Precepteur

Дом, некогда наполненный счастливыми звуками жизни, юности и любви, был как будто бы поддельно погружен в отягощающую тишину, давящую на спину молодой женщины во всех углах и комнатах, в которых пыль еще только начала скапливаться то тут, то там, готовая взлететь и испариться, стоит только встряхнуть ее с примятых простыней и одеял, да смахнуть со столов и шкафов. Но за исключением кухни да спальни хозяйки дома в другие помещения уже как месяц не ступала ни ее нога, ни слуг, отпущенных на все четыре стороны. Разве что старая кухарка, которая хоть и служила хозяйке всего четыре года, из уважения и любви к покойному, да и к самой женщине, и слушать не хотела о том, чтобы оставить убитую горем в одиночестве. - Ну зачем же Вы так убиваетесь! Вы еще молоды, и ставить на себе крест Вам рано, а помирать так вообще, - в очередной раз старушка всплеснула покрытыми луковым соком руками и покачала головой, - Вы себя мучаете, так хоть сынишку-то пожалейте! Ему-то каково? Месяц без матери да без отца живет, а Вы даже не навещаете его. - Да что ты понимаешь, Хильда! Твоё дело – рубить картофель, да следить, чтобы суп не убежал, а не читать мне нравоучения. Не нарывайся на грубость, будь добра, - лицо Джены скривилось в раздражении, состарив женщину на несколько лет, некогда пухлые, похожие на две спелых вишни губы, ссохлись и представляли теперь из себя постоянно напряженную струну, которая издавала только желчные слова днем и душераздирающие крики ночью. О, Джена! Могла ли ты подумать, что твоя жизнь, наполненная рекой текучего спокойного счастья, как его среднестатистически понимают, обратится страшным штормом, принесшим покой, но уже не земной, а близкий к загробному? После трагедии, обрушившейся на семейство Блэккимов, молодая вдова еще старалась сохранить дребезжащие и шатающиеся во все стороны силы духа, но терпеть взгляды, которыми ее провожали на местном рынке мамаши с детьми и даже продавщицы, с жалостью предлагающие купить продукты подешевле, она была не в силах. Жалость, насмешка и косые быстрые выстрелы глаз – вот то, чем ее кормили и что насильно засовывали ей в рот во всех общественных местах. Джена была бы рада думать, что об ее горе не знает хотя бы одна душа в их небольшом селении, но она не тешила себя напрасными надеждами и вскоре ограничила свои прогулки только домашним двориком. Но и в родных стенах несчастной не было покоя – слуги то и дело перешептывались, опускали глаза да не имели мужества завести разговор с госпожой о произошедшем. Некогда радостная и готовая поддержать пустословную болтовню служанок, украшенную смехом и шепотом, маркиза Блэкким теперь ходила темной слабой тучей, отпугивающей любого, кому не повезло бы попасться в поле ее зрения. Она бы может и была рада хоть к кому-то излить пережитый ужас, но никто и не спрашивал. Переживали, волновались и, что греха таить, испытывали интерес – а что же, собственно говоря, вообще произошло? А после, узнав полуправдивые слухи от таких же страстных любителей сплетен, и пытаться не стали заговорить с несчастной женщиной. Увидев, к тому же, что маркиза отдала своего сына своей матери, некоторые граждане с осуждением кидали ей в спину тихие оскорбления с тем намерением, чтобы Джена их услышала. Весна выдалась теплой, но за неимением слуг дом не отапливался, не считая кухни, оставаться в которой маркиза не хотела, чтобы избежать нравоучений Хильды, которую она безгранично любила, но сейчас была не в состоянии выдержать ее общество, так что, набросив темно-коричневую пуховую шаль, Джена отправилась в свою комнату и стала бесцельно осматривать некогда их общую с мужем обитель. Она только подошла к прикроватному столику, как услышала быстрый топот за стеной. Хильда… Что понадобилось ей опять от Джены? Последняя выжидательно устремила взгляд на дверь, которую старушка открыла без стука. Надо будет сказать, чтобы больше так не делала. - Мадам Джена, там опять письмо от Вашей матери! - Так забери его, в чем трудность? - Я пыталась, так посыльный говорит, что отдаст письмо только маркизе Джене Блэкким лично в руки. Джена насупилась и с напряжением быка выдохнула воздух из носа. Но вместе с тем в ее груди зародилось какое-то странное предчувствие, от чего женщину немного встряхнуло, но она сразу сбросила с себя эту дрожь и направилась ко входу, где ее уже ожидал средних лет посыльный со смешными, но модными усами и дружелюбной улыбкой, от которой маркиза отвыкла за прошедший месяц, так что и она не удержалась, улыбнувшись мужчине. Наскоро поблагодарив его, госпожа Блэкким отправилась на кухню в сопровождении Хильды, которая сразу же пристроилась рядом с Дженой, с интересом смотря в написанный текст. « Джена, при всей моей любви к тебе и Оливеру я не намерена больше держать мальчика в четырех стенах. Где это видано, чтобы при живой и здоровой матери ее сын без всякой на то нужды жил у старой бабки? Оливер постоянно спрашивает о тебе, а ты и весточки не напишешь! Но я не так жестока, как ты, я говорю ему, что ты постоянно пишешь и скучаешь по своему мальчику, хотя я и сама уже начинаю сомневаться в этом, к моему сожалению. Пишу оповестить: если ты не приедешь за Оливером, за этим несчастным мальчиком, в ближайшие три дня, то знай, он будет отправлен туда, где ты его не найдешь, как бы ни старалась. Это прекраснейший лицей-интернат, при котором ему дадут одно из лучших образований, а после я о нем позабочусь. Но знай, если ты не явишься, то ты потеряешь не только сына, но и я тебя дочерью назвать не смогу…» Джена не смогла читать дальше, охваченная слезами. Она была привязана к сыну всем ее сердцем, но у нее не было мужества смотреть в глаза Оливеру. Что, если бы и в них она увидела осуждение в смерти мужа? Смогла бы она это пережить? Хильда, обняв маркизу, словно та была ее собственной дочкой, приговаривала какие-то слова утешения, но женщина их не слышала. Ей было достаточно того, что она наконец-то открылась кому-то, кто ее поддерживал все это время. Пусть без слов, пусть совершенно неподобающе лицу с ее положением, но после этого Джене стало куда легче и она, утомленная переживаниями, съела пару свежих булочек, испеченных старушкой, выпила бокал вина, чтобы быстрее уснуть, и провалилась в самый спокойный за прошедший месяц сон, ведь завтра она увидит своего любимого мальчика.