Дурак

      — Ты дурак, — однажды лаконично замечает Элли, — Ты мог бы добиться столько, а делаешь… Н и ч е г о.       Гарри безразлично плечом ведёт — какое многое, если они живут в жалком подобии на родной город, где есть только кучка подростков, оказавшихся не там и не в то время; Гарри не нужно многое, Гарри нужно выспаться и ещё — желательно — сдохнуть.       — Как скажешь, Элли, как скажешь.       — Что, даже спорить не станешь? — интересуется в ответ Элли, — Гарри, ты в порядке?       Она касается его плеча, а он её ладонь скидывает; её прикосновения жгут безумно, и она вся такая добрая-хорошая, что Гарри хочет сорваться и наорать.       Они всё ещё в хуёвой пародии на город, но только здесь этого и никто не замечает словно; у всех всё так хорошо, все так счастливы, а Гарри… Гарри чувствует себя брошенным.       — Нормально всё, отъебись, о’кей? Не надо со мной носиться, — отмахивается он, и старается не думать о том, как всё сложилось бы, будь они д о м а.       Дома он, наверное, никогда бы её не заметил и продолжал враждовать с Кассандрой, дома он бы никогда не остался вот так вот — один, пока все Келли предпочитает ему другого, и так легко, словно между ними н и ч е г о не было.       Он не понимает.       Гарри чувствует, что где-то проебался, но где — понять так и не может; Гарри хочет винить во всём ёбанную Элли и ёбанный город. За что — он не знает.       И можно ещё Кассандру — за то, что сдохла, за то, что позволила Элли захватить весь город и ему остаться одному, потому что раньше хотя бы была вражда с ней, и это было лучше, чем абсолютное н и ч е г о.       — Знаешь, если бы ты был чуть проще, то, может быть, не остался бы один, и она от тебя бы не ушла.       И слышать о Келли ещё тяжелее, чем думать о ней; Гарри никогда не считал это любовью, но почему же осознавать, что она его вот так вот просто отпустила — неприятно так?       — А ты бы ушла? — интересуется Гарри, — Потому что мы, знаешь ли, всего лишь переспали пару раз, и нам было весело, классно, да. Но ты теперь почему-то всё никак отстать от меня не можешь.       Элли собственными словами захлёбывается, что-то сказать хочет, но не может; и смотрит, всё смотрит на него.       У неё такой взгляд такой пустой становится, что Гарри хочется по щекам отхлестать и заставить сказать хоть что-нибудь; то, что он снова проебался, доходит не сразу.       — Элли, я…       — Не надо, — обрывает его Элли, — Ты прав, наверное. Нам было весело, и я навыдумывала чего-то лишнего. Всё хорошо. Ты прав.       Она поднимается, и уйти собирается, а Гарри хочется остановить, потому что не прав он, не прав; но чёртова гордость останавливает снова.       Гарри не останавливает, а Элли не остаётся.       И он проёбывает всё снова.