Исцеление души

На глазах Гарри оживал его самый страшный кошмар. Питер Петтигрю оставил на его руке глубокий порез, из которого продолжала сочиться кровь. Но пульсирующая боль в конечности — ничто в сравнении с проведенным жутким ритуалом, от которого взрывался болью шрам. Картина воскресшего Тёмного лорда навсегда отпечаталась в его памяти. Нечто отдаленно похожее на человека окутало темными сгустками, словно дым, что в дальнейшем приняло форму мантии. Вокруг словно затрепетал сам воздух. Кладбище, которое обычно становилось безмолвным пристанищем мёртвых, теперь порождало страшного злодея во всем его тёмном величии. Голова попавшего в ловушку Гриффиндорца раскалывалась от боли. Казалось, в череп медленно вонзалось лезвие, все глубже и глубже. Он не мог терпеть эту пытку молча, стоны и крики срывались с губ. Приближенный к состоянию эйфории, Тёмный лорд вдыхал полной грудью холодный воздух и прикасался к своему лицу, заново наслаждаясь возможностью чувствовать. Запахи, холод, удовольствие. Снова живой. Он открыл глаза, на секунду ставшие змеиными, пока зрачок вновь не стал человеческим, и первое же, что он заметил — прижатый к памятнику мальчишка, на лице которого отпечаталось страдание. Именно оно вызвало зловещую улыбку у Волан-де-Морта. — Гарри. От ядовитой, словно змеиной, интонации в голосе, парня скрутило. Он испытывал чистое, концентрированное отвращение к тому созданию, что выбралось из котла. Не страх, нет. Тот теплился где-то глубоко в душе. Занять больше места ему не давала разгорающаяся злость. Она же почти перекрывала боль. Однако мыслить трезво все еще получалось плохо, особенно в лапах памятника, что своей косой едва не душил. — М-мой лорд? — с дрожью обратился к своему хозяину Питер, в полупоклоне, и сжался сильнее прежнего, ощутив на себе его взгляд. — Хвост, — обманчиво-ласково обратился к слуге Волан-де-Морт. — Будь обстоятельства иными, тебе не удалось бы сыскать моего одобрения. Ты слишком жалок и труслив для Пожирателя смерти. И всё-таки, единственный, кто был мне полезен в последнее время. «На кой чёрт ты взял этого червя в Пожиратели?! Получше-то ничего не нашлось?!» — мысль кометой пролетела сквозь боль, заволакивающую голову густым туманом. Но как бы Гарри не был зол на Хвоста, пришлось признать, что тот сделал своё дело — возродил самого Волан-де-Морта. И не без его, Гарри, участия. От осознания того, что он стал соучастником, пусть и против своей воли, становилось мерзко. — Д-да, Милорд, — пролепетал низкорослый волшебник, дрожащий и от страха, и от благоговения. — Все ради Вас, Милорд. Я верен Вам. — О, не сомневаюсь, — оскалился тёмный маг, ясно дав понять, что не верит. Все ради своего блага, чтобы не лишиться своей жизни. Это ощутил и Хвост, от чего по спине пробежал холодок, а лицо побледнело от страха. — Моя волшебная палочка у тебя? — Д-д… — одно лишь слово не могло слететь с губ, Петтигрю был слишком напуган. И тогда Лорд одним жестом приказал отдать его вещь. Подобострастие. Ещё одна вещь, от которой Гарри кривился в отвращении. Видеть, как раболепно склонился Петтигрю, дрожа всем своим тщедушным существом с палочкой Волан-де-Морта в руке, омерзительно. И хотя нужно думать о собственной шкуре, которой вскоре достанется по-крупному — Гарри не мог. Сознание всё ещё отказывалось анализировать происходящее по-полной и искать пути если не отхода, то хотя бы спасения. Прикованный магией к камню, ощущающий холод своей спиной, он мог быть только бездействующим свидетелем. Змееподобное лицо Тёмного лорда, в момент его соединения с палочкой, выразило всю палитру удовольствия. Даже Гарри ощутил мощную тёмную энергию, витающую в воздухе, которая, казалось, с каждой минутой лишь возрастала. Силы возвращались с приобретенным телом, и первое же заклинание требовало много концентрации, но Тёмный лорд, опьянённый своим могуществом, воссоздал руку слуге за считанные секунды. — Твоя награда, Хвост. — Ох, Повелитель, — не веря, прошептал Питер, разглядывая новую руку, как неведомое чудо. — Спасибо Вам. Спасибо. Противный, дрожащий, безропотный голосок отзывался в Гарри чистой, ранее не испытанной, злобой. Совершенно не по-гриффиндорски, не по негласным правилам его славного храброго факультета, парень мстительно желал увидеть, как красивая с виду, переливающаяся металлическим блеском, рука тягуче медленно и неотвратимо приближается к шее плешивого кривозубого урода и сжимается, с мерзким хрустом дробя слабенькую жалкую трахею, заставляя лицо наливаться синевой, а глаза краснеть от разрыва капилляров. И каков был его шок, когда желаемое стало реальностью! — Ты наивно ожидал другого исхода, дорогой Хвост? — почти ласково улыбнулся Волан-де-Морт, что на его лице смотрелось страшнее злобного оскала. — Для трусов лишь одна дорога — к Смерти. Петтигрю, никак не рассчитывавший на такую благодарность за службу, с глазами, полными неверия, рухнул на колени. Он молил о пощаде, попутно борясь с рукой, вышедшей из-под контроля. Ужас, завладевший всем его существом, пролился на душу Гарри, как тёмный нектар и бальзам, почти опьяняя и исцеляя осознанием того, что Хвост поплатился за всё. И перед тем как сдохнуть, Петтигрю во всей красе увидел и прочувствовал, насколько жесток его хозяин, способный убить своего же возродителя. Во время лицезрения беспощадного убийства, Гарри перестал чувствовать боль, что разрывала голову. Ничего, кроме чувства отмщения. Оно выместило собой всё. Лишь когда замучено хрипевший Хвост скорчился на земле, а его перекошенное лицо больше не несло в себе признаков жизни, на пустое место в голове пришла другая мысль: «Мой черёд». — Как сладок вкус отмщения, — совсем рядом раздался голос Волан-де-Морта, от которого кожа покрылась мурашками, а сердце замерло в груди от страха. — Пусть и чужими руками, но важен сам процесс, верно, Гарри? В голове Гриффиндорца раскрутился вихрь мыслей, не желающий останавливаться. Осознавать полностью получалось не всё. Волан-де-Морт точно знал, о чём говорил. Звучало всё так, будто он сделал это для него, уловив постыдное, мстительное, а потому никчёмное, желание, идущее не от человека, а от некоего, неизвестного чудовища, поднявшего свою голову с оскаленной, брызжущей слюной, пастью. Акт любезности перед предстоящими пытками. Последние безусловно включены в программу развлечений этого вечера — Гарри не сомневался. Скорее уж, это единственная вещь, которую он знал наверняка. Все остальное окутано саваном неизвестности. Белым саваном, в которое будет завёрнуто его тело. Если, конечно, что-то от него останется после магических пыток. Или же ворон, попировавший на его свежем, мёртвом, медленно остывающем, теле. — Страшно, Гарри? — тихо протянул Лорд и без рук заставил поднять голову, встречаясь с мутными зелёными глазами. Именно прикосновения могли обжечь Гарри, не хуже огня. Он чувствовал всеми фибрами души, как только Волан-де-Морт прикоснется к нему — волна боли снесет всю выдержку к Дьяволу. — Правильно, мальчик. Бойся. Ты пожалеешь, что однажды не принял мою помощь и не отдал философский камень. А ведь ты и правда мог стать моим любимчиком. Я лично обучил бы тебя многому. Но ты выбрал иной путь. Пришло время расплатиться за свой выбор. — А в будущем ты бы так же наградил меня за свой выбор, как и его? — Гарри кивнул на свежий труп, не зная из каких закромов тела, или же разума, в голос просочилось столько ненависти и яда. Он практически выплюнул свои слова в серое лицо Волан-де-Морта. Прямо в нахальную улыбку из тонких растянутых губ. Липкие, парализующие щупальца страха начинали душить его волю. Но Поттер не был бы собой, если бы не запер страх в клетку. Одно он не мог - отбросить его полностью. Столько храбрости у него не было. Склизкие, как руки дементора, пальцы страха всё равно тянулись к нему, желая сломать до конца. Однако в его силах обратить мерзкое чувство в топливо для инстинктов выживания. Если только его выпустят из более материального плена — лап памятника. — Ты не из тех, кто трясется за свою жалкую жизнь, и в тебе есть сила, — неожиданно прозвучало что-то вроде похвалы из уст Волан-де-Морта, несмотря на ощутимую угрозу. — Но ты глуп. Гарри надеялся, что словоблудие продолжится. Но он глубоко заблуждался. Его личный кошмар слишком быстро себя прервал и без каких-либо предупреждений дотронулся до лица. Вспышка боли на мгновение ослепила. Гарри мог лишь ощущать, как собственные связки раздирает крик, а черепушку словно раскалывает раскалённый топор, добираясь до мозга. Пальцы сами стиснули рукоять косы памятника, сжимая так, будто хотели проломить преграду. Единственный якорь, которым подросток цеплялся за реальность, лишь бы не сойти с ума от боли. — Превосходно! — торжественно выкрикнул Тёмный лорд, резко отпрянув, но при этом сохраняя изящество в движениях. И только выражение его лица не сходилось с аристократическими манерами. Сквозь пелену слез Гарри видел лицо маньяка, психопата… Коса, удерживающая его, слишком неожиданно вернулась в изначальное положение, давая юноше свободу, о которой он перестал надеяться. Поттер безвольно рухнул на землю, как полный мешок барахла. Впрочем, именно так он себя и ощущал. Разбитым, сломанным, никчёмным. А ведь ещё ничего не началось. Куда ему, четырнадцатилетнему мальчишке, тягаться с самым худшим тёмным волшебником всех времён? — Бери свою палочку, Гарри. Давай же! — нетерпение слышалось именно по последней фразе. Лорд находился в возбуждённом состоянии, что для подростка окончится плачевно. Шансы на выживание сокращались. Но одно лишь касание к палочке будто воскресило часть сил в Гарри. Воля, закованная цепями страха, сбросила их с себя. Гордый лев, может, и не приготовился к прыжку, но поднял голову и оскалил пасть, готовясь бороться за себя против гипертрофированного шакала, решившего его запинать. Вместе с волей очнулся и здравый смысл. Он говорил, что живым это кладбище не покинуть. Подозрительно похоже на сомнение, которое имело такую же липкую природу, как и страх. Отличие же состояло в том, что сомнение шептало, тихо пробираясь в душу и пуская в ней корни с разливающимся по всему разуму ядом. А голос здравого смысла говорил громко и чётко, констатируя факты так, как они есть. Без приукрас. «Ты не выживешь, Гарри. Но хотя бы умри достойно. В борьбе, чёрт тебя побери! Борись!» — эта мысль заставила его собраться и встать с земли. Первое же заклинание едва не угодило в лоб. Каким-то чудом Гарри сумел от него увернуться, и в тот же миг в голову стукнула шальная мысль, сбивающая недавно установившуюся цель бороться до победного, чтобы умереть не трусом, а мужчиной, что не побоялся смотреть в лицо своей Смерти — добежать до Кубка, что являлся порталом. Своим слабым свечением он так и притягивал взгляд. Всего несколько шагов и одно прикосновение… — Гарри, Гарри, — покачал головой Тёмный Лорд, сбив с ног обычным связывающим заклинанием, и медленно подошёл к валяющемуся, на холодной, грязной земле, мальчишке. — Не разочаровывай меня. Иначе смерть твоя не будет быстрой — я растяну это удовольствие. — Чёртов психопат, — выругался Гарри, едва заметив, как эти слова вылетели из рта. Вот уж на что он не надеялся, так это на легкую смерть. Он не купится на слова, которыми Тёмный лорд желал контролировать его волю, и его самого в целом. Всё ещё находясь в положении сидя, Поттер пустил в него заклинание удара. А вот развязать себе ноги не получилось — чары не подействовали на путы. Вспышка света, оказавшаяся отражением заклятья, осветила лицо лишь на миг. Попытка причинить вред самому Волан-де-Морту ни к чему не привела. А Гарри понимал, на что себя обрек. Всему виной его эмоции… Проклятый ублюдок, превративший его жизнь в ад, без лишних слов нанес свой удар, увернуться от которого Гарри не смог. Второе непростительное. Любимое заклинание Тёмного лорда, сразу после смертельного. Множественные очаги боли вгрызались в тело подростка. Словно рой опасных насекомых, что своими жадными пастями и жвалами распространяли яд, отравляя все клетки его бесконечно слабого и беспомощного тела, дёргающегося в грязи. — Трепыхающийся, как слепой зверёк, — с насмешкой произнес Волан-де-Морт, снимая действие Круцио. — Но мы только начали, мальчик. Так просто ты сегодня не умрёшь. Ему дали отдышаться, но лишь затем, чтобы вновь продолжить пытки, с новыми силами. Тело помнило, как содрогалось на земле от Круциатуса, и пришла вторая волна. Перед зажмуренными от боли глазами стояла пелена. Гарри не видел ни Волан-де-Морта, ни происходящее, но оно и не нужно. Смотреть на гнусную рожу не было никакого желания, а на окружающее пространство — бессмысленно. Он на кладбище, где его с наслаждением пытают. А как только мучения закончатся, он, сломленный и искорёженный, навсегда останется здесь. От следующего проклятья тёмного мага Гарри не сдержал крика. Его словно насквозь проткнули тонкими раскалёнными иглами, от чего кожа покрылась страшными волдырями, а из ран начала сочиться кровь. Каждую конечность, каждый сантиметр тела пронзала ослепляющая боль. Загнанное сердце билось в ушах, стуча по ним набатом. Тёмный лорд что-то говорил, как обычно в издевательском тоне, сняв проклятье, но парень его не слышал. Громче всего говорило именно его сердце, чудом не разорвавшееся от пыток. Голосовые связки начали подводить. Совсем немного, и парень охрипнет, оставаясь безмолвным ко всему происходящему. И тогда масштаб боли и пыток можно будет отследить только по конвульсиям тела. Он сбился со счёта, на какой из пыток они окончательно разорвались от напряжения. Самой изощрённой пыткой оказалась та, что едва не лишила сознания от болевого шока — словно его мокрым прижали к холодному железу, а затем резко начали отдирать. Казалось, будто кожа отрывается, оставляя одни голые мышцы, пульсирующие острой болью. Гарри не мог ни кричать, ни видеть, ни слышать. Тело билось в нескончаемых конвульсиях. В голове мелькали обрывочные мысли, тщедушные, низкие, трусливые — молить, наконец, о смерти. Чтобы больше не чувствовать. Не только боль… вообще ничего. Вот только голоса нет. Остались лишь слёзы, стекавшие по грязным щекам. А после очередной остановки в пытках, связки будто собрались с силами и он выдал истошный крик, от которого задёргалось тело так, будто кто-то его тряс. — Гарри! — долетел до сознания обеспокоенный голос и тряска стала сильнее. — Гарри, проснись. Ну же, малыш, проснись. Нормально дышать не получалось, грудь получала воздух урывками и в ход пошло то единственное, что не подводило никогда — Гарри отшатнулся от нависшего над ним лица и вырвался из хватки. Кожа ещё помнила боль от пыток, отдаваясь отвратительной слабостью, тело, полностью разбитое после произошедшего, тоже отказывалось слышать чей угодно голос, кроме инстинктов. Под их приказом, Гарри схватил палочку и тут же навесил на себя защитные чары, попутно готовясь атаковать и обороняться. Плохо другое — он ничего не видел перед собой. Всё расплывалось и было слишком… светлым. То ли от перенесённых пыток что-то случилось со зрением, то ли ещё что-то. Но сейчас он был готов драться, даже вслепую. Воспользуется шансом, что ему представился. — Только подойди ко мне, лысое порождение, — задыхаясь и дрожа всем телом, пригрозил Гарри. — И я сожгу твоё новое тело в адском огне, вместе с этим чёртовым кладбищем! Том очень осторожно поднял руки верх, показывая тем самым, что не вооружен и опасности не представляет. К сожалению, приступы Гарри продолжали портить им мирное сосуществование вместе. Прошлое проявляло себя в кошмарах, а воображение могло рисовать еще более жуткие картины, чем было на самом деле. Реддл, он же бывший Тёмный лорд, чья жажда крови давно осталась позади, и он добился власти мирным путем, вот уже три года являясь Министром магии в Британии, с жалостью взглянул на молодого человека, даже не пытаясь двинуться. Все, чего он хотел — это вернуть своего мальчика обратно в постель и крепко обнять. — Тебе никто не причинит вред, Гарри, — проникновенно начал говорить, не повышая голоса и глядя в подслеповатые зелёные глаза. — Ты в безопасности. Оглянись вокруг, никакого кладбища нет. А я Том. Твой Том. Который очень хочет обнять своего храброго львёнка. Продолжая держать мужчину под прицелом, Поттер ощупал своё лицо. Очки. На нём их не было. Он помнил точно, что в момент пыток они были. Разгорячённое ими тело даже не ощущало холода, хотя и было почти полностью обнажено, о чём робко поведали тактильные ощущения. А когда парень нацепил очки, покорно прилетевшие к нему под воздействием чар, картина обрела чёткость. Но понятнее от этого не стала. Гарри стоял посреди их общей спальни, в одном белье, со следами засосов, но тело всё ещё помнило страшные пытки. И страх. Противный, липкий, удушающий. «Значит, ты больше всего боишься страха — это похвально», — неожиданно пролетело в голове, что послужило странным успокоительным. И, наконец, он увидел Тома. Шутка ли, того самого Тома, бывшего в прошлом мучителем, восставшим из его крови. Мужчина неподвижно сидел на их кровати с поднятыми, безоружными руками и с бесконечной жалостью в глазах. В этом было что-то… знакомое. Гарри плохо понимал, что происходит, поэтому защитных чар не снимал. Различить, где началась правда, а где закончилось кошмарное сновидение, было ему не под силу. — Позволь доказать тебе, что я — это я, — продолжил все так же тихо и успокаивающе говорить Том, — палочка, — он указал осторожно взглядом на подушку, под которой всегда держал свое оружие, — она нужна мне для этого. И я даю слово, что не причиню тебе вред. Будет Магия мне свидетелем. Эти слова много значили, но верить им Гарри отказывался. Не мог позволить кому-то снова обмануть себя. И все-таки голос, знакомый, ставший родным, въедался в измученную грудь, принуждая расслабиться. Эту слабость Гарри обрубал на корню. Он не чувствовал себя в безопасности. И прежде чем разрешить мужчине дотянуться до своей палочки, создал вокруг себя шторм из острых кусков льда. Каждый вращался на бешеной скорости, и каждый готов был влететь в голову противнику, если тот посмеет сделать что-то против него. Необычное заклинание, призванное и защищать, и атаковать по возможности, Гарри не знал, будучи учеником Хогвартса. Он изучил его только когда начал жить с Томом. Но даже не задумался об этом сейчас, действуя на инстинктах, борясь за свою жизнь и видя в мужчине исключительно своего врага. Том же продолжал излучать спокойствие и очень медленно потянулся к волшебной палочке. Он дал клятву, которая могла навсегда лишить его магии, если попытается навредить. Но Гарри даже понять этого не мог. Реддл не винил его в этом. После ужасных видений прошлого ему простительно непонимание происходящего и отсутствие логики. Но одно точно могло помочь Гарри понять, что Том настоящий, не тот маньяк-психопат, что был раньше. Мужчина обратился к светлому и мощному заклинанию — «вызову защитника». — Экспекто патронум. Комнату осветил телесный патронус, принявший форму благородного оленя. С поистине животной грацией тот, излучая свет и живительное тепло, подошёл к парню. Такой же родной, как его собственный патронус. Ветвистые и крепкие рога будто обещали пронзить всех и каждого, кто посмеет приблизиться к нему со злыми намерениями. Невидимые оковы, будто лёд, стаяли и спали с груди. Гарри сделал глубокий вдох полной грудью. Он не на кладбище, не прикован к памятнику и не лежит на земле, корчась под пытками. Он дома и ничто не ограничивает его свободу. После того, как опасность миновала, заклинание шторма прекратило действовать, а силы покинули ослабшее тело. Гарри рухнул на пушистый ковёр. Истощённый... беспомощный. Патронус исчез вслед за вихрем, от чего комната снова погрузилась в полумрак, но на его месте появился некто иной — более теплый, более живой, и искренне его любящий. Гарри почувствовал знакомые на себе руки, по обонянию ударил запах хвои, что всегда исходил от Реддла, а макушки коснулось теплое дыхание. — Прошлое остается прошлым, мой дорогой, — вновь заговорил Том, укачивая Гарри в своих руках, словно маленького ребенка. — Мы живем настоящим. И в нем я люблю тебя. Я поклялся защищать тебя. И свидетелем служит сама Магия. Она лишит меня силы, если я пойду однажды против тебя. — П… Прости, Том… Я не хотел вынуждать тебя, — слабым, дрожащим голосом извинялся Гарри. — И прости, что поднял на тебя палочку. Я совсем не понимаю, где реальность, а где кошмар… Против воли вырвались слёзы. Муки, испытанные во сне, были болезненно свежи в памяти. Тело помнило боль от воздействия Круциатуса. Порой он хотел сдать самого себя в больницу, или упиться до беспамятства. С такими кошмарами и паническими атаками ему дорога только в Мунго. — И как ты меня терпишь?.. — сдавленно и горько прошептал Гарри, ощущая капли, быстро стекающие по щекам, одна за одной. — Ты справляешься, — продолжил успокаивать Том, сердце которого болезненно сжималось в груди. Чувство вины будет с ним до тех пор, пока мальчик не сможет спокойно воспринимать свое прошлое, затмив его положительными моментами настоящей жизни. И только в силах Реддла дарить как можно больше любви, быть опорой Гарри и человеком, которому тот полностью сможет доверять. — Приступы стали проявляться реже. А теперь пойдем в постель. Стройный, красивый юноша, пару месяцев назад справивший своё совершеннолетие, сейчас был болезненно хрупок и беззащитен. Его зелёные глаза смотрели на Тома сквозь искрящуюся пелену слёз. Последние события, случившиеся в реальности, он совершенно не помнил. Кошмар сожрал сладкие воспоминания о приятном вечере с Томом, оставив после себя лишь пустое место. Обрывками мелькало что-то приятное, от чего сладко тянуло внутри. Его кожа была покрыта пятнами страсти. Очень свежими. Чем больше Гарри начинал вспоминать, тем быстрее отпускал его кошмар. Можно было обмануть разум, внушить, что Том мучитель, но сладко и чуть болезненно ноющее тело настаивало на том, что если Том и мучил его, то только в постели, и с его же согласия. — ... поцелуй меня. — Я ждал этих слов, — тихо выдохнул Реддл, прежде чем перехватить крепче, подняться на ноги, утянув за собой юношу, и впиться в приоткрытые губы крепким поцелуем. И очень скоро он утянул юношу в прохладную постель. Нежное бельё ласкало кожу, а тепло Тома, лёгшего сверху, не только успокаивало, но и дарило блаженство. С ним можно забыть обо всём плохом. А чтобы ощутить это наконец в полной мере, Гарри обнял Тома и немного развёл ноги в стороны, чтобы ощутить его большей поверхностью своего тела. Полностью раствориться. Человек, что когда-то сломил его волю и расколол душу, исцеляет ее, восполняя все то, что однажды забрал. Его прикосновения уверенны, но так осторожны… поцелуи крепкие и полные нежности, а в душе… вновь целостной душе буря эмоций. И сильнее всего страх. Всю жизнь боящийся только смерти, теперь он до дрожи, до безумия, боялся потерять Гарри. Боялся увидеть, как прошлое победит настоящее и сломает мальчика. Нет ничего хуже потери реальности. Том проникся ответственностью за него. Впустил в свою душу любовь, которая наполнила его жизнь смыслом. Именно этому парню удалось обогатить его чувства и подарить нечто светлое в его некогда тёмной, беспросветной жизни. Он должен быть бесконечно благодарен за это. Поттер, когда-то бывший его самым страшным наказанием, стал мягким и податливым, отвечая на его нежные, наполненные любовью, ласки, словно котёнок. — Обещай мне бороться, Гарри, — между поцелуями тихо проговорил Том, обхватив лицо, покрывшееся пятнами румянца. Взгляд его синих глаз, вернувшегося человеческого оттенка, а не жуткого багрового, как было в прошлом, приковывал внимание, завораживал, а порой лишал воли. Парень тонул в его глазах, слишком ярких, слишком живых. Он научился читать в них эмоции. И сейчас видел страх с безумной любовью. — Ты не будешь сломлен. Ты победишь сидящий в тебе страх, и прошлое никогда больше не побеспокоит тебя. Не заставит страдать. Себе Гарри верил с огромным трудом. Потому что осознавал свои слабости. А сильных сторон у него было не много. Но он верил Тому. Его голосу, что проникал в каждую частицу души, и залечивал раны. Его рукам, безошибочно знающим, когда и как надо прикоснуться. Гарри не мог, не имел права, сдаваться. Всю свою жизнь. Особенно, если сам Том просил его об этом, верил в его силы, верил, что он справится. Кошмары не уйдут. Они будут терзать его голову. Но когда-нибудь их железная хватка отпустит его. Нужны только борьба и время. — Обещаю. Конец.