Её бог

      Фрейдис боится. Не пугающих звонов стали за окном. Не криков воинов. Она боится судьбы. Рок повисает над Фрейдис тяжёлой пеленой мрака. Мрак медленно превращается в искажённый лик старой женщины. Она смеётся пугающе каркающим голосом, а затем разлетается на тысячи мелких воронов, и Фрейдис отбивается руками, но те всё равно клюют её в лицо. Фрейдис в побеге от них, чувствуя приближение судьбы, не разбирает дороги, спотыкается на ступеньках и падает. Ногу сводит от боли. Резь сводит коленку и перетекает быстро в область бедра. Фрейдис скрежещет зубами. Из глаз струятся блестящие слёзы. Фрейдис предала своего бога. Фрейдис сама надела на его голову корону, а потом сама же отворила своей белой рукой ворота города для его врагов. И любимый и ненавидимый бог уже наказывает её. Она не может встать, будто прикованная к полу. Боль кандалами прижимает лодыжки книзу. Фрейдис в бессилии поднимает глаза к потолку. Ясного неба ей уже не видать. Это знает её сердце. Но она видит лазурную синеву глаз своего бога. Взгляд прямой, долгий, изучающий, спрашивает её: «За что?» Фрейдис мотает головой. В горле ком. В горле застыла горечь обиды. Фрейдис не может встать и прокричать этим глазам: «Ты мне больше не бог!» Он тот, кто дал ей свободу. Тот, кто подарил ей место королевы. Тот, кто отнял её душу и посадил на цепь, как и свою собственную. Эта душа пропитана былым. Нежностью, счастьем, любовью, обидой, гневом. Фрейдис закрывает глаза, пытаясь уйти из-под властного взгляда. Потом раскрывает глаза, а синевы его очей больше нет. Комнату вновь застилает мрак и душит, душит её до посинения. Фрейдис заливается горячими слезами, но уже не от боли. ***       В тот день гремел гром. Тучи разверзались, низвергая на землю острые фиолетовые молнии. Фрейдис лежала, ожидая Ивара. Она закрывала глаза, представляя, что гром — это шаги Ивара, звук колёс его колесницы, подъехавшей к дому конунга. Открыв налитые свинцовой тяжестью сна веки, Фрейдис узрела его в опочивальне. Однако он явился к ней сухой, на руках, ползком, и наблюдал из-за края постели, приподняв брови. Его глаза смеялись. Редко над ним преобладало хорошее настроение. Фрейдис привлекла его к себе лёгким поцелуем в губы. Тогда она была убеждена, что Ивар — её истинный бог. От него пахло ночной грозовой свежестью, как от самого Одина. Отпрянув, Ивар улыбнулся.       — Я люблю тебя, Фрейдис. И сегодня я хочу тебя порадовать. Только скажи мне, что тебе нравится? ***       Удавка судьбы туже завязывается на тонкой девичьей шее, когда в соседнем зале слышатся грузные, отдающие металлическим звоном, шаги. Фрейдис встаёт, оправляет платье и смотрит в проход, раздумывая, стоит ли самой броситься к судьбе или подождать, пока она сама явится в комнату в образе Ивара.       — Фрейдис! — судьба сама гремит его голосом. Он зовёт ласково, но по коже Фрейдис мурашки. — Ты нужна мне! ***       — И как ты меня хочешь порадовать? — спросила Фрейдис, пальцами расчёсывая его волосы. — Разве может быть большая радость, нежели быть рядом с тобой? — Ей нравилось смущать его незатейливыми, но искренними словами, вводить его в лёгкую растерянность, зажигать блеск в его ярких глазах. Самых выразительных глазах, какие она встречала.       — Как мужчина может порадовать женщину телесно, — горячо заговорил он, дыхнув на неё жаром. Его гладкие губы коснулись пульсирующей венки на шее.       Фрейдис теряла равновесие в такие моменты. Обделённый мужской силой в продолжении рода, он вкладывал всего себя в поцелуи.       — Ведь женщины любят, когда их ласкают ртом.       Фрейдис зарделась. Она и не мечтала, что Ивар когда-нибудь решится на это, когда-нибудь подумает. Но в тот день боги были к ней благосклонны, они вложили в думы Ивара больше любви и нежности.       — Только скажи: тебе это нравится? Ведь ты была с мужчинами, не так ли?       Она замялась, не зная, что и ответить.       — Я была рабыней, Ивар, и ты это знаешь, мне приходилось…       Он оборвал её:       — Не важно. Всё, что было до нас — не важно. Теперь правда только в том, что есть мы друг с другом. Что есть я с тобой, и что есть ты со мной. ***       Её судьба хмурится. Её милый бог сгорблен, опирается о чёрный костыль и глядит, не моргая. Глаза будто остекленели. Фрейдис ступает к нему, мысленно прощаясь с жизнью. Каждый шаг как по обнажённым раскалённым ножам. Лезвия утыкаются в ступни, она назло улыбается мягко и добродушно, как улыбалась всегда своему милому богу. Даже сейчас ей хочется забыть былое и вернуться в ту ночь, в тот миг, когда он дарил ей истинное счастье. ***       Его сильные руки придвинули её маленькие бёдра к себе и резко развели их в стороны так, что она успела лишь ухнуть. Мир перевернулся, и перед глазами теперь маячил потолок. Фрейдис вздрогнула от первого прикосновения мягких губ. Она выгнулась навстречу, затягиваясь спёртым воздухом. Желающий властвовать во всём, Ивар целовал её медленно, но твёрдо. Пальцы сжимали тонкую белую кожу. В её груди пело удовольствие. Фрейдис нежилась на мехах, сжимала простынь, теряясь в недрах желания. Она не смела спросить его, откуда её бог этому научился. Что подсказывало ему двигаться так? Он шевелил языком там, в самом центре, делясь с ней своей влагой, заставляя её исступлённо трепетать. То быстро, грубо, то медленно, плавно, как бы пытая. Липкие, влажные звуки наполняли комнату. И гром, казалось, бил в её венах. ***       — Ты предала меня, — выносит он приговор. Вот он, железный голос рока. Фрейдис останавливается перед ним, опускает взгляд, не от стыда или страха. Опускает, потому что в его глазах, когда-то горящих огнём, плещутся чёрные волны, полные смерти. — Ты будешь это отрицать?       Фрейдис поднимает взор.       — Нет. — Перед судьбой бесполезно играть в прятки. — Нет. Ради нашего мёртвого ребёнка не буду.       Возможно, его поцелуй становится наградой судьбы за смелость. За ту непоколебимость, за ту уверенность, что присуща всем викингам, даже женщинам. Даже рабыням. Фрейдис больше не рабыня. Она, чувствуя его язык, откликается, ибо хочет этого сама. В последний раз. Ей мерещится звон его сердца. Оно бьётся мощно, быстро, не вынося то, что предначертано, и у Фрейдис тоже быстро стучит в груди, до боли, опоясывающей грудь. ***       Следующий наугад, ориентирующийся на её гулкие стоны, Ивар ласкал её языком, не получая ни «быстрее», ни «ещё, пожалуйста». Она не смела его подгонять. Не смела от него требовать. Жмуря глаза, Фрейдис подавалась бёдрами вперёд, ближе к его тёплым скользким губам и языку. Она старалась кричать громче. Чтоб услышали его трэллы и Тор, бьющий своим молотом по небу. Ивар угадывал все её прихоти. Он мял её меж губ и прикусывал слегка зубами. Он двигал языком снизу вверх. Он оттягивал её и делал языком круговые движения. Конечно, другие мужчины были с ней, но никто никогда не дарил ей такого блаженства. ***       — Ты — лучшее, что со мной было, Фрейдис, — Ивар шепчет ей на ухо, когда бархатный красный пояс её платья оказывается на шее.       «Ты тоже», — думает Фрейдис, но молчит. По лицу скатываются слёзы. Она вдруг чувствует, что воздух её покидает, и пальцы непроизвольно царапают по горлу, пытаясь достать пояс, оттянуть его. Она не видит глаз Ивара, но слышит его слова. Голос ломается, будто её возлюбленный плачет. Её тело борется за жизнь, хотя она давно признала свою судьбу. Ножки в маленьких туфельках бьются о пол, пытаются вырваться, но Ивар не отпускает. Нет, он ни за что её не отпустит. Агония разъедает её голову. И Смерть закрывает её глаза в милосердии. ***       — Я люблю тебя, — сказал он, чмокнув её влажными губами. Фрейдис дышала тяжело, закрыв глаза, но явственно ощущала его улыбку. Рука сама потянулась меж ног. Сладкий щемящий зуд отпускал её медленно. Внутри было волгло. Она ещё горела от его поцелуев. — Я всегда буду любить тебя, Фрейдис. — Ивар лёг подле неё, обняв за талию. В его широких крепких объятиях она всегда находила приют. Уютное тепло обдало Фрейдис. Она чмокнула Ивара.       — Я тоже, что бы ни случилось… ***       Свет гаснет. Страха больше нет. Боль освобождает её душу из тела. Её глаза навеки застывают. Ноги опускаются, сдаются в борьбе с судьбой. Руки ложатся рядом с телом. Один лишь кроткий поцелуй в светлую макушку будто возвращает её на миг в тело. Но лишь на миг. Чтобы проститься с её богом.