archangel's heart

В клетке, лет, может, через семьсот, Люцифер начинает терять перья. Он не понимает, в чем дело, потому что, черт возьми, в прошлый раз он провел тут несколько миллионов лет — и ничего подобного. Люцифер отшучивается, мол, климат тут ни к черту, и что, хоть землю он презирает, горный воздух ему бы сейчас пошел на пользу. Михаил не реагирует. В последнее время он почти ни на что не реагирует. Люцифер шутит, бесится, мечется, кричит и раскидывает вокруг свою злость. Меньше всего ему хотелось оказаться здесь снова — от этих стен тошнит. Горькая ирония — в прошлый раз в клетке его запер Михаил, а теперь они здесь вдвоем. Будь прокляты Винчестеры, он выберется и убьет их по очереди, жестоко и медленно. Он заставляет себя думать, что зол на людей за то, что по их вине снова оказался в этом гадюшнике, лишенный возможности осуществить то, что планировал тысячелетиями. За то, что они, виновные в его горе, живут и ходят по своей зловонной планете, а он вынужден задыхаться в адской марианской впадине. На самом деле его ярость подпитывается поленьями страха. Дело в брате. Почти всегда — дело в брате. Как сильно его жжет злость, так же сильно морозит ужас. Михаилу здесь не место. Он не выдержит. Да, он сильнее, он старше и опытней. Да, в нем больше божественной силы, потому что он только что с неба — свеженький, вибрирующий жуткой, абсолютной силой архангел. И Люцифер видит его агонию. И дело не в том, что Михаил впервые оказался в клетке. Когда-то и Люцифер был здесь новичком, но его не мучило это. Ад питал его силы, Ад видел перед собой не просто падшего — носителя тьмы, и с насмешкой склонял перед ним голову в знак иллюзорности безграничной силы, отдавая то, что Люцифер просил. Взамен Ад перенял его злость и обиду на небо. В Михаиле не было тьмы. Его душа не была очернена меткой, и Ад видел в нем чуждое и враждебное себе, не готов был и не хотел его принимать. Поэтому решил уничтожить. Дело было не в силе и не в опыте. Дело было в непорочности. Впервые Люцифер жалеет о своей тьме, впервые ему за нее стыдно. Он хочет либо гореть вместе с братом, либо оградить его от агонии — но не может ни того, ни другого. Он мечется по клетке, напрасно сотрясая прутья и воздух, кричит, но принявший, признавший его Ад остается своеволен. Он не подчиняется — у них с Люцифером союз холодного нейтралитета. У Ада есть свои принципы, и он не любит, когда абсолютную бездну греха и черни сотрясают всполохи божественного света. Для того, чтобы спасти, Михаила надо испортить. Все оказывается так просто. Если для Ада он как кость в горле, нужно промаслить ее и незаметно протолкнуть в чрево. Люцифер ненамеренно приходит к этой мысли и оглядывается на Михаила. Лицо комкает мучительной судорогой сожаления. Как его можно было испортить? Как бы Люцифер посмел? Он приходит к этому слишком поздно. Додумайся лет на триста раньше, скорей всего вышло бы. Тогда и в Михаиле бушевала ярость. Он горел ярче самого Ада — может, поэтому тот ополчился против архангела. Но огонь Михаила был праведным и чистым, как бельмо на глазу обители греха. Его ярость было бы легко обратить в ожесточенность и жажду крови, но Люцифер не думал об этом. Слишком истово безумствовал сам. А потом все потухло. Люцифер хватает Михаила за руки — не для того, чтобы заломать, а чтобы убедиться, что он в сознании. Михаил вскидывает голову, и у него в глазах бело от боли. Он наощупь находит ладонь Люцифера и прикладывается к ней лбом. Люцифер слышит треск, с которым его ломает Ад. Он не может усидеть на месте. Когда Михаил касается его, получает возможность сосредоточиться на чем-то, кроме боли. Он ни о чем не просит, когда Люцифер вскакивает, роняет голову с его плеча — клетка не помнит, когда он говорил в последний раз. Ад вырвал ему язык. Благодать Михаила становится ядом. Она закипает в венах, разъедает капилляры и стенки сосудов. Он плачет кровью, потому что у него под кожей раскаленное железо. Ад не терпит чужаков. А потом Люцифер начинает терять перья. Он обращает на это внимание, только когда шаги в углах клетки начинают звучать глуше из-за черного надгнивающего ковра. Он не знает, что это. Иногда Михаил засыпает на его перьях. Крылья болят и зудят, их хочется выдрать с корнем — иногда совершенно невыносимо. Они стали меньше раза в два. Люцифера в восторженный ужас приводит благоличие разрушения — он никогда не думал, что настолько красивы могут быть грязно-смоляные перья падших. Михаил перестает реагировать. Он не тянется к рукам и не приваливается к плечу. Он не ищет, болезненно щурясь, Люцифера по клетке, не откликается на свое имя. Люцифер кидается к нему, хватает за плечи, придерживает за шею, утыкаясь своим лбом в его. Михаил горит и холодеет. Он не перестает его любить. Просто Ад выколачивает его сознание из тела. Михаил его забывает.