Moody Blues

      Джотаро спешил домой. Жена позвонила и сообщила ему, что Джолин больна. Он сразу понял, чего она от него хочет. Сказал, что приедет, если будет возможность. Ожидаемо этот ответ не удовлетворил её. Несмотря на то, что он понимал и ожидал подобную реакцию, Джотаро искренне хотел показать, что ему не наплевать. С течением их не совсем гладкой семейной жизни он понял одно. Несмотря на свою ранимость, эмоциональность и доброту ей не хватало чуткости, чтобы понять чувства людей, чей душевный склад отличался от её. Она зачастую не могла прочитать зашифрованные в нетипичной ей форме послания. Ей очень хотелось проникнуться проблемами её окружения, так как понимание мотивов и эмоций людей было одним из факторов хорошей ориентации в этом мире. Естественная позиция для подобного типа людей. Но, как говорилось выше, для неё составлял проблемы анализ чувств тех, кто не выражал их понятным ей способом, поэтому, чтобы избежать каких-либо искажений, она разделила людей на тех, кто ей понятен и кто не представляет для неё опасности, и тех, кого она полностью понять не способна, а значит они могут пошатнуть её жизнь. В случае Джотаро она не могла понять его изначально, но всё же любила, испытывала к нему чувства, за возникновение которых многие не ответственны. Поэтому, не желая отступать от своих принципов и не желая отпускать Джотаро, эта женщина всеми силами пыталась вывести его на типичные и понятные для неё эмоции, что было не совсем удачно. Джотаро знал, что он не лучший человек и тем более отец, но в его оправдание можно было сказать, что в их семейных проблемах виноват не он один. Всё же он решил взять отгул, и, несмотря на нахождение в командировке, смог выбить четыре свободных дня. Сделали поблажку из-за его больших заслуг в области морской биологии. Но сейчас для Джотаро это не было важно. Главное спокойно добраться до дома и побыть с дочерью. На какой-то момент в его голове воцарилась долгожданная тишина, что позволила мужчине сосредоточиться на вождении. Глаза впились в вид за лобовым стеклом, а через какое-то время они вообще потеряли всякое выражение и пропускали разметку, исчезающую под машиной подобно ленте конвейера. Заходящее солнце окрасило граничащую с землей часть неба в холодный персиковый, а темнота космоса видного сквозь слои атмосферы застилала надземный купол поблёскивающей огоньками звёзд вуалью. Песня Night in White Satin спокойно лилась из колонок автомобильной стереосистемы. Тонированные стёкла фильтровали свет снаружи и пропускали внутрь лишь густую голубоватую эссенцию. Всё это делало воздух будто бы более чистым и свежим. Уходил пропахший людской суетой, потом, автомобильными выхлопами и непонятной болтовнёй день, и наступал расслабленный, испускающий усталые вздохи вечер.        Временами, когда окружающая обстановка могла позволить инфантильным, на взгляд Джотаро, мыслям появиться в его голове, он задумывался: Была бы его жизнь более понятной или, так сказать, реальной без стенда? Мир стендов, мир, невидимый большинству, поглотил его в возрасте, когда подросток собирается наконец войти в реальный мир взрослых и сделать там свои реальные шаги. И Джотаро был социализирован в классическом смысле этих слов. Не подкопаешься. Но всё же было в нём что-то, что отделяло его от остальной части человечества. Если сначала Джотаро испытывал дискомфорт от этого непрошенного отличия, то со временем привык жить с ощущением стеклянной стены перед его носом. Или нет? Возможно, сама женитьба на обычной девушке была попыткой доказать себе то, что эта самая стена не является чем-то препятствующим его жизни, но в итоге это стало лишь большим напоминанием. Единственное, чего он этим добился, так это того, что вместе с ним на эту стену лезет и его жена, только с обратной стороны, чем разрушил её жизнь. С тех пор подобные радикальные попытки преодолеть эту преграду прекратились. Единственным действенным в его случае путём нахождения взаимопонимания между ним и семьёй по мнению Джотаро было "перетаскивание" их на "свою" сторону. Но у этого были известные и не самые приятные последствия. За жену, как ни странно, он не переживал. Он считал, что у неё хватило бы ума проникнуться ситуацией и приспособиться. Возможно, ей даже удалось бы найти баланс меж этих двух миров. У определенных людей из его близкого круга это получилось, а именно у Польнареффа, Джозефа и Джоске. Их поведение зачастую вызывало у него чувства раздражения смешанного с чувством неловкости и стыда и зависти одновременно. Им так легко было быть "обычными", хотя они абсолютно таковыми и не являлись вовсе. Видимо, надо было иметь такой характер. Размышляя над этим, мужчина приходил к неутешительному выводу, что жить в двух измерениях одновременно ему просто не суждено. Рождённый ползать летать не может. А вот то, как подобный переход сказался бы на дочери вызывало у него опасения. С одной стороны, чем раньше, тем лучше. Но с другой, вырывать ребёнка из его привычного мира лишь ради отцовского желания не испытывать проблем? Это было ещё хуже чем то, как он вёл себя с ней сейчас.       С трудом идентифицировав своё жилище среди бесконечной вереницы одинаковых домов, мужчина поставил автомобиль на парковочное место. В силу своей постоянной занятости и частых отъездов, Джотаро полностью отдал дом на откуп жене. Единственным местом, где он оставил самый чёткий след своей индивидуальности, был его кабинет. И тут на его лице промелькнула тень доброй ухмылки. Он вспомнил, как во время одного из редких звонков Джолин рассказывала, что часто теряется на их улице и не может понять, какой из домов её. Эта черта, такая же, как и многие вызывала у него нечто сродное умилению, и само знание и понимание того, что это маленькое и непохожее на него создание его дочь, становилось ещё более абсолютным и нерушимым.       Подойдя ко входу, он тихо отворил дверь. Не было ощущения что вошёл в свой дом. Останься бы он на улице, хуже себя не почувствовал бы. Но и находиться здесь было не неприятно. В смежной с гостиной кухне он увидел жену, стоящую у плиты. Судя по баночке мёда, стоящей поодаль, она хотела сделать горячее молоко с этим самым мёдом. Она обернулась за любимой кружкой девочки, стоящей за спиной. На её лице была пелена усталости и обеспокоенности. Джотаро вспомнил свою маму. Сколько он себя помнил, она всегда была энергична и весела. Она не притворялась перед ним просто потому что он ребёнок, и Джотаро всегда знал что не стоит переживать что он мог её расстроить или насчёт того, понимает она его или нет. Увидев его, жена скептично приподняла брови, но через секунду черты её лица разгладились, а взгляд просветлел. -Привет- просто сказала она. Обижаться или устраивать сцены она не собиралась из-за усталости и того, что экономия сил для заботы о больном ребёнке была для неё в приоритете. -Привет,- кивком ответил ей Джотаро. Снимая пальто и кепку, он повесил их на вешалку. Мягкий свет кухни и вид темноты за окном создавал в его голове впечатление того, что он внутри коробки.-Как она? -Болит горло, и температура всё не спадает. Боюсь, это больше чем просто простуда.- -Ясно- выдохнул он, опёршись на косяк. Он был "рад", что успел. Какое-то время они стояли молча. Со второго этажа послышался надрывной детский кашель, и краем глаза мужчина заметил, как жена вздохнула. -Давай я отнесу- Джотаро подошёл ближе. -Но...- хотела возразить но замолчала. -Не хватало ещё, чтобы и ты свалилась. Ложись, отдохни.- Он перехватил у неё кружку и уже хотел пойти наверх, как она схватила его за локоть и протянула полотенце. -Возьми. Чтобы было удобно держать.- Повесив полученное полотенце на сгиб руки, он отправился вверх по лестнице. Он вполне мог заблудиться и среди этих одинаковых дверей, так редко он был здесь. Но по двери, характерной для детской, он всегда находил дорогу. Зайдя в комнату и закрыв за собой дверь, он услышал частое утяжеленное болезнью дыхание. Когда так дышит взрослый, всегда кажется, что ему тяжело, а когда ребёнок то думаешь, что страдание его непереносимо. Он поставил молоко на тумбу и положил руку на маленький детский лоб. Горячо. От ощущения непривычно шершавых рук Джолин заворочалась и открыла слезящиеся и опухшие от болезни глаза. -Папа...- просипела девочка, выдавив из себя подобие улыбки. -Я принёс тебе молоко. С мёдом. Садись, выпьешь пока горячее.- Джолин начала выкарабкиваться из одеяльного кокона и оперлась на подушку. Она находилась в каком-то полусонном состоянии, еле двигаясь и только устало мигая глазами. Джотаро осторожно положил полотенце в её маленькие руки и поставил в них кружку с чуть остывшим молоком. Он уже хотел уйти, как вдруг Джолин, смотря на него ярко-зелёными глазами, прошептала: " Папа, посиди со мной." Уговаривать его не пришлось. Ради этого он и приехал сюда. Кровать Джолин была окружена пачками и склянками из под лекарств, а мусорка полна использованных носовых платков. Сидеть без дела было как минимум странно, поэтому он вытащил пару платков из коробки и занял себя тем, что время от времени давал ей высмаркиваться. Из-за тёплого напитка заложенный нос начал течь ещё сильнее.        Что-то всё равно было не так. Несмотря на своё непосредственное участие он всё равно чувствовал себя как в дымке. Будто он не в том мире. Через нагнанную приобщенность снова просочились ненужные по мнению Джотаро но такие привычные мысли. Заботиться. Быть отцом. Какой смысл? Как это выразишь? Да, именно! Как быть отцом Джолин, создания столь реального, загадочного в своей тяге к жизни, столь далёкого и отличного от него? Внезапное отвращение нахлынуло на него при мысли о своём лицемерном желании стать частью того, чего не суждено и о своём эгоистичном принятии этого факта и бросании попыток стать ближе к тому, что он породил. -Папочка, что с тобой?- Джолин подёргала его за рукав водолазки, выведя тем самым мужчину из саморазрушительных раздумий. Он взглянул на неё. Зелёные словно только распустившаяся листва глаза смотрели на него удивительно ясно и пронзительно. Пленительное создание! Такое хрупкое и чистое, прекрасное в своей подвижности как сама жизнь. В её взгляде словно сквозило: "Я понимаю. Ты никогда не будешь частью моего мира. Но ты всё равно будешь моим отцом." Не это ли думала она?        Интересно, был ли он таким же в детстве? Таким же пронзительно понимающим суть вещей? В зелено-голубых глазах промелькнул отблеск. Морщина залегла меж бровей. "Я не помню. В голове нет ничего ясного из детства. Словно не было ничего до того, как появились Дио и стенды..."