устоявшаяся философия

— Любви не существует, — говорит он. Делает короткий вздох, закуривает сигарету и не смотрит в глаза. Все говорят он — разрушитель, все, что он делает это выворачивает наизнанку, разбивает вдребезги, вскрывает раны и стирает в пыль. Все говорят держаться от него подальше, не говорить с ним слишком много и уж точно не влюбляться в него. Но Брендон влюбляется - или думает, что влюбляется, сказал бы Райан, сделав привычный вздох между словами, - и запускает новую цепь механизмов и реакций, которые приводят к этой истории. Здесь ее начало. И оно, пожалуй, не самое лучшее. Историю стоило начать с чего-то более приятного, чем опровержение того, во что люди искренне верят. Возможно, ее стоило начать с доказательства обратного или аккуратного «мне кажется, ты мне нравишься» Брендона, но ни в коем случае, не с ответа, какого-то лицемерно уверенного, расчетливого и сухого. Но это начало истории, которое уж точно не изменить. И здесь мог бы быть и ее конец. Если бы Брендон начал ссору прямо сейчас, назвал Райана бессердечным и больше никогда не взял трубку, может быть встретил бы девушку, именно девушку, которую точно примет его мормонская семья, с милым лицом, фальшивой пластиковой улыбкой, которой не веришь уже после третьего раза, и с простым коротким именем, как ее взгляд на мир, вроде Мия или Сара. Он решил бы жениться на ней, устроив пышную свадьбу со всеми друзьями, кроме Райана (могут ли они вообще быть друзьями после всего, что между ними было?), Брендон сделал бы так, чтобы каждая деталь кричала, что любовь прямо здесь, под вычурными вывесками «мистер и миссис», в каждом украшении на столе или сердечке на открытке. Любовь возможна, и, если ты, Райан, не можешь мне ее дать, я найду ее в другом месте. Здесь история могла бы и закончится, если бы Брендон не был таким Брендоном. Безгранично влюбленным, упертым и уверенным Брендоном. Брендом - глупо-наивным мальчиком, который никогда не поставит под сомнение такую простую истину как любовь. Его мир приторно-сладкий, у Райана — соленый, и Брендону кажется, что соли слишком много, но, возможно, только она продолжает удерживать Райана на поверхности. — Простая химия, не больше, не меньше. Брендону и спорить совершенно не хочется, говорить хоть что-то, он просто давится каплей горького сожаления, делает выводы и спорит сам с собой. И даже сейчас понимает, что люди, возможно, правы, это его разрушит. Брендон взвешивает за и против, Райан на него даже не смотрит, пока у Брендона внутри все бурлит, реакция за реакцией, возможно, прямо как тогда, когда он впервые поцеловал девчонку из дома напротив. Адреналин бьет в кровь, и Брендон по первому спонтанному, совершенно безрассудному порыву целует Райана, и все, что было до в одно мгновение исчезает, нет больше чьих-то чужих прикосновений, хитрых улыбок и поцелуев, только сухие губы Райана на его, словно первый поцелуй, единственный важный. Райан вздрагивает и отстраняется на секунду, как будто осознает все процессы, происходящие где-то внутри, Брендон бы сказал что-то про сердце и душу, Райан — про эндорфины и рецепторы. Райан смотрит на него еще секунд десять, как будто спрашивая «что ты делаешь?», а потом улавливает смысл и слегка ухмыляется «что же ты доказываешь?». И наклоняется для нового поцелуя, принимая вызов. У Брендона, кажется, вся жизнь в планах из пунктов, которые Райан бы отнес к совершенной глупости, но если прыгать в омут, то видимо нырять с головой, поэтому они ходят в кино и держаться за руки, Брендон лежит на его плече и целомудренно целует в лоб перед сном, и Райан, хотя не признаваясь самому себе, начинает смутно понимать, что в таких мелочах всегда было что-то особенное, или может, кто-то должен был сделать их особенными. Потому что он водил не одну девушку и даже однажды парня в ближайший кинотеатр в трех кварталах, тратя последние наличные, держал их за руки и целовал в щеку на прощанье, но никогда не чувствовал таинственных бабочек в животе или сердца, вырывающего из груди, в то время как Брендон превратил бабочек в рой пчел, жалящих везде, где они только могут достать, пронзающих его тело тысячами игл, пока Райан загинался то ли от необъяснимой боли, то ли от собственной беспомощности в вопросах такой совершенно нехимической любви, то ли от тахикардии и тяжелого дыхания, которые начали медленно убивать его с тех пор, как Брендон впервые уснул в его объятиях. Самолеты, автобусы, города, отели, сцена — все постоянно сменяло друг друга, как в быстрой перемотке, кроме одного единственного неизменного человека рядом. И чем больше дней проходило, тем больше Райан думал, как долго химическая реакция под названием «любовь к Брендону Ури» будет работать в каждой клеточке его тела. В то время как Брендон уже был готов составлять совместные планы на жизнь и заставить пересечь всю Америку ради одного прикосновения. Райан говорит, что Брендону стоит повзрослеть. Весь мир не романтический фильм, где они исполняют главные роли, в жизни просто на просто так не бывает, но Брендон звонко смеется, разговаривая с Райаном по телефону и через несколько часов оказывается на его пороге с телефоном в руке и портфелем за спиной вместо багажа. Он говорит: «мне ничего не нужно, все самое важное здесь.» И тепло улыбается, решив, что останется здесь надолго. Райан не верит сам себе, когда думает, что вместе с квартирой, Брендон заселился и в его сердце, без спроса и арендной платы, но отмахивается мыслью о том, что чепуха Брендона, видимо, заразительна. Но когда Брендон просит его пересечь Америку, спонтанно среди ночи, всего на день раньше положенного срока, Райан так же собирает все вещи в портфель и летит к нему первым же рейсом. Зачем? Может, ради нового выброса гормонов и легкой эйфории от прикосновений. Может, ради его зубов на яремной вене, новых синяков и губ по всему телу. А может ради пресловутой любви. Только Брендону он об этом, конечно же, не скажет. Даже тогда, когда Брендон, лежит на его коленях, пока руки Райана зарываются в волосах, и Брендон легко поддается, тянется к руке, немного жмурится. Тогда, когда Брендон смеется над идиотской шуткой Райана, несмотря на осуждающие взгляды Спенсера и Джона, смеется так, что Райан хочет сохранить этот смех на всю жизнь, невообразимым образом законсервировать в банке и поставить в потайной угол шкафа, подальше ото всех, с подписью «мой». Тогда, когда Брендон без рубашки сидит напротив и завороженно слушает песню, что Райан написал, кожей ловит каждую интонацию Райана, слово и ноту. Брендон знает, что песня о нем. Из-за мелких деталей, голоса и того, как Райан смотрит, с опаской, выжидающе, как будто кому-то может не понравится, что о нем пишут поэмы, стихи и посвящают целые песни. Брендону точно нравится, и Брендон улыбается тому, как легко и быстро строятся их отношения, несмотря на то, что все говорят, какие они разные. Но поправляет: не такие разные на самом деле. Просто Брендон знает, как расположить к себе людей, а Райан отталкивает, и поэтому они оба знают, какими эпитетами их наделят в этот раз общительный, яркий, громкий или даже живой вместе с угрюмый, молчаливый, закрытый на другой чаше весов. Брендон говорит, что Райан вовсе не закрытый, просто не открывается перед всеми подряд, никогда не оставляет ключ от своей квартиры под ковриком или рассказывает о прошлом. У Брендона на самом деле тоже нет такой привычки, но он улыбается и смеется, поэтому люди автоматически записывают его в весельчаки, наделяют самыми позитивными чертами и даже не спрашивают, когда он хмурится через секунду, думая, что никто не видит. Но Райан видит, спрашивает и интересуется. Пока все говорят: Брендон — самый жизнерадостный человек, которого они встречали, Райан криво ухмыляется и про себя отвечает коротким «вовсе нет». Держит за руку, когда Брендону необходимо, успокаивает, когда его в очередной раз накрывает. По красивому, — Райан себя отдергивает, красивый — дурацкое определение, слишком субъективное, слишком простое, чтобы объяснить хоть что-то, — лицу Брендона слезы текут почти как в ливень на похоронах отца Райана, невольное сравнение, въевшаяся навечно ассоциация, и Райан осторожно растирает соль по щекам, надеясь, что не отравил его. Мир Брендона, может быть, и приторно-сладкий, особенно когда они едят одну баночку мороженного на двоих, обнимаются, прячась как подростки, считают ребра в поцелуях или спят в обнимку на одной кровати, но это не делает Брендона неуязвимым. Поэтому Брендон плачет, если ему больно. И соль на его щеках не имеет никакой связи с солью мира Райана, хотя Брендон помнит все предостережения, и так же как в первый раз забивает на них, потому что Райан как никто другой может эту соль принять, чувствуя каждый его всхлип. Райан лучше всех понимает Брендона Ури, но хуже всех понимает себя. Поэтому он не говорит, даже когда Брендон снова спрашивает. — Значит любви все еще не существует? — он смеется, покрывает его лицо поцелуями, пока Райан молчит, и вызывающе добавляет, — Что же это такое? Райан не отвечает и в этот раз, но выводит в блокноте буквы, которые складываются в рембовское «изобрести любовь заново», и добавляет чуть позже «мы». Брендону, может, даже и не нужны те самые три слова, потому что Райан говорит «я люблю тебя» когда целует, упирается носом в шею, одалживает одежду, уже пропитавшуюся им самим, держит за руку во время очередного срыва и позволяет себе срываться тоже, шмыгать носом в такт чужому сердцебиению и открываться так, как никому, рассказывать про прошлое долго, как никогда, в конце концов оставлять ключ от своей квартиры, но не под ковриком, а в чужих, честно говоря не чужих уже давно, руках, с полным доступом в квартиру, сердце, душу. Брендону, может, даже и не нужны те самые три слова, но он пробует их на вкус, проговаривает про себя и представляет миллионы возможных развитий событий. Брендону, может, даже и не нужны те самые три слова, но липкое, как растаявшая сахарная вата, «я люблю тебя» сидит в груди и рвется наружу, словно это жизненно необходимо, словно Райан умирающий, а слова – сердечно-легочная реанимация. Райан пахнет кофе, и Брендон все еще сонный обнимает его за талию, затягивая в кровать, и сладко улыбается, когда Райан ложится обратно прямо в одежде. — Я не хотел тебя разбудить. Брендон что-то мычит вместо ответа и забывается носом в волосы, прижимаясь к Райану сильнее. Брендон неосознанно начинает угадывать, каким именно кофе от него пахнет и улыбается собственным мыслям. — Где ты был? — Гулял, хотел купить тебе что-нибудь, — Райан делает едва заметное движение плечами, — Цветы, шоколад или, может быть, кофе. Брендону хочется спросить, какое отношение к этому всему имеет химия, но предполагает, что Райан сам уже давно не знает ответа, в голове бьется короткое «люблю», а сердце стучит быстро-быстро, пытаясь передать сигнал хотя бы так, но Брендон тянется за поцелуем, чтобы не сказать чего-то лишнего. Брендон танцует посреди комнаты, хотя Райан смеется и говорит, что с танцами это не имеет ничего общего. На часах уже после полуночи, они правда этого не знали, потому что часы вместе проходят слишком быстро, а музыка, наверное, слишком громкая, поэтому, когда в дверь стучит усталая соседка, они долго извиняются. Потом долго хихикают, и Брендон предлагает Райану потанцевать вместе с ним, добавляет: если что научит, вызывая у Райана новый приступ смеха. И все-таки Райан не отказывает, они подключают наушники к телефону и кружатся уже вместе, просто так, прижимаются поближе, чтобы провод дотягивался им двоим, и хотя они не говорят, у обоих теплеет на душе то ли от алкоголя в крови, то ли от музыки, то ли друг от друга. Когда Райан простывает, Брендон ругается с ним почти каждый час, потому что Райан напрочь отказывается соблюдать постельный режим, не перестает курить ни на одну сигарету меньше, пропускает приемы таблеток и игнорирует приготовленный Брендоном суп. — Я не умру от легкого кашля. — Конечно, нет, ты умрешь от его осложнений. Брендон сменяет легкое раздражение, настоящей обидой, но все равно остается ночевать в его квартире на ночь, украдкой продолжая следить за приемом лекарств, которые Райан теперь старается не пропускать. Но старается он плохо и выходит на балкон в одной майке около двух ночи, заставляя Брендона вскипеть, потому что он действительно заботится из-за всех сил. — Скажи мне честно, ты собираешься умереть? Райан снова закашливается, и Брендон настойчиво хватает его руку и затягивает в дом. — Все нормально, Бден, — у Райана есть дурацкая привычка — игнорировать любую помощь, потому что он видите ли, сам справлялся в детстве, когда отцу было не до него, сам справится и сейчас. Но это сам действительно ему так необходимо? — Зачем тебе вообще это нужно? Брендон закатывает глаза и почти на автомате выдает: — Может, потому что я люблю тебя? Хлопает дверью и закрывается в гостевой комнате. На следующий день Райан говорит «я люблю тебя», перебирая струны, сидя рядом и поет «true love», которую написал далеко не вчера, но смелости ему хватило только сейчас. Брендон начинает подпевать на втором припеве и впервые ошибается, когда считает, что это новое начало, после которого все станет только лучше. Через месяц они ругаются. Не как из-за лекарств, а по-настоящему, с громкими обвинениями и едкой желчью в словах. И хотя мирятся они уже через два дня, дымка долго и счастливо исчезает, а к Райану снова возвращается старое сомнение. Особенно, когда появляется Вальдес. Райана трясет от злости, и он почти до боли закусывает губы каждый раз, когда видит Шона — мерзкое имя, отмечает Райан, но Брендон машет рукой и почти ласково произносит снова «Шон». Когда Брендон торжественно объявляет, что их отношениям уже три года, Райан со страхом начинает отчитывать дни календаря. Они снова ругаются, когда Шон становится Брендону соседом, они ругаются, потому что Райану вдруг резко не нравится тон, с которым Брендон говорит, они ругаются, потому что Райан почти уверен, что их дни сочтены. Любовь живет три года, неужели их свое отжила? У Райана слишком виноватое выражение лица и усталый вид, чтобы винить во всем гормоны. Брендон не разговаривает с ним уже десять дней, это больше, чем когда-либо, и Райан уверен, что теперь не разговаривает вообще ни с кем, потому что Брендона всегда было достаточно. — Какой же ты придурок, Брендон Ури, — грубо бросает Райан, потирая переносицу, чтобы скрыть то, что его глаза уже начинают слезиться. Брендон замирает на секунду, а потом вздыхает и оборачивается. Они не знаю, какая по счету это ссора, сбились уже, но все равно продолжают вести себя так, как будто пытаются поставить рекорд. Брендон устал. Он просто смотрит на родное (родное ли теперь?) лицо Росса, когда он, наконец, убирает руку, что-то невидимое сжимает его сердце, но у него действительно уж нет сил, даже обозвать его в ответ. Брендон устал спорить. Устал скандалить. Он цедит сквозь зубы: — Пошел ты. И уходит, оставив Райана со старой гитарой, недопитым чаем и странной горечью в душе. А Райан задумывается, был ли он по-настоящему влюблен. Они собираются в Южную Африку, все так же не разговаривают в самолете, хотя сидят рядом, но Райан почему-то злобно шипит, когда Вальдес, — в голове голос Брендона тихо произносит «Шон», — просит поменяться местами, потому что «всем троим так будет удобнее». Райан не стесняясь грубо отвечает: «мне не будет» и посылает Шона всеми словами, которые только знает. Брендон не разговаривает с ним не на следующий день, не разговаривает, когда видит, как Райан собирает свои вещи и улетает раньше, не разговаривает больше вообще никогда, потому что Райан точно умеет одно — исчезать, решив, что тут он все окончательно испортил. И здесь история могла бы закончиться, если бы Брендон не был таким Брендоном, способным, несмотря на всю злость, кипящую внутри, выбрать единственный верный вариант между гордостью и любовью, существование которой он начал доказывать еще три года назад. Любовь существует, и Брендон в полете над Атлантическим океаном пишет все, чем она для него является — от запаха кофе по утрам до синяка у него на шее, от шершавых кончиков пальцев до мягких поцелуев. Брендон цитирует Райана: «Настоящая любовь — антиквариат.» «Настоящая любовь — устоявшаяся философия». «Настоящая любовь в наших карманах». Брендон не говорит, но оставляет записку в кармане первой попавшейся в чемодане вещи, пока Райан не видит, и просто ждет. Райан появляется на его пороге через девять дней и с ходу бросает: — Переезжай ко мне, — но сбавляет скорость, только увидев потерянный взгляд Брендона, — Прости, я был идиотом. — Так долго доходило? — Нет, я искал Джону новую квартиру. Теперь переезд обретает смысл, и Брендон впервые за долгое время снова смеется из-за Райана, тем самым смехом, который хочется законсервировать и сладко, как взбитые сливки, улыбается, открывая дверь пошире. Брендон в его квартире смотрится так, как это и должно быть, и Райан, сам того не ожидая, впервые вслух говорит: — Я люблю тебя. Понимая, наконец, что любовь вовсе не один химический процесс, любовь — сложный комплекс. Любовь — петь любимые песни в караоке, сидеть в обнимку под теплым одеялом, прижиматься ближе, сочинять песни на полу, гулять за руку, танцевать среди комнаты, когда на улице давно за полночь, есть пиццу наперегонки, делать сюрпризы, готовить вместе первое попавшееся блюдо. Любовь — это два человека, связанные едва заметными, но прочными нитями. Брендон снова списывает все на сердце и душу, и Райан на этот раз с улыбкой соглашается, потому что реакция под названием «любовь к Брендону Ури», видимо будет жить в нем вечно.