О правильном толковании директив и творческом подходе

Заместитель начальника разведывательно-диверсионной школы при «штабе Вали» обер-лейтенант Иоахим Герлах ненавидел евреев, коммунистов и внезапную корреспонденцию из Берлина. И если с евреями и красными все было понятно, то тщательно упакованные пакеты, проштампованные разнообразными печатями, ввергали его в уныние. Герлах давно уже пришел к выводу, что чем толще пакет, тем бессмысленнее его содержание, и стал всерьез подозревать, что настоящие директивы от высокого начальства перехватывают и подменивают те самые коммунисты или евреи, с которыми настойчиво призывает бороться фюрер. Иначе как объяснить, что приходящие из Берлина распоряжения зачастую приносили больше вреда, чем пользы. Вот и на новый пакет, судя по огромному имперскому штампу, доставленный прямо из рейхсканцелярии, Герлах пялился с нескрываемым недоверием. Курьер тоже выглядел подозрительно. Молодой человек буквально лучился дружелюбием, и паранойя Герлаха засвербила с удвоенной силой. Этим хмурым и дождливым летним утром счастливым мог выглядеть только еврей, знатно подгадивший честному арийцу. Тщательно осмотрев и обнюхав конверт со всех сторон, Герлах педантично зарегистрировал письмо в книге корреспонденции и только после этого, согласно инструкции, вскрыл пакет. Первым на стол выпал увесистый циркуляр с личной подписью Канариса на титульном листе, а следом за ним вылетело сопроводительное письмо, грозно повелевавшее ознакомиться и ознакомить. Герлах терпеть не мог длинных директив, искренне полагая, что приказ должен быть коротким и четким, а не расписанным на стотыщ страниц, будто для тупиц. Но высокое начальство, судя по всему, таки считало своих подчиненных тупицами, и раз за разом, присылало в «штаб Вали» предписания одно другого длиннее и подробнее. Герлах поскреб ногтем четкий жирный оттиск печати рядом с подписью Канариса и тоскливо уставился на циркуляр. Обычно подобной канцелярщиной занимался унтер-офицер Иоганн Вайс — прыткий молодой человек, умудрявшийся совмещать кучу достоинств и минимум недостатков. Но вот уже три дня как он отбыл в командировку по очень личному распоряжению господина Лансдорфа. Младшему офицеру Вайсу Герлах искренне симпатизировал. Сам он считал высшее руководство «штаба Вали» некомпетентной кучкой лицемеров, за работой которых надо неустанно следить. А Иоганн Вайс на фоне этих высокопоставленных остолопов выделялся не только приятной внешностью, свойственной всем истинным арийцам, но и подлинно немецким трудолюбием. С равным усердием он не только копался во внутренностях автомобиля, гнул спину в штабной канцелярии, занимался с курсантами, но и был готов помочь менее усердным коллегам. Сам Герлах к помощи подчиненного никогда не прибегал — он преданно и самозабвенно служил рейху и считал ниже своего достоинства взваливать свои обязанности на кого-то другого. Но прочие господа офицеры частенько пользовались безотказностью Иоганна, скидывая на него часть своей работы. Особенно отличался этим капитан Оскар фон Дитрих — начальник отдела «3-Ц». Слишком изнеженный для настоящего солдата, манерный аристократ страшно бесил Герлаха не столько своей длинной родословной, сколько откровенной ленью и пристрастием к интригам. И если классовые предрассудки ради мирового господства немецкой нации Герлах готов был на время забыть, то с халатным отношением к службе смириться не мог. Герлах повертел в руках циркуляр и, подавив малодушное желание свалить, по примеру начальства, ненавистную корреспонденцию на исполнительного Иоганна, принялся за чтение. В общем и целом ничего сверхсекретного в приказе не было. Всему офицерскому составу «штаба Вали» в кратчайшие сроки по получении директивы следовало пройти медосмотр. А в дальнейшем предписывалось являться к эскулапам не реже чем раз в три месяца. Список врачей прилагался. При чтении злополучного списка Герлах едва не подавился сигаретой. Откашлявшись от едкого дыма, он затушил окурок в пепельнице и высунулся в распахнутое окно глотнуть свежего воздуха. Свежий воздух принес с собой вкусный запах обеда и острую вонь бешеных овчарок охраны. Бумаги издевательски трепетали на сквозняке. — Donnervetter! — высказался в пустоту Герлах. Закрыв окно, он вернулся к столу, надеясь, что ему привиделось, и злополучная строчка исчезнет из документа. Но увы. Герлах потянулся за второй сигаретой и, прикурив ее характерным жестом бывшего берлинского уголовника — от подошвы, поднял двумя пальцами страницу. Первое близкое знакомство с медициной он свел еще в тюрьме, где отбывал срок за мелкое ограбление. Воспоминания были, мягко говоря, не самые приятные, с тех пор будущий обер-лейтенант врачей старался избегать, пользуясь для восстановления здоровья исключительно народными средствами, не всегда, впрочем, успешно. Так, от уринотерапии пришлось отказаться из-за жалоб сослуживцев, а отвар из мухоморов все время воровали старшие офицеры, причем отрицали это, будучи уже пойманными за руку. * * * Интересно, кому в Берлине стало настолько скучно, что он так озаботился состоянием здоровья бравых абверовских офицеров? Вряд ли самому Канарису пришла в голову такая блестящая идея. Адмирал слыл натурой хитрой и циничной, но жизнь своим сотрудникам никогда не усложнял, предоставляя им полную инициативу, но никогда не беря на себя ответственности за последствия. Однако директиву мог протолкнуть и Гиммлер, на дух не переносивший адмирала, и не упускавший любой возможности сунуть в его дела свой длинный нос. Канарис в долгу никогда не оставался, так что подчиненным нагорало изрядно с обеих сторон. Закурив сигарету, третью за пять минут, Герлах сложил циркуляр вместе с письмом в новенькую папку и, проставив номер дела, задумался. Мысль о том, чтобы потерять бумажки среди вороха не самой важной корреспонденции, казалась соблазнительной. В конце концов, исполняй «штаб Вали» все чудесатые приказы, спускаемые ретивым начальством, о подготовке диверсантов пришлось бы забыть. Весь персонал, во главе с ротмистром Гердом, без конца строчил бы отчеты о том, сколько раз на дню курсанты ходили строем перед парадным портретом фюрера. С другой стороны, репутацией честного наци Герлах очень дорожил и не собирался рисковать ею из-за подобных нелепых казусов. Так что о депеше следовало все-таки доложить, а там уж пусть господа начальники решают, когда и кому идти на экзекуцию. Может, и выдвинут из своих рядов какого-нибудь добровольца. Капитана Дитриха, например. Герлах вообразил ненавистного капитана ничком на процедурном столе и усмехнулся. Вот уж кто получит максимум удовольствия от предписанных врачебных манипуляций. Пристрастия начальника отдела «3-Ц» не были тайной за семью печатями — трудно было не заметить ту особую благосклонность, с которой Дитрих относился к своему шоферу, и не услышать по вечерам звуки веселой возни из комнаты капитана. Но даже намекать на эти порочные склонности отпрыска старинного прусского рода было небезопасно — свое реноме Дитрих блюл ревностнее Герлаха, и возможностей отправить насмешника на восточный фронт у него было предостаточно. Герлах нерешительно забарабанил пальцами по столу, но все же взял себя в руки и потянулся к телефонной трубке. Тянуть с неприятными новостями не имело смысла, как говорили в уголовной среде: «раньше сядешь — раньше выйдешь». * * * — Проктолог? — капитан Оскар фон Дитрих брезгливо сморщил напудренный нос и, в отличие от Герлаха, не стал выбирать выражений. — Какого черта, господа? Впервые за год совместной службы обер-лейтенант Герлах был целиком и полностью с ним согласен. Новость о предстоящем медосмотре старшие офицеры встретили с ленивым безразличием. За время существования «штаба Вали» ее начальствующий состав привык к сотням директив с различными требованиями, распоряжениями и предписаниями, которые были по большей части бессмысленны, а потому — необязательны. Но список врачей, зачитанный Герлахом вслух, вызвал эффект разорвавшейся бомбы. — Адмирал, видимо, решил, что мы тут только штаны на задницах протираем и успели заработать себе геморрой, — майор Штейнглиц забрал из рук Дитриха список и, пробежав его взглядом, добавил: — И маразм. — Не думаю, что господин адмирал выражает свое неудовольствие нашей работой таким… э-э-э… экзотическим способом, — произнес Лансдорф, пристально разглядывая свои отполированные ногти. — Хотя геморрой, и правда, крайне неприятная штука. «Тебе ли не знать, старый пердун», — злорадно подумал Герлах. В обществе Лансдорфа он чувствовал себя школяром, попавшимся на краже слив из соседского сада и, несмотря на свое бурное прошлое, откровенно робел. Старый контрразведчик был чертовски коварен, обладал массой регалий и неприятной привычкой бесшумно появляться в самых неподходящих местах, порой заставляя Герлаха вздрагивать от неожиданности. — Не слишком ли рано нашим офицерам думать о геморрое? — саркастически поинтересовался Дитрих. — Никогда не поздно думать о двух вещах, — наставительно произнес в ответ Лансдорф, — о больших сбережениях и крепком здоровье. Полагаю, адмирал, как никто другой, озабочен благополучием своих подчиненных. — И мы все очень признательны господину адмиралу за такую заботу, — в порыве благодарности Дитрих даже приложил руку к груди, — но иногда она бывает чрезмерна. О моем здоровье, например, достаточно заботится семейный врач, кстати, очень милый мужчина. И я вполне могу сэкономить рейху сотню-другую марок. — Разделяю вашу практичность, капитан, — вмешался ротмистр Герд. Как начальник школы при «штабе Вали» он стойко сохранял нейтралитет. — Но, как я понял… э-э-э, позвольте, обер-лейтенант! Герлах вынул из циркуляра требуемую страницу и передал ее ротмистру. Тот, водрузив на нос пенсне в золотой оправе, с выражением продекламировал: — «…явиться всему штатному составу школы». Как вы понимаете, приказ звучит однозначно, не допуская исключений. Дитрих нахохлился. Штейнглиц, сидящий рядом с капитаном, сочувственно похлопал его по плечу. — Не стоит так расстраиваться, Оскар. Это неприятно, да, но не смертельно. Герлах кашлянул, привлекая к себе внимание. — Если позволите, я закончу, господа! — И, дождавшись одобряющего кивка от ротмистра Герда, продолжил: — «Свидетельствует медицинский осмотр офицера офицер, в прямой подчиненности которого он находится. Медицинский осмотр унтер-офицерского состава может засвидетельствовать любой из офицеров. Офицер, свидетельствующий осмотр, подписывает заключение о состоянии здоровья осматриваемого в день проведения осмотра». На этом все. Но шестое чувство говорило Герлаху, что так просто эти дела не закончатся. В этот момент в дверь постучали, выведя собравшихся из ступора. — Войдите, — произнес Лансдорф, и на пороге возник юный Иоганн Вайс, держащий в руках внушительную и, видимо, тяжелую коробку. Судя по осунувшейся физиономии и кругам под глазами, поспать прилежному унтер-офицеру за три дня отлучки толком не удалось. А глядя на идеально отглаженную форму и чисто выбритые щеки, можно было безошибочно угадать, как именно Иоганн Вайс провел немногочисленные минуты свободного времени. — Простите, герр Лансдорф, — молодой человек нахмурился, не ожидая встретить весь командный состав школы в одном месте, — я не знал, что вы заняты. — Ну что вы, что вы, голубчик, — в голосе Лансдорфа послышались отеческие нотки. — Вы прибыли очень кстати. Надеюсь, мое поручение вас не особо утомило. На лице Иоганна нельзя было прочесть ничего, кроме желания как можно лучше услужить начальству, но Герлах был уверен, что глубоко внутри Вайс отчаянно костерит старого паука. — Как можно, господин Лансдорф, — Иоганн бережно опустил коробку на пол, рядом с креслом старика, — никакого беспокойства. Лансдорф взял со стола злополучный циркуляр. — Прочтите на досуге, Вайс, и займитесь организацией. Я подпишу распоряжение, чтобы вам выделили все необходимое — помещение, персонал, образцы документации и бланки. Капитан Дитрих проверит, чтобы все было устроено вовремя и в соответствии с инструкциями. А теперь вы свободны, господа! Идите и, — старик ухмыльнулся, — готовьтесь! Вайс щелкнул каблуками, скорее по привычке, чем из служебного рвения. Затем протянул старику руку, помогая выбраться из глубокого старинного кресла. — Спасибо, — скрипуче произнес Лансдорф, обнимая Вайса за талию, — что бы я без вас делал! Помогите мне с ванной, голубчик, и потом можете отдыхать. «Вот ведь… хитрая сволочь», — восхищенно подумал Герлах, слыша, как на противоположном конце стола в бессильной злобе скрипнул зубами капитан Дитрих. Близость Вайса к старшим офицерам сначала изрядно возбуждала знаменитую герлаховскую паранойю. Простой, как пфенниг, парень, сирота без роду-племени, он как-то слишком быстро стал незаменим, да и начальство школы его всячески привечало. Но когда Герлах заметил, какого рода интерес рождается у отдельных личностей при виде ладной фигуры Иоганна, то испытал омерзение. Он даже начал избегать Вайса, но, увидев однажды, как тот ловко выныривает из душевой, огибая капитана Дитриха по огромной дуге, понял ошибку и вернул ему свое расположение. Впрочем, задерганный Иоганн ни гнева, ни благосклонности Герлаха не заметил. Ситуация в разведшколе, тем временем, накалялась. Лансдорф, получивший Вайса в полное распоряжение, гонял беднягу не только по служебным поручениям, но и по личным, чем очень бесил Дитриха. Капитан, занимавший ответственную должность в «штабе Вали», искренне считал, что имеет полное право быть первым при дележе добычи. Как первый загонщик, так сказать. Мнения добычи никто не спрашивал. Но, оказавшись между молотом и наковальней, Иоганн Вайс поступил, как все умные люди: сделал вид, будто ничего не понимает, и блюл формальности почище самого Герлаха. До прямого столкновения конкурирующих интересов дело пока не доходило, но Герлах с неудовольствием заметил, что этот странный треугольник стал самой обсуждаемой темой в кулуарах «штаба Вали». Начальник школы ротмистр Герд болел за Лансдорфа, распинаясь, что заслуженный ветеран заслужил-таки немного счастья на старости лет. Отдел «3-Ц» традиционно поддерживал капитана Дитриха, руководствуясь скорее корпоративным духом, нежели личной симпатией. У остальных офицеров мнения разделились. За Иоганна Вайса болели только курсанты. Новость о том, что будущие агенты в курсе личных дел штабных офицеров, стала для Герлаха не меньшим ударом, чем поражение под Москвой. Тотализатор же, организованный кем-то из ушлых перебежчиков, и вовсе выбил его из колеи. По полученным сведениям, на Лансдорфа ставили один к пяти, Дитрих шел один к десяти, за Вайса и вовсе давали один к двадцати. Разозленный Герлах попытался найти зачинщиков и конфисковать ставки, но не преуспел. Кто-то быстро донес про это Герду и тот, то ли будучи в доле, то ли находя в разыгрывающемся на его глазах водевиле спасение от скуки, лично запретил своему заместителю вмешиваться. Герлах подозревал, что анонимный тотализатор есть не только у курсантов, но дознаться о нем не представлялось уже никакой возможности. Задумавшись о жизненной несправедливости, Герлах вышел из-за стола последним, но тут же наткнулся на Дитриха, задержавшегося в коридоре. — Я ведь правильно понял, господин обер-лейтенант, что засвидетельствовать осмотр унтер-офицера может любой офицер? — поинтересовался капитан, сосредоточенно над чем-то размышляя. — Абсолютно, — кивнул в ответ Герлах, внутренне напрягшись. — Это же просто замечательно! — радостно воскликнул Дитрих и, не прощаясь, удалился, оставив Герлаха мучиться от нехороших предчувствий. * * * Отец любил повторять: чем тише омут, тем толще черти. Прав был старый вояка, думал про себя изумленный Герлах, высматривая в ветвях дикой яблони, росшей в глубине двора, унтер-офицера Иоганна Вайса. Сам Иоганн, скакавший с ветки на ветку, словно макака, категорически отказывался спускаться. И Герлах, несмотря на всю странность ситуации, сочувствовал ему всей душой. За десять дней, прошедших со дня совещания, он почти позабыл о предстоящем медосмотре, поэтому грузовой фургон с красным крестом на кузове, въехавший в ворота «штаба Вали», вызвал у него сильнейший приступ меланхолии — все-таки от исполнения приказа, как от судьбы, не уйдешь. Судя по бледным лицам сослуживцев, те тоже надеялись, что спущенная сверху инициатива не воплотится в реальность. Передвижной медпункт быстро разгрузился, занял пустующий барак, когда-то предназначавшийся для занятий радиоделом, и открыл двери для всех желающих позаботиться о своем здоровье в первых рядах. Желающие медлили. Особо предприимчивым удалось разжиться командировочными удостоверениями и уехать в Варшаву на то время, пока все не уляжется. Те, кто не додумался до такого ловкого хода, старались найти для себя совершенно неотложные дела во славу рейха. Герлах, которого перекашивало от одного вида красного креста, тоже не был исключением, он старался даже не смотреть в ту сторону. Однако, со всем его острым чутьем, даже он не мог предположить, как все обернется. Шум в медицинском бараке, быстро переросший в скандал, Герлах услышал еще на подходе. Он как раз рысил в администрацию школы, одолеваемый думами о неизбежном, когда окно барака распахнулось, и унтер-офицер Вайс сиганул на дорогу прямо наперерез обер-лейтенанту. Красиво развернувшись в прыжке, Иоганн ушел от прямого столкновения и в следующий момент уже мчался прочь, как спортсмен на олимпийской дистанции. В распахнутой раме неожиданно возник Лансдорф, а следом за ним — капитан Дитрих, оба в накинутых на плечи белых халатах. Пока Герлах, ошарашенный увиденным, соображал, что к чему, Вайс уже взобрался на дерево, вокруг которого через несколько минут собралась целая толпа. Громче всех неистовствовал капитан Дитрих. — Иоганн, что вы себе позволяете! — восклицал он, задирая голову, чтобы рассмотреть Вайса в таком необычном ракурсе. — Ваша честь офицера… Ветка сильно качнулась, и три здоровенных, еще неспелых зеленых яблока упали, словно нарочно, прямо ему на голову, оборвав неуместно пафосный монолог. Дитрих охнул и молниеносно отступил за широкую спину майора Штейнглица, который в разборках со своим бывшим шофером не участвовал, но решил постоять рядом на всякий пожарный случай. — Голубчик, — голос Лансдорфа, раздавшийся с другой стороны дерева, казался несколько заискивающим. Судя по всему, решил Герлах, старичок уже успел огрести яблок и на свою долю. — Подумайте, как может сказаться на вашей карьере неисполнение приказа! Яблоня натужно зашелестела ветками. Судя по всему, молодой унтер решил залезть еще выше. Или уже грыз от злости ствол. — Ах, приказ! — не выдержал, наконец, Вайс. — Приказ! А фотоаппарат в моей комнате установлен по приказу? Он тоже во благо рейха? А в душевой? И ладно бы в душевой у Дитриха. У меня! Обалдевший от таких откровений, Герлах посмотрел на Лансдорфа новым взглядом. Он всегда подозревал матерого разведчика в особом коварстве, но никогда не думал, что тот способен провернуть что-то подобное в полнейшей тайне и в одиночку. Уж слишком часто он прикидывался немощным стариком, не способным даже ванну принять самостоятельно. — Фотоаппарат?! — изумленный не меньше Герлаха, Дитрих моментально высунулся из-за спины Штейнглица. Словно лиса, почуявшая добычу, он начал подкрадываться к дереву мягкими шажками. — А где фотографии? — Фотографии? — Лансдорф так удивленно уставился на Дитриха, что Герлах готов был ему зааплодировать. — Какие фотографии? Герлах потер затекшую шею и подумал, что снимать блудного Иоганна с дерева, скорее всего, придется с помощью пожарной лестницы. Но вспомнив, с какой прытью тот выскочил в окно медпункта, успокоился насчет физических возможностей Вайса — сам слезет. — Самонаводящаяся «лейка» в стене, — зашипел Иоганн. — Почти гениально. Я оценил! — Иоганн, голубчик, — Лансдорф прекрасно держал лицо, — это вопиющий факт нарушения секретности. И ты правильно поступил, когда доложил об этом мне. Капитан Дитрих обязательно займется расследованием этого инцидента. Жаль, правда, что негативы оказались засвечены. — Засвечены? — подозрительно поднял бровь Дитрих. — Безнадежно, — со скорбным выражением лица подтвердил Лансдорф. — Враги испортили пленку раньше, чем фотоаппарат удалось извлечь. Глядя на хитрое лицо старика, Герлах готов был поклясться, что кое-что у него осталось. Иначе не ухмылялся бы старый хрыч, довольный, как кот, объевшийся сметаны. Судя по огорчению Дитриха, поставить фотоаппарат Вайсу в комнату он не догадался, но в засвеченные пленки, как и Герлах, не поверил. — Все равно не пойду! — упорствовал Вайс. — У меня служба! И бухгалтерия! И курсанты! Да я… я третий год работаю без отпуска и почти без выходных! — И мы ценим твое усердие, дорогой, — ввернул Лансдорф. — Но адмирал приказал… Опытный переговорщик, он посчитал, что выбрал подходящий момент, но ветви яблони снова затряслись, роняя созревшие плоды точнехонько на его макушку. Герлах успел заметить, что яблоки, прилетавшие в их общего шефа, были чуточку меньше попадавших в Дитриха. Наверное, из уважения к почтенному возрасту и статусу старика. Переговоры явно зашли в тупик. Герлах глянул на часы, отметив, что время неуклонно приближается к обеду. А это значит, что курсанты, отрабатывавшие навыки радиосвязи в поле, вот-вот должны вернуться и могут застать во дворе увлекательный, но совершенно им не предназначенный спектакль. Как выйти из патовой для обеих сторон ситуации, Герлах понятия не имел. С одной стороны, от проктолога в окна еще никто не выпрыгивал. С другой же — одновременное присутствие в медпункте самого популярного трио «штаба Вали» вызывало не просто подозрения, а прямо-таки уверенность в том, что там произошло нечто, выходящее за рамки медицинских предписаний. В голове у Герлаха замелькали картины одна другой непристойнее, он даже сплюнул с досады, но никак не мог отключить разбушевавшееся воображение. Длинный нетерпеливый гудок автомобиля раздался у КПП «штаба Вали» так неожиданно, что собравшиеся под деревом доблестные офицеры абвера вздрогнули. Дежурный охранник проверил у прибывших документы и после этого так сноровисто поднял шлагбаум, что стало очевидно — явилась очень важная персона. * * * Генрих Шварцкопф, молодой племянник высокопоставленного чина СС Вилли Шварцкопфа, относился к той категории людей, на которых у обер-лейтенанта Герлаха неизменно начиналась аллергия. Вроде бы и повода особого не было, но врезать в челюсть белобрысому красавчику руки так и чесались. Позывы пролетарского кулака Герлах контролировал, но со своей паранойей ничего поделать не мог. Было очевидно, что от этого представителя «золотой молодежи» не следует ждать никаких серьезных расследований. Ну не выглядел гауптштурмфюрер Шварцкопф человеком, способным серьезно повлиять на порядок в «штабе Вали». С другой стороны, Лансдорф, знавший Генриха еще по Берлину, был сейчас заметно озабочен самим фактом его присутствия здесь, в разведшколе. Герлах подозревал, что и злосчастный медосмотр был организован в кратчайшие сроки только ради демонстрации точного исполнения столичных приказов. А еще гауптштурмфюрер внезапно оказался давним другом унтер-офицера Иоганна Вайса. По слухам, в Риге Вайс служил у Шварцкопфов шофером, и они вместе репатриировались на родину. Что произошло потом, было покрыто туманом, но пути их разошлись, пока судьба вновь не свела их в Варшаве, на счастье Вайса и, возможно, на несчастье всех остальных. О самом Шварцкопфе слухи ходили противоречивые. Некоторые утверждали, будто он — медиум и получает приказы лично от самого фюрера, связываясь с ним телепатически каждый вечер. Другие упоминали о его африканских приключениях и лично застреленном из пистолета льве, напавшем на фельдмаршала Роммеля. Те, у кого в голове еще оставались зачатки здравого смысла, к коим Герлах скромно относил и себя, считали его просто ветреным избалованным юнцом, которого сослали в Польшу, дабы молодой человек взялся, наконец, за ум, и хоть немного поработал. Кем бы он ни был, среди офицеров «штаба Вали» Генрих Шварцкопф определенно произвел фурор. — Господин Герд, господин Лансдорф, господа! — поприветствовал Генрих собравшихся. — А что это у вас тут происходит? Герлаха мучил тот же вопрос. — Небольшая внештатная ситуация, господин Шварцкопф, — на правах руководителя школы ответил ему ротмистр Герд. Он, как и Герлах, стоял в стороне и с интересом наблюдал, чем же закончится это трагикомическое представление. — Небольшая? — Генрих прищурился и задрал голову, всматриваясь в густую листву. — И кто там у вас прячется, уж не партизан ли? Вайс, услышавший голос друга, высунулся из ветвей. — Это ты, Иоганн? — Шварцкопф аж присвистнул от изумления. — Что ты там делаешь? — Экспериментирую, — заявил Вайс, подкидывая в руке огромное яблоко, — говорят, падающие яблоки — отличное средство для прояснения в голове, еще Исаак Ньютон это заметил. — И как успехи? — поинтересовался Генрих, едва сдерживая усмешку. — Еще немного, и у нас будет открытие мирового масштаба. Представляешь, какой грандиозный подарок фюреру на грядущее Рождество! Негромкое, но внушительное покашливание прервало этот крамольный диалог, и Лансдорф, оклемавшийся от яблокопада, снова попытался взять инициативу в свои руки. — Генрих, мой мальчик, — произнес он таким ласковым голосом, от которого у Герлаха мурашки бежали по спине, — окажите старику услугу. Убедите вашего друга спуститься и выполнить, наконец, свой долг перед рейхом. Ветки возмущенно заскрипели, но яблочной очереди так и не последовало. Генрих переминался с ноги на ногу, словно раздумывая, стоит ли ему вмешиваться, но через мгновение снова поднял голову. — Иоганн, это правда? — закричал он, стараясь придать голосу хотя бы каплю суровости. — Ты уклоняешься от своего долга? С каких пор? Это на тебя совсем не похоже. — И, развернувшись к Лансдорфу, поинтересовался: — А что за долг, кстати? — Унтер-офицер Вайс, — вмешался в разговор капитан Дитрих, — должен завершить медосмотр. В присутствии вышестоящего офицера. Так сказано в инструкции. Герлах напряг память, но ничего подобного из той злополучной директивы не вспомнил. Было там что-то про «вышестоящий» и «засвидетельствовать», но, как казалось Герлаху, данное указание носило чисто формальный характер. — Медосмотр? — наморщил лоб Генрих. — А почему сейчас? У вас что, эпидемия? — Согласно распоряжению адмирала Канариса, — сообщил значительным тоном Лансдорф. Шварцкопф прилагал нечеловеческие усилия, чтобы сохранять серьезный вид. — Господин адмирал заботится о своих сотрудниках, как и наш рейхсфюрер, — разъяснил он. — Я вижу, их совместный проект достойно принят к исполнению и здесь. И много врачей тебе еще осталось, Иоганн? — Последний, — крикнул из ветвей Вайс. — Проктолог. Разрозненные кусочки в голове Герлаха с грохотом сложились в цельную картину. Олимпийский прыжок Вайса из окна получил свое логическое объяснение. — Не стоит волноваться, — прокричал ему в ответ Генрих. — Не очень приятно, конечно, но терпимо! Хочешь, я пойду с тобой? В качестве моральной поддержки. — И уточнил у Лансдорфа: — Присутствовать при медосмотре унтер-офицера может любой офицер? Давайте заглянем в циркуляр, чтобы уточнить. — Абсолютно верно, господин Шварцкопф, — ответил ему Лансдорф, ни на йоту не изменившись в лице. Герлах даже зауважал его за небывалую выдержку. Все-таки у старого мерзавца есть чему поучиться, решил он. Вайс скатился с яблони так же быстро, как и забрался. Спрыгнув с нижней ветки, он подтянул штаны и, вытряхнув из волос древесный сор, огляделся вокруг. Капитан Дитрих предавался отчаянию за плечом майора Штейнглица, к счастью, почти неслышно. Ротмистр Герд с независимым видом рассматривал пятнышко на манжете. Инцидент, судя по всему, был исчерпан, чему Герлах оказался чрезвычайно рад, хотя, возможно, и преждевременно. Иоганн Вайс развернулся к Генриху и, сияя как новенькая рейхсмарка, радостно воскликнул: — Генрих, ты мой лучший друг! Не знаю, что бы я без тебя делал. — Все еще сидел бы на дереве, — ответил Генрих с нескрываемым торжеством. — Пойдем, исполним твой долг. Ах да, господин Герд, — подмигнул он ротмистру, когда Иоганн отошел вперед на десяток шагов, — когда я смогу зайти за моими деньгами? * * * — Старик, я тебя недооценивал, — лежащий на кушетке Генрих лениво листал «Фелькишер беобахтер», наблюдая, как его друг пересчитывает выигрыш. Они вернулись в гостиницу еще засветло, осторожный Иоганн тут же запер окна и задернул занавески, проверил замок на двери, и только после этого открыл принесенный с собой саквояж. Вытаскивая один за другим небольшие свертки, тщательно упакованные в газету, он потрошил их прямо на полу. Купюры с шелестом ложились у его ног, и он аккуратно разбирал их по номиналу, что-то отмечая в записной книжечке, а затем складывал снова по какой-то своей системе. Генрих поднялся, с любопытством следя за этими манипуляциями, сбросил китель и расстегнул ворот рубашки. Его зеленоватые глаза весело блестели в тусклом свете трехрожковой люстры. — В чем? — поинтересовался Вайс, продолжая бурчать под нос: — Десять… пятнадцать… двадцать… — В твоих талантах, разумеется. Среди них обнаружился и коммерческий! Как ты вообще додумался организовать на себя тотализатор? — Это не я придумал, — Иоганн оторвался от пересчета шуршащих бумажек и смущенно покосился на Генриха. Тот уселся по-турецки рядом на полу, заинтересованно уставившись на друга. — Мне ее курсанты подсказали, — признался Иоганн. — Точнее, курсант. О том, как Гвоздю пришла в голову такая своеобразная идея, Вайс предпочитал не вспоминать. Он тогда прятался по школьным подсобкам, стараясь не попадаться на глаза Дитриху, который не упускал случая намекнуть симпатичному младшему офицеру о своем нездоровом интересе. Гвоздь, которого послали как можно скорее отыскать инструктора-переводчика и доложить господину капитану о его местонахождении, приткнулся рядом и курил, глубоко затягиваясь и медленно выпуская дым, в точности как отец Иоганна. — Держись, дорогой товарищ, — шепотом уговаривал Вайса Тихон Лукич. — Народ на твоей стороне. Вайс удивленно уставился на Гвоздя: — И что говорят? — Ну, всякое, — замялся Гвоздь, — особенно, когда фашисты уши рядом не греют. Но готов поспорить, эти парни, хоть и мрази, но тебя поддерживают. — Спорить? — эхом откликнулся Иоганн и тут же поднялся на ноги. — А неплохая, в принципе, мысль. Сутки спустя ротмистр Герд, на стол которого лег пространный пикантный донос, принял первую ставку. Дальше тотализатор уже сам стремительно набирал обороты. …— И долго ты собирался тянуть? — Генрих развалился на ковре и придвинул к себе столик с графином. Иоганн пожал плечами. — Да я про спор как-то и забыл. К тому же ты объявился… с инспекцией. Так что мне было чем заняться. Я бы вообще про него не вспомнил, если бы не этот чертов медосмотр. — Поэтому ты и попросил меня сделать ставку? — с усмешкой поинтересовался Генрих. — На чистую и верную дружбу. Вайс собрал в пакет последние пачки банкнот и, развернувшись к Генриху, посмотрел ему в глаза. — По закону вселенской справедливости добро и дружба всегда побеждают. Он поднялся на ноги, поправил китель. Еще надо было подумать как передать Зубову сорок тысяч марок — на закупку оружия для готовящегося восстания.