, пройти, но им не привыкать, они-то всё выдержат, даже ненависть окружающих за кажущиеся неправильными действия. Мало кто из них останется в светлой памяти, но это неважно. Главное — дать детям жизнь без войны. А там, быть может, придет и понимание, и все они смогут жить одним кланом, одной деревней… Может быть, когда-нибудь…       — Мы могли бы учить ваших суйтонщиков. Ведь есть же они у вас?       Изуна вскинул голову, испытующе посмотрел на Тобираму, но тот не шутил почти никогда, тем более такими вещами. Потому осторожно удержал всколыхнулись эмоции, не давая им проявиться на лице, и кивнул.       — Есть. И это было бы очень хорошо, потому что, думаю, мы тоже губим их на корню, потому что понятия не имеем, что с ними делать.       И, чуть помедлив, добавил:       — Я поговорю с Мадарой, а он поуламывает соклановцев…       И с лёгкой досадой подумал о том, что, будь он жив, уломал бы всех быстрее и с меньшей кровью, ибо брату дипломатические разговоры давались не очень хорошо. Но, будь он жив, мира бы не было, так что…       Он прижмурился на блеснувший в глаза луч солнца. Да пусть он мертв. Это не помешает ему менять то, что нужно менять. Это не помешает ему сделать так, чтобы, когда Тобирама станет Нидайме, Учихи были его опорой, а не проблемой. Это не помешает ему сделать так, чтобы Коноха выступала единым фронтом против любой угрозы.       — Тобирама… Ты можешь дать мне ещё месяц? — попросил он, ловя прямой взгляд Сенджу, глаза в глаза.       Алые глаза живые, в них штормят чувства, просто под толстой коркой льда и жгучего снега, о которые режешься в кровь, но это неважно, главное, что он наконец увидел то, что не смог поймать даже на пороге смерти.       Смех невольно сорвался с губ, а потом он просто не мог остановиться, смеялся под потрясенным взглядом Тобирамы, потому что наконец понял то, что мучило его всю жизнь и всю… смерть. Тобираму так же швыряло всю жизнь, он тоже хотел мира, просто боялся и не верил в него, но сейчас душу продаст за деревню, и всё, что он делает — правильно. Он тоже живой и тоже всё понимает, а он, Изуна, идиот, потому что надо было увидеть это раньше.       Впрочем, хорошо, что хоть когда-то увидел, в конце концов…       Он оборвал смех, глянул на Тобираму выжидающе. А на лице у того читалось отчётливое «Учиха психованный обыкновенный».       — Так дашь мне ещё месяц? — переспросил Изуна.       — Я не могу распоряжаться твоим временем. Сам решай… Изуна. Когда скажешь, тогда и развею.       Имя вместо привычного «Учиха» сквозь зубы Изуна оценил. И негромко ответил:       — Спасибо.       Звучало так, словно у него вся жизнь впереди, но нет, нельзя дольше месяца оставаться, иначе… Иначе что-то да будет. Нельзя слишком нагло нарушать законы мироздания, а то от мироздания прилетит. Да и чувствовал он временами, что не жив он, что не место ему в этом мире, и что этим последним подарком, возможностью ещё раз увидеть брата и привести его к миру, нельзя злоупотреблять.       А пока — работы невпроворот. Наладить разведку, усмирить клановых психов, вправить мозги тем, кто в этом нуждается, и попробовать объяснить ситуацию тем, у кого должно хватить сил понять. Всё как раньше, всё совсем иначе, и на всё — месяц.       Успеет. В конце концов, должен же он сделать хоть что-то.       — Тобирама, — окликнул он неподвижно сидевшего Сенджу. — Тут есть вещи, на которые тебе стоит взглянуть, — Изуна поудобнее перехватил свиток и пересел поближе к Сенджу. — Так что смотри. В общем, начнем с ситуации на границе с Мизу…       Тобирама сосредоточенно глянул в свиток, снова закрываясь ледяной броней, но Изуне было уже все равно, ведь главное он уже узнал — подо льдом и впрямь было всё то, что он так боялся не найти. Он вытащит настоящего Тобираму, за месяц — точно вытащит. А пока можно заниматься делами, разговаривать, дышать жарой и солнцем…       Всё это очень, очень важно.