*** We don't talk anymore! We don't talk anymore! We don't talk anymore! Like we used to do… **
light **
Встречали ли вы когда-нибудь людей, открыто показывающих собственное понятие презрительной красоты? Не важно, где вы находитесь, взгляд все равно против воли возвращается именно к ним. Словно на магните, они так и притягивают, буквально заставляя обратить на них свой взор. Эдуард Уайт никогда не мог представить, что станет одним из представителей данного вида людей. Он был как все. Боялся каждой непрошеной издевки из чужих уст, покорно следовал приписанным правилам общества и каждый раз решаясь сделать очередной выбор, влияющий на его дальнейшую жизнь, задавался одним и тем же вопросом — «что скажут другие?». Все изменил один единственный, памятный случай. И после этого начали происходить нескончаемые события, одно за другим. Обычно не пререкающийся с родителями он устраивает громкую ссору с собственным отцом и отказываясь от поступления в юридический колледж, поступает в художественный. Никто не поддерживал его, однако казавшийся не самым лучшим выбор принес за собой череду других, более успешных исходов. Уайт был убежден, что у него не было таланта, лишь одно упорство да желание доказать, что он еще чего-то стоит. Как показала жизнь, этого было достаточно, что потом приобрести и то, что не было даровано природой. В начале он учился благодаря подработкам, при первом году обучения родители пытались его образумить и отказывались дарить какую-либо благосклонность. Но в процессе обучения удалось перейти к стипендии. Дальнейшие обстоятельства лишь облегчили жизнь, так как былое отцовское скупердяйство быстро уступило родительской заботе. Эдуард чувствовал что после этого первого, принятого своими убеждениями и устоями, решения все начало меняться. Подобно спусковому крючку. Он стал задумываться о нынешней моде, витать в раздумьях о том, какими способами привлечь требуемых клиентов и завлекающей личности, которую из себя должен бы представлять. Обыкновенные мысли привели его к тому, что прежде неухоженный, всегда думающий лишь о собственной выгоде англичанин сумел открыться окружающему миру. Все чаще Уайт стал мимолетом замечать, что листает страницы новомодных журналов или советы по уходу за всеми частями тела, от волос до кончиков пальцев. Это было познавательно, но не эффективно. Именно из-за последнего нюанса, он начал экспериментировать. Пробовать, подключая воображение, а оно было у него определенно в достатке, принося неожиданные и резкие результаты. Как-то незаметно все внимание других людей притянулось только к нему. Мелированные в светлый цвет волосы, подчеркнутые редкими розовыми оттенками, стали бродить у всех на слуху, многие наперебой старались сделать лишние комплименты. Казалось бы несовместимые между собой вещи были упомянуты в нескольких журналах, специально запрашиваемые от издательств. И представляющие собой лишь скучную смесь серых и темных красок картины стали пользоваться большим спросом. Над поступившимся заманчивым предложением заграничной работы в Японии Эдуард думал недолго, отправив положительное соглашение уже на следующий день. И к не такому уж удивлению для себя, принял решение остаться, под другим именем «Шэнли».*** I just heard you found the one you've been looking You've been looking for I wish I would have known that wasn't me Cause even after all this time I still wonder **
Light **
Жизнь в другой стране совсем не та, что укладывалась в его родной. Он все чаще стал забывать готовить домашнюю еду или же хотя бы на худой конец питательную пасту, которую можно было сделать за жалкие пятнадцать минут. Задерживаться в студии полностью перепачканным в еще не высохших разводах от краски стало привычным делом, а разговоры с потенциальными клиентами в ресторанах, длящихся до самой ночи, уже не таким удивительным явлением. Со священным ужасом Эдуард заметил появление морщин на лице. Токио был столицей Японии, так что такой расклад был ожидаемым, но все-таки последствия не должны были быть настолько плачевными. По крайне мере он уверял себя в этом, отныне приходилось все чаще пожинать плоды собственных ошибок. Любимая работа захватила его с головой и какое бы удовольствие это не приносило ему самому, а с этим нужно было что-то делать. Причем как можно быстрее, пока он не поддался соблазну и не согласился на очередную сделку с другим заказчиком. Оставшийся субботний вечер Уайт провел в окружении многочисленных специально быстро действующих кремов, масок и масел, срочно приводя затосковавшее от пренебрежительного отношения тело в порядок. Выходные он был решительно настроен провести по высшему разряду, полностью погружаясь в местные развлечения. За все прошедшие полгода в этой стране, ему так и не довелось куда-нибудь выбраться. Совместные поездки на горячие источники и общественные места по прихотям богатых клиентов не в счет, Эдуард уже давно перестал считать подобное частью отдыха. Синяя шляпа порк-пай выглядела замечательно на фоне ярко желтых челси и высокой платформы дезертах. Поправив ее пола, он растянул уста в игривой ухмылке, подмечая чуть розоватый оттенок губ. Пользоваться косметикой, чтобы лучше очертить глаза подводкой и сухие губы, стало приевшимся действием. Но это не значило, что окружающие смогут понять его пристрастия. Поэтому входя в полупустой бар «Helter Skelter», он лишь вздергивает бровь на обернувшихся к нему посетителей у барной стойки. Итори была одной из первых знакомых в Токио, отчего данное заведение вызывало у него приятное чувство расслабленности. На некоторое время Эдуард все же мог оторваться от нескончаемого круговорота картин и новых лиц незнакомых людей. — Buonasera, Itori, — лукаво прищурившись, присаживается он напротив нее. — Ты как всегда поражаешь меня своим прекрасным чувством утонченности и обаятельности в одном лице. Расширив глаза, девушка поддалась вперед и опираясь об барную стойку, оставила на его щеке легкий поцелуй: — Не преувеличивай, Шэн-чан, подкупить меня все равно не получится. — Жадность людей не знает границ, разве что у монстров она бесконечна. Но мы ведь не монстры? — Как знать, в душе каждый из нас настоящее чудовище, — ее глаза заблестели потусторонним блеском, но быстро согнав наваждение, Итори вновь улыбнулась, возвращая былую тонкость. — Что будешь заказывать? — Бокал белого портвейна, — подумав некоторое время, Уайт все-таки исправился. — Бутылку белого портвейна. — Хм, неужели у нашего Шэн-чана произошла беда? Или ты вновь решил забыться с помощью алкоголя? — Ты так хорошо меня знаешь, — вместо ответа, восхищенно протянул англичанин. — Будь осторожен, плохие гули могут легко затуманить тебе голову, особенно когда их жертва не в состоянии им противостоять. Эдуард прежде никогда не встречал их в реальности, поэтому мог лишь беспечно пожать плечом, задумчиво коснувшись серег-гвоздик из серебряного материала. Честно говоря, ему было даже любопытно встретить хотя бы одного из них, потому что это было как минимум интересно. Но видно большинство из них довольно искусно скрываются, не позволяя заметить на горизонте ни единой детали. Или же он просто предпочитает не замечать их, так как жить в безопасном мире без лишних мыслей о них на самом деле неплохая перспектива на будущее. Будет даже спокойнее, разве нет? Размышления прервало появление другого близкого для Итори человека, ее глаза в то же мгновение зажглись неведомыми искрами, переполняя обладательницу невиданной энергией: — У-чан, как хорошо что ты пришел! Мне как раз хотелось познакомить тебя с Шэн-чаном, помнишь его? Я о нем многое рассказывала. Японец с любопытством наклонил голову набок, усаживаясь за соседний стул. Первым на что натолкнулся взгляд Уайта — это закрытые солнцезащитными очками глаза, в глубине которых пряталось нечто действительно опасное, вовсе не для окрепших нервных клеток. Было ясно по какой причине тот прикрывает их, чтобы не напугать потенциальную жертву собственной всепоглощающей бездной. И уже после он обратил внимание на необычную внешность мужчины (?), несмотря на то, что его укрывала темная куртка, были отчетливо заметно обилие пирсинга и татуировок на теле. — Приятно познакомиться, Шэнли. Это определенно обещало быть интересным воспоминанием. Чувствуя как трепетно бьется сердце под грудью, Уайт отпив короткий глоток вина из бокала, повторно улыбнулся, отодвигая ему другой бокал за его счет: — Взаимно, милый.*** Why I can't move on Just the way you did so easily **
Light **
«Я стал слишком часто приходить сюда» — с некоторым удрученным состоянием осознает Эдуард, растерянно отводя взгляд от подозрительно активной Итори и молчаливого Йомы, что было для него даже привычно. Взгляд против воли наталкивается на флегматичного Уту, что спокойно помешивая бокал с красным содержанием жидкости. Сегодня была важная дата, в Сюндзюку должно было пройти крупнaя галерейная выставка, которую посетят множество влиятельных и готовых приобрести новые картины людей. И он был полностью подготовлен для ее посещения. Идеально подобранный наряд, делающим его буквально самым ярким пятном в этой серой стране, законченные картины с личным портфолио и уверенный в своих силах настрой. Тем не менее подобно какому-нибудь глупому подростку в период разыгрывания гормонов, Уайт все отменил, с кривой усмешкой явившись на изученный от начала и до конца бар «Helter Skelter». Это было уже каким-то помешательством, что шло в разрез с его сценарием. Эдуард не был ничего не мыслящим в отношениях персоной. У него имелся большой, внушаемый количеством партнеров опыт, а также замечательное умение поддержать и постепенно раскрывать человека на свет. Но с недосягаемым Утой все почему-то совсем не так как с другими. И «недосягаемым», неужели он действительно перефразировал все таким жалким способом? С каких пор всегда открытый, не знавший чувства стыда Эдуард стал ставить другого выше себя самого? Ему определенно нужен секс, причем как можно скорее. Желательно с объектом всех его мучений. Иначе он сведет себя с ума. За короткий месяц общения с человеком действительно могут произойти множество изменений. К примеру, он узнал, что у одноименного японца есть собственная мастерская по изготовлению масок, пользующаяся большим спросом. Зачем окружающим вообще маски, его уже не волнует, просто беспокоит тот факт, что он никак не найдет случая, чтобы вызнать ее адрес. В конце концов Уайт готов идти иногда на отчаянные меры. — Что-то не так, Шэнли? Вздрогнув от чужого голоса, Эдуард перевел туманный взгляд на его обладателя: — Да. — И что же? Я могу чем-то помочь. От Уты пахло приятным запахом свежего леса и терпкого дерева, на таком близком расстоянии, ему казалось, что он может даже заметить какого цвета у него глаза. Кстати это ведь тоже занимательная загадка, почему тот никогда не расстается с очками? — Вы всегда пьете именно это вино, но я не видел его в меню, — по-детски надув губы, он капризно продолжил. — Дай мне попробовать. — Оно тебе не понравится, — возразил японец, когда его рука потянулась к желанному бокалу. — И для тебя пожалуй уже достаточно. Ты хотя бы понимаешь, какое это уже будет по счету? — Оу, так ты беспокоишься обо мне, милый? — жарко выдохнув, Эдуард вовремя оперся об барную стойку, опасно покачнувшись на стуле, благо его вовремя придержал Ута. — Это действительно приятно. Что поделать, Уайт был закоренелым оптимистом. Посмеивавшаяся над ними до этого никак не вмешиваясь Итори, вдруг подала голос, наливая бутылку с алым содержанием жидкости в новый хрустальный бокал и подвинув оный ему, обаятельно улыбнулась: — За счет заведения, ты всегда меня так развлекаешь, Шэн-чан. С тобой и вправду интересно. — Ты уверенна, Итори? — озадаченно спросил Йомо, знавший его предпочтения. — Оно ведь даже не сладкое. — Ну как мне можно отказать? — произнес вместо девушки англичанин, но сделав два больших глотка, с трудом поборол тошноту. -…гадость. Рэнджи без слов говорил о том, как был прав, в то время как остальные двое лишь громко рассмеялись над его искривившимся лицом, хотя для последнего это было преувеличено, он просто снисходительно улыбнулся. Однако появившееся веселье быстро уступило месту лишней взволнованности в виду того, что Уайт непроизвольно заснул, уткнувшись лицом на сведенные руки перед собой. Никто из них не знал, где он живет. — У меня сегодня намечается вкуснейший обед за этот долгий месяц, — облизнув верхнюю губу, отринулась Итори. — Мне надо будет тренировать Канеки, он слишком слаб, чтобы противостоять даже безвольным гулям, — также отказался Йомо, покачав головой. — Между прочим я тоже имею множество дел, требующих своего внимания. — Да ла-а-адно, У-чан! — больно ударив его плечу, подмигнула девушка. — Шэн-чан такой доверчивый и невинный прямо принесенный на чистом блюдечке, что на утро полностью станет твоим. От такого не отказываются. Но только не обижай его, хорошо? Он мой любимчик. — Разве что откушу кусочек.*** Don't wanna know What kind of dress you're wearing tonight If he's holding onto you so tight The way I did before **
Dark **
Ута умел подмечать детали, когда был заинтересован происходящими вокруг событиями. Причем выбранный объект мог даже не замечать подобного внимания к своей персоне, продолжая спокойно жить в своей однообразной рутине. То же самое происходило с приезжим художником, отличавшимся довольно-таки нестандартным поведением для человека, остановившегося в мало примечательной студии во втором районе, Тюю. Шэнли никогда не пытался скрыться от чужих глаз, вздыхая загрязненный, определенно тяжелый воздух свободной грудью, позволяя свершать абсолютно любые действия без лишних промедлений. Несомненно это заманивало, возможно даже в этом заключалась его своеобразная харизма, но одновременно увеличивало шанс быть съеденным. Ута не всегда мог сдержать себя от необдуманных, безрассудных поступков, когда чересчур чем-то увлекался. Все же факт того, что он выбрал сравнительно спокойный район, не населенный слишком уж большим количеством гулей, успокаивало. Будущую (?) жертву уводить никто не собирается, тем самым руша его медленно формирующие планы. Имя у иностранца определенно не было родным, потому что китайский Шэнли знал не хорошо, если не хуже среднего. Всего лишь ругательства. Кроме того внешность у него была не располагающая, вряд ли ему позволили бы беспечно жить дальше в этой стране. Тем не менее добиться вразумительного ответа ему так и не удалось. Тот умел виртуозно переводить тему разговора, когда тому это было нужно, порой вгоняя его в небольшое недоумение от попадания в чужую ловушку. А также творческий художник был весьма известной, обаятельной личностью, чтобы произвести пускай и двоякое, но положительное впечатление для желания продолжить знакомство. Примерно благодаря этим чертам Шэнли легко заманил Итори, заставляя ее с легкостью отнести его к разряду «милашки». Ута не удивлялся лишь по той причине, что прекрасно знал характер своей подруги, чтобы понять препятствовать та не будет в любом случае. И он был правда уверен, что на самом деле лукаво улыбающийся перед ним человек посредственный, им будет забавно играть, но точно не воспринимать всерьез как какого-нибудь занимательного оппонента. Что же, судьба любит решать все неординарными методами. Но стоит признать, ему это немного по вкусу. Наконец Безликому в жизни скучно не так, как прежде.*** I overdosed Should've known your love was a game Now I can't get you out of my brain Oh, it's such a shame **
Light **
— Вкусно? — спокойно поинтересовался Ута, когда Шэнли с жадностью поглощал уже третью порцию варенной лапши, звучно чавкая, что было в противовес его обыденному поведению, за которым велся строжайший этикет. В данной ситуации, пожалуй, самым странным было не то, как спокойно отреагировал Эдуард на то, что оказался в студии масочника, заботливо укрытый теплым пледом на кожаном диване, а то, что он не переставал ворчать насчет вредности подобной еды быстрого приготовления. Сколько же в них было жиров и углеводов, не то что калорий! Однако, к его же сожалению, он не мог отказаться от предложенного, так как желудок был категорически против уходить с пустотой внутри себя. Уайт не вовремя вспомнил, что постоянно забывал нормально покушать в своем доме последние два дня. — Очень, но ты хотя бы понимаешь, насколько это вредно? Я не говорю про то, сколько бактерий ты можешь прихватить, если продолжишь питаться подобной грязью каждый день, — сопровождало праведную речь глотки из банки колы и продолжение поглощения «ужаснейшей лапши». — Я-то утрясу все это в спортзале, кроме того я был очень голоден. Японец скептически поднял бровь, невольно улыбаясь происходящей нелепости: — Мне заказать пиццу? — Что-о-о? Ты еще и ее заказал? — в срочном порядке опустошив колу, Эдуард неодобрительно нахмурился, подняв указательный палец вверх. — Тогда я просто обязан остаться и проконтролировать, чтобы твой рацион питания не рушился дальше. Впрочем должен предупредить, что в пицце углеводов ровно… Слизнув лишние крошки с его губ, а после мягко, но нагло поцеловав его, Ута спокойно прошелся языком по ряду белых зубов и задев чужой язык, с извиняющей улыбкой отстранился, чувствуя как задрожал в его руках ошеломленный англичанин. В то время как сердце уже рвалось наружу, он отчетливо слышал насколько громко объявляет поражение его внутренний соблазнитель. Теперь Уайт с ужасом старался принять тот факт, что поцелуй произошел далеко не в романтической обстановке, перед этим его поведение не отличалось педантичной образцовостью, а одежда перепачкана в лапшичном соусе. Кроме того, он был полностью уверен в том, что изо рта у него был не самый приятный запах. Испустив тяжелый вздох, Эдуард повторно вздрогнул, ощущая чужое прикосновение и в опасно близком расстоянии лицо Уты, на котором висела насмешливая усмешка. — Похоже, ты не только много говоришь, но и думаешь. Если не прекратишь, то мне… — опалил своим жарким дыханием тот у его уха. — …придется очень больно укусить тебя, Шэн-чан.*** That we don't talk anymore We don't talk anymore, We don't talk anymore Like we used to do **
Light **
Когда он был маленьким, то невероятно сильно любил читать рассказы про сложные отношения, наполненные гаммой разнообразных чувств, состоящих из горечи, обмана и ненавистной любви. В изменах заключалась своеобразная изюминка, что даже было ему по вкусу. В то время Эдуард еще лелеял мечту стать будущим психологом по специализации отношений. Но, в те годы он ведь был еще несмышленым, глупым ребенком, поэтому такое увлечение и обожание сложно понять сейчас. Когда ему самому пришлось угодить в подобный сложный, нездоровый круговорот. Уайт любил головоломки и загадки, если в девушках или парнях заключалась какая-либо таинственность он с удовольствием медленно, пазл за пазлом, разбирал ее. Однако в его ситуации все обходилось совершенно по-другому. Объектом изучения был сам Эдуард, в то время как исследователем Ута. Причем еще было неизвестно, что произойдет в конце, когда исследователь наконец утолит свой интерес. К примеру, обычно Уайт бросал собственных любовников на произвол судьбы, но на масочника это будет не слишком похоже. Не в его принципах поступать таким образом, они ведь различаются между собой. Тем не менее что-то все же имело место быть. В «HySy ArtMask Studio» он побывал уже не раз, успев изучить студию от самого непримечательного манекена с маской на пластмассовом лице до комнаты отдыха ее хозяина, где был небольшой шкаф с книгами и уютный диван, на котором как оказалось очень удобно сидеть, обнимаясь с самим мужчиной. Наивная надежда внутри него еще теплилась заветным светом о том, что он привносит в жизнь Уты хоть какую-то пользу и уют, который познал дома. Частыми уборками для поддержания чистоты, вооружившись специальными перчатками, фартуком и косынкой. Расслабляющим массажем, вычитанным в различных статьях в интернете и некоторых журналах. И одобряющими, поддерживающими беседами, чтобы, как бы удивительно это не звучало, позаботиться о нем. За Утой хотелось заботиться и дарить любовь, не получая чего-либо в замен, что было совершенно на него не похоже. Потому что обычно Эдуард не постоянный, распутный партнер, которого и врагу пожелать трудно. И его это устраивало, пока на пути не встретился столь редкий кадр как недостижимая фигура в роли масочника. — Шэн? — окликнула его в который раз Байс, слабо потормошив за плечо. — Шэн я пришла, обрати на меня свои драгоценные глаза! Подняв на нее расфокусированный взгляд, он медленно приоткрыл рот, не в силах что-то сказать. — Сегодня они у тебя янтарные? Сколько раз говорить прекратить носить линзы! Карий цвет вовсе не посредственный, ясно? Не оскорбляй мою внешность! — Я понял, можешь присесть. — Мы так и не поздоровались, — схватив его за плечи, она пригнулась вперед, звучно чмокая его вытянутыми в трубочку губами. — Мм, сладкая помада, если не ошибаюсь вишня? Надо как-нибудь ее прикупить. Не обращая внимания на ошарашенные лица большинства увидевших подобное откровенное зрелище людей из кафе Антейку, девушка беспечно присела рядом с ним за один столик. Несмотря на то, что такие «ласки» были повседневной обыденностью, они вовсе не встречались и никогда не состояли друг с другом в личных отношениях, которые подразумевали под собой половой акт. Просто Байс Кондо была для него особенным другом. Со своими извечными выкрашенными в ванильный розовый цвет волосами, которые преследовала извечная прическа в два хвостика, неординарным стилем в одежде сочетания современности и викторианской «лолиты», а также временами наивным характером маленького ребенка. Байс была волшебной феей для Эдуарда, мир которого был определенно не таким как у всех. — И-извините, то есть здравствуйте, будете что-нибудь заказывать? — Добрый день, Канеки, — зная японца еще с первой встречи с Йомо, когда он увидел их вместе на тренировке, натянуто улыбнулся Уайт. — Карамельное латте и два пончика пожалуйста. Сидящая перед ним девушка громко засопела и в ответ на удивление на его лице, спросила: — Разве ты не на диете? Благодаря стараниям одного масочника он совсем об этом забыл. — Тогда просто латте. — Ты что? — вновь возмутилась Байс и уже обращаясь к официанту, добавила. — Нам пожалуйста пять пончиков, два чизкейка и двойной американо с латте. Проследив за удаляющимся Канеки, а если быть точнее, то за его пятой точкой, Кондо растянула намазанные малиновой помадой губы в игривой ухмылке, тихим шепотом прокомментировав: — Какой милый официантик. — Есть столько сладкого опасно для кишечника, милая, — неодобрительно произнес Эдуард, не отвлекаясь от рисования всегда лежащего вблизи скетчбука. — Или твоих зубов. Забыла предыдущий поход к доктору? — Ну-у, не нуди, Шэн! Кстати что ты рисуешь? — Приглянувшегося тебе «официантика», — манерно растягивая гласные, как она недавно, ответил он, усмехаясь. — Ты стал такой букой… — замолчав на несколько томительных минут, Кондо продолжила. — Бросай кого бы то ни было, с кем ты сейчас встречаешься, и поезжай со мной в Дублин, хотя бы на два года. Развеешься, походишь по бутикам и придешь в себя. А то даже носить стал неизвестно что. — Это «кофейная классика», — указывая на свой коричневый костюм и белоснежную водолазку, защитился Уайт. — Клиентом оказался жуткий прагматист, нужно было соответствовать. — Ты же вроде не следуешь законам общества, — не сдержала японка вздоха, протягивая конверт с билетами и требуемой визой на его имя. — Если что приглашение всегда будет у тебя, Шэн. Уайт ничего не ответил. Его скользил по аккуратно начерченным скулам человека, его тонким кистям и идеальному костюму со строгим галстуком. На листе был изображен Канеки Кен, который был поделен на две части. Одну из них он закрасил черным цветом, другую же обделил вниманием, оставив кристально чистой, белой. Довольно банальный ход, однако у человека, если не монстра на эскизе не было настоящего лица, это было две маски, которые тот с трудом удерживал в своих руках. Образ стеснительного, скромного студента был нарушен и в этом был нечто завораживающее. Это было его видение на душу этого мальчика. — Отвратительно, — вздрогнула Байс, увидев рисунок, но с искривившейся гримасой неохотно похвалила его. — Чудесная работа, Шэн. Потому что эта картина вызывает во мне чувство презрения и брезгливости. Даже не знаю, что такого привлекательного люди находят в этом, чтобы тратить так много денег. Возможно ему все же не стоило оставлять после обеда в кофейне этот рисунок опешившему японцу. Но также сильно ему не хотелось брать то, что принадлежало другому.*** We don't love anymore What was all of it for? Oh, we don't talk anymore Like we used to do **
Light **
Цукияма Шу действительно интересный человек. Эдуард понимает это предельно четко, с увлечением проводя с ним все свободное время и даже больше чем нужно было бы для клиента, который бы мог заплатить весомую цену за качественно проделанную работу. У них много общего, с ним можно было бы попрактиковаться на позабытом французском, который он учил в детстве, а также обсудить нынешнюю моду, не заботясь о том, что в следующую секунду тот потеряет нить разговора, смотря на него как на на непонятное существо природы. Против воли Уайт стал забывать о том, что у него есть пускай и крайне запутанные, но все же присвоенные отношения с одним масочником, в студию которого он уже давно не заходил, полностью погрузившись в работу. Однако для художников — это ведь естественно быстро терять интерес к тому, чему уже привык, не так ли? Но по какой-то причине, что отбивалась под грудью терпким биением страха, он не мог закончить этот фасад с Утой до окончательного конца. Впервые в жизни Шэнли столкнулся с непроходимой проблемой разрыва. Это будет сложно. И категорически невыполнимо. — В последнее время ты был очень занят. — Да, и я должен за это извиниться, — ощущая неловкость, забормотал под нос Эдуард, сжимая пальцами телефон последней модели, маникюр на ногтях был совсем новый, жалко было портить его, царапаясь кончиками ногтей об экран. — Прости меня, милый. Они сидели на мягком диване в студии «HySy ArtMask Studio», но витавшее в воздухе напряжение можно было коснуться физически. Словно тонкая нитка натянулась до своего предела, готовясь в любое мгновение порваться и выпустить что-то страшное на волю. Что-то, с чем Уайту никогда не хотелось бы встречаться лицом к лицу. — Но ты ведь не сделал ничего плохого. Разве нет? — тон голоса был беспечным, однако глаза оставались холодными, будто бы Ута уже раздумывал над его наказанием, но он ведь ничего не знал. По крайне мере англичанин был в этом уверен. Он ведь просто приятно провел время в компании Цукишимы, у них даже не было совместной ночи в отеле, так как Эдуард заставил себя отказаться от этого, всего лишь французский поцелуй, чтобы вспомнить прошлое. В этом нет ничего противоестественного или противозаконного. И никто не мог рассказать об этом масочнику. — Да. Приподняв уголки губ, он наклонился к нему, сокращая расстояние между ними до минимума и опаляя своим дыханием, задал безжалостный вопрос: — Тогда почему ты дрожишь? — Мне нужно уйти, — нужно было сделать хоть что-то, чтобы избежать чужого гнева, а Уайт не сомневался, что тот будет. — У меня встреча в ресторане с важным клиентом. — Просто отмени ее, — японец хмыкнул, отводя взгляд в сторону и вовремя перехватывая запястье, когда Шэнли было собирался сбежать. — Впрочем можешь не волноваться, я уже это сделал. — Я боюсь… — невольно прошептал Эдуард, ощущая как металлический привкус на губах, слишком сильно прикусил в попытке придти в себя. — Но ты это заслужил, — то, что по идее было линзами, вблизи стало ясно являло собой настоящее оружие, но обладатель какугана не спешил действовать, словно предупреждал. — Всего лишь несколько десятков укусов, чтобы ты не выбирался из поводка, хорошо, мой Шэн-тян? С первого же прикосновения зубов гуля к нежной коже на шее он никак не мог остановить собственный крик, потому что укусы были слишком болезненные в своем проявлении. Общение с клиентом под фамилией Цукиямы пришлось прекратить. Уайт отправил по почте картину, но на какие-либо звонки и сообщения старался не отвечать, всякий раз зудели многочисленные засосы-укусы на плече и шее. Тем не менее Шу остался доволен. Картина искривившегося в неприятной судороге человека, зажимающего ладонями свое окровавленное лицо, за которым нескончаемым количеством следовали маски, от которых были обкусаны некоторые особо важные части. Это было слишком жестоко, но по неопределенным основаниям это было очень даже по нраву для этого клиента.*** I just hope you're lying next to somebody Who knows how to love you like me There must be a good reason that you're gone Every now and then I think you **
Light **
— Ты называешь «милым» не только меня, — недовольно высказался Уто, пока Эдуард аккуратно поправлял шарф, изнывая от жары, подходил конец зимы, везде были лужи, но также следовательно и повышался градус погоды. — Ты называешь таким образом всех. — Это моя особенность, выделяющий признак от других, милый, — рефлекторно добавил он последнее, но под раздраженным взглядом исправился. — И я не собираюсь его менять, тем не менее мне не сложно звать тебя «У-чан» как Итори. Пожалуй, только такие моменты позволяли ему представить, что их пара самая обыкновенная и посредственная, а сидящий рядом с ним мужчина вовсе не является преступным гулем, который пользуется им хуже дешевой путаны. Хотя насчет последнего он утрирует. Просто чувство задетого достоинства требовало своего. — Ты до сих пор дуешься на меня? — вдруг понял японец, удивленно округляя глаза, сквозь солнцезащитные очки, так как они сидели в Антейку. — Это крайне глупо, Шэн-чан, ты ведь понимаешь, что это все полностью по твоей вине. — Что в этом такого? Можно подумать, мне это запрещено законом, — пробурчал он в ответ. — Если ты еще раз решишься мне изменить, я сломаю тебе ноги, запру в студии и надену ошейник. Кроме того пора бы запомнить, что с этого дня мои слова для тебя автоматически перефразируются как закон. — Значит, мы уже встречаемся или как у вас это говорят? — на последних словах, Эдуард против воли поморщил нос. — Значит ты принадлежишь мне.*** Might want me to come show up at your door But I'm just too afraid that I'll be wrong. **
Light **
Когда он рисует, то полностью отгораживается от остального мира, будто бы переходя в другой, абсолютно неизведанный никем кроме него — свой. Карандаши становятся верными помощниками в его руках, а тонкие кисти продолжением руки. Также как и человек становится ни на что не способным мусором без сотрудничества с другими, так и художник без верных последователей останавливается на самых низах общества. В его студии-квартире всегда тихо, тишину разве что перебивают мерно тикающие часы в коридоре, но это скорее успокаивает. Изредка Эдуард ставит классическую или латинскую музыку, начиная более детально проникаться в атмосферу. Или наоборот находит запылившуюся коробку с ароматическими свечами, чтобы вдохновиться дорисовать окончательные штрихи работам. Он любит использовать толстые, густые кисти, когда холсты отличаются большими размерами, и по особому относится к тонким, стараясь все же не делать делений. Потому что нужно любить всех одинаково, чтобы не было семян раздоров. Не отвлекаясь от рисования тщательно изученного лица, Уайт не сдержавшись, улыбнулся, слушая с каким радостным возбуждением говорила Байс о недавнем свидании: — Он так удивился после всех заказов в кафе, которые я сделала. Это было действительно забавно! Ты ведь знаешь, я еще та любительница поесть сладкого. Цены были не дешевыми, поэтому Кен ограничился кофе. Мне даже стало стыдно. Но в кино кое-что меня все-таки озадачило. — И что же? — медленно двигаясь кончиком уголька по холсту, всеми силами стараясь очертить правильные контуры губ, он мягко направил подругу на продолжение. — Когда мы вышли из сеанса, я была сыта, а это означает, что он ничего не ел, совсем. Но ради него я специально взяла целое ведро попкорна! Неужели это означает расставание, да? Я слишком прожорлива для него… — Что за глупости, милая? — закатил глаза Эдуард. — Вдохни и выдохни, ты прекрасна, говорю как завидный эксперт в этой области. А что же касается Канеки… то тебе следовало бы взять с него пример и прекратить так много есть и целоваться со всеми подряд. Заразу еще подхватишь. — Мне нужен телесный контакт и любо-о-вь! Кроме того я уверенна, что ему понравились мои объятия и поцелуи! Все как ты меня учил. — Будь осторожна, не напугай парня своим напором. Выключив телефон, Уайт задумчиво осмотрел почти готовую картину для Уты. Гуль скучающе сидящий за креслом, у которого не было лица, но окружало бессчетное количество других масок. Он мог бы выбрать любую, но ни одна его не интересовала. Темная однотонность, которая окружала Уту, заманивала к себе и он попался на эту ловушку обмана как ребенок. Менять что-либо уже поздно. Оставалось разве что принять?