dust.

Соболев едет в машине, когда раздается жужжание телефона от звонка с незнакомого номера. Он к этому привык — ему постоянно звонят продюсеры, блогеры и журналисты, поэтому он сразу берет. — Илья Соболев? Здравствуйте, это Оксана Фролова, шоу Импровизация. Илья здоровается и сжимает руль чуть сильнее. — Хотим пригласить вас на съемки четвертого мая в 15:00. Съемка занимает около трех часов. Вы сможете поучаствовать? — Да, с удовольствием! Что от меня нужно? Они обсуждают детали, затем Илья скидывает и тут же набирает Волю. — Не занят? — сразу спрашивает Илья, зная, что график Паши расписан по секундам. — Нет-нет, говори, — быстро отвечает тот и кидает куда-то в сторону: — Нет, потом закончим, Гар. Потом! Да блин, — голос снова становится громче: — Илюш, повиси две секунды, сейчас подпишу тут… Илья покусывает губу и смотрит на дорогу. Он не любит отвлекать Волю, всегда чувствует себя в этот момент маленькой надоедливой букашкой, которая не дает серьезным людям работать. — Все, отстрелялся. Прости, что так, — зачем-то всегда извиняется Паша (и Илья думает, что просто из вежливости), и спрашивает будничным тоном: — Как ты? Когда в Москву? — А вот как раз об этом я и хотел поговорить, — хмыкает Соболев и поворачивает направо. — Мне тут Оксана позвонила, пригласила на Импровизацию. — Оу… ну, круто! Соболь притормозил на светофоре и слегка нахмурился. Ему показалось, что Паша на секунду потерял дар речи. — Я думал, меня ты пригласишь, — сказал Соболев с шутливым упреком. — Илюх, ну не я же это решаю. Я и не знаю до момента съемок, кто… — Да ладно, я прикалываюсь, ты чего, — прерывает его оправдания Соболев с улыбкой. Сердце стучит быстро, намного быстрее, чем летят мысли. Разговор с Пашей — тот редкий случай, когда Илья путается в словах и с трудом строит шутки, потому что очень страшно попасть впросак. Когда не смеется зал, хочется провалиться сквозь сцену. Когда не смеется Павел Воля, хочется спрятаться в самой далекой и темной пещере и никогда больше из нее не выходить. — Значит, на съемках увидимся? — весело спрашивает Воля, и Илья слышит, как он куда-то идет. — Ну, не знаю… — протягивает Соболев, решая подразнить Пашу. — Я еще не согласился. У меня есть условия, — игриво добавляет он. — М-м-м… и какие же? — подыгрывает Паша. — Ты ко мне в Прожарку, я к тебе в Импровизацию. Что скажешь? Илья даже задерживает дыхание. Он так давно мечтает пригласить Пашу в свое шоу, что с трудом верит в происходящее. Неужели он только что сказал это вслух? Проблема в том, что Паша не любит сниматься как участник. Он редко дает интервью, редко приходит в разные шоу, зато вести их может бесконечно. И Илья на девяносто процентов был уверен, что предложи он Воле сняться в Прожарке или Comedy Games, тот тут же откажется. — А давай. Давно пора размяться, — беспечно отвечает Паша, и Соболь непроизвольно выдыхает. — Ну… круто, — пытаясь не показать своих настоящих эмоций, произносит он и хмыкает: точно таким же тоном чуть раньше ответил Паша. — Ладно, Илюш, мне нужно бежать. Потом поболтаем, ладно? — Да, конечно, — кивает Илья и добавляет: — Пока, Пашуль. — Пока, — Илья слышит, как Паша шумно выдыхает, а потом они несколько секунд молчат, не решаясь повесить трубку. Соболев улыбается, не сбрасывая вызов и все еще слыша шаги Паши по коридору офиса Камеди; на краю сознания маячит надежда на то, что Паша тоже прислушивается к наушникам и не хочет сбрасывать. Но время берет свое, дела не ждут, и скоро Воля отключается. Соболь проводит ладонью по лицу и смотрит на приборную панель, пытаясь прикинуть, сколько осталось до съемок. *** Трио из Питера, которые давно стали выступать раздельно, приехали в офис на очередные репетиции. Их вызывают на неделю примерно раз в месяц: прогонять материал, редактировать и дорабатывать шутки с авторами. У Ильи, впрочем, прогонять было особо нечего — весь его материал для Comedy Games и интервью с гостями он готовил в Питере, а в Москве просто показывал редакторам и убирал некоторые вопросы. Суть его работы была в импровизации и взаимодействии, но его все равно вызывали на несколько дней — видимо, чтобы не расслаблялся, а может, все еще надеялись вернуть его в трио, от которого он сам отказался. Иногда он удивлялся, почему его до сих пор держат в Камеди, но быстро понял, что стал хорошим звеном для ТНТ, объединяющим теряющий актуальность телек и набирающий все больше просмотров разных шоу интернет. Соболев и Паша устроились на противоположных диванах в паре метров друг от друга, и пока Илья выжимал из себя новый стендап, Воля что-то строчил в своем ноутбуке. Периодически они встречались взглядами, улыбались друг другу, Паша прикусывал губу и снова смотрел в экран. Илья всегда смотрел дольше, Паша это знал и через пару секунд вновь поднимал глаза; усмехался и писал ему в телеграме что-нибудь вроде «ты придурок))» или «не пялься))». И непременно со смайликами, чтобы Соболь не воспринял всерьез, не обиделся. А Илья с трудом мог представить ситуацию, в которой он обижается на Пашу — своего кумира, который фактически выстроил ему карьеру. Соболь поднимает глаза, снова видит, как Паша смотрит на него. Илья почти не улыбается, только уголками губ; Паша смотрит пронзительно, прямо, словно пытается увидеть его насквозь. В такие моменты Илье сложно отвести взгляд, а сердце стучит быстро, сбивая дыхание с привычного ритма. И Соболь видит, что Паша тоже дышит чаще, а глаза темнее, чем обычно, но он не позволяет себе в это поверить. Паша не может быть в него влюблен, он слишком хорош, слишком успешен, слишком талантлив. Он птица такого высокого полета, что Соболеву в жизни не допрыгнуть до него; что уж там, он уверен, что всю жизнь будет ползать почти у земли, потому что совсем не верит в себя. В отличие от Паши, который с первого дня знакомства восхищается талантом и чувством юмора Ильи. Паша улыбается, как-то хитро, коварно, и возвращается глазами к экрану. Через пару секунд у Соболя выскакивает сообщение от него: «Пойдем покурим». Соболь хмыкает: они оба уже лет десять не курят. Но откладывает ноутбук, снова ловит шальной Пашин взгляд и идет за ним в курилку. Она почти всегда пустая теперь: многие перешли на электронные сигареты, а остальные предпочитали прогуляться вокруг офиса, радуясь первым теплым дням этой весной. Поэтому те, кто хотел уединиться, всегда шли либо в курилку, либо в переговорную. Соболь заходит первым, Паша — за ним, и закрывает дверь. Снова коварно улыбается, подходит к Илье, который прислонился спиной к стене, и кладет ладони на его талию. У Соболева выбивает дыхание, и он делает рваный вдох, смотря Паше в потемневшие глаза. — Оксана сказала, что ты подтвердил участие в съемках, — низким голосом произносит Паша. — Да, мы же заключили сделку, — стараясь говорить ровно, подтверждает Илья и аккуратно прикасается пальцами к Пашиным бедрам. Такая внезапная близость сводит его с ума, и он не знает, что делать, но отстраняться точно не хочет. — Сделку, значит, — Паша хмыкает, опускает глаза и переводит руки с его талии на плечи. Илья синхронно ведет руки вверх и останавливается на Пашиной талии. — Тебе что-то не нравится? — произносит Илья с улыбкой, рассматривая лицо коллеги впервые с такого ракурса. На носу несколько веснушек, на скуле маленький шрам, видимо, от бритвы, а шея пахнет так вкусно, что кружится голова. — Все нравится, — пожимает плечами Паша. И Соболев понимает, что тот тоже не знает, что говорить и делать. Кажется, он продумал свой план — если таковой, конечно, существовал, — только до момента «зайти в курилку». Такая поза должна заканчиваться поцелуем, но Соболь совсем не уверен, что Паша этого хочет. Если честно, он боится сделать хоть один неверный шаг, отпугнуть, разочаровать; поэтому он просто смотрит Воле в глаза, на губы, на лицо и не двигается, ожидая следующего шага от коллеги. Илья влюблен в него уже давно, так давно, что уже и не помнит, когда был не; кажется, он восхищался им еще на первых курсах университета, а когда встретил лично, совсем потерял голову. Но Паша всегда был выше, главнее, старше, и даже когда Илья пару ночей оставался у Воли, потому что потерял ключи от квартиры, они не смогли разбить эту странную вставшую между ними стену. Соболю всегда было неловко перед ним, а Паша почему-то сам тушевался, смущался и тупил рядом с Ильей. Это потом они подружились, Воля стал помогать ему во всем: проверял стендапы, подкидывал идеи шоу, протаскивал на ТНТ и ТНТ4, выгораживая перед продюсерами. И вроде стало легче, и даже женились оба, и Соболь решил, что его почти отпустило. А потом они сходили в бар, где Воля напился и уткнулся ему в шею, упрашивая посидеть еще полчасика. И когда Паша впервые рассказал ему (все там же в баре, лежа у него на плече), что пробовал секс с мужчинами и ему понравилось, у Ильи снова сорвало крышу. Тогда захотелось отвести Пашу в туалет и напомнить, что он тоже мужчина, но Соболю хватило ума этого не сделать. Хотя иногда он думал, что глупости. Паша ведет ладонь к его шее, проводит большим пальцем по линии подбородка и вдруг смеется. — Ты проиграл! Отходит на шаг и продолжает заливаться смехом, пока Илья в недоумении смотрит на него. В чем? От осознания желудок неприятно скручивает. Несколько месяцев назад — по меркам Соболева это целая вечность — они обсуждали бисексуальность Паши и «гетеросексуальность» Ильи, и последний убеждал друга, что сразу распознает, если Паша будет к нему подкатывать. Сам разговор был на грани идиотизма, и Илья чувствовал себя крайне глупо, говоря такое вслух, но Паша тогда лежал на его коленях на офисном диване и смешно закатывал глаза, поэтому Соболев слабо контролировал, что несет. И вот сейчас, когда Соболь уже успел трижды забыть про тот спор, Паша решил о нем вспомнить. — Ну да, точно… Подловил меня, — Илья натягивает улыбку и выходит из курилки, понимая, что просто позорно сливается. — Эй, подожди! Паша кричит вслед, но Илья не останавливается, направляясь к друзьям из трио. Наверно, Паша решит, что он обиделся, но у него точно нет никакого желания делать вид, что это не так. *** Соболев лежит на кровати гостиничного номера и читает новости, когда слышит стук в дверь. Хмурится, откладывает телефон и шагает босыми ногами по ковролину, думая, кто мог прийти так поздно — Бандерас со Смирнягой засыпали рано. Открыв дверь, он увидел виноватое лицо Паши и пару секунд не знал, что сказать. Потом отошел на шаг и пригласил его в номер, выходя из ступора. — Я тут… подумал, что мы сегодня как-то неправильно расстались, — нервно хмыкнул Паша, заходя с засунутыми в карманы руками. — Да забей, — отмахнулся Илья. Он до сих пор отгонял от себя воспоминания об этом объятии, от которого еще с час внутри все горело огнем, но никогда бы не признался в этом Паше. — Я просто устал. Не было сил подыграть, — отмазался он. Паша неопределенно кивнул, оглядел небольшой номер и присел на кровати. — Значит, питерским резидентам дают самые бомжатские номера, да? — хмыкнул он, наблюдая, как Соболев возвращается на свое место. — Сказали, что для люкса мне надо сбросить двадцать килограмм и вырасти на тридцать сантиметров. И родиться в Пензе, — усмехнулся Илья. Он делал вид, что читает что-то в телефоне, когда Паша подтянулся к нему и прилег рядом. — Ляся уехала в Испанию на съемку, дети с моей мамой, так что я, типа, всю ночь свободен, — Паша выпустил смешок, словно это была какая-то смешная шутка. Илья не реагировал, не понимая, к чему ведет Воля. Спустя пару минут молчания Паша берет с тумбы пульт и включает телевизор; листает каналы в поисках чего-то интересного, и Соболев не сразу понимает, что из колонок играет джингл «Убойной лиги». — Ого, — Илья откладывает телефон и вглядывается в экран. Они с Пашей всегда воспринимали Убойку как что-то особенное, что-то важное для них обоих. Это было место, где они познакомились, откуда началась Пашина карьера ведущего, с чего Соболев стал набирать первую популярность. И где на одной из вечеринок убойщиков — первой и последней, на которую пришел Воля — они коротко поцеловались, когда играли в подобие «правды или дела». Илья хорошо запомнил, кто дал им это задание — Смирняга, единственный человек, которому Соболев рассказал про свои чувства к Паше. — О, это один из первых пулов, — говорит Паша и показывает на экран, где Илья в рыжей рубашке и шортах по колено показывает миниатюру с Клячкиным. — Ага, — кидает Илья, жадно рассматривая молодого Пашу, вспоминая те времена, когда каждое прикосновение к ведущему вызывало восторг и мурашки по коже. А потом он вдруг замечает, что Паша — тот, что на экране — зачарованно и даже влюбленно смотрит на экранного Илью, улыбается уголком губ и постоянно, независимо от того, кто пошутил и кого они обсуждают, кидает взгляд в его сторону. Они смотрят дальше, и весь второй раунд экранный Воля не отрывает своего взгляда от Соболева… — Ты замечал, что не смотришь ни на кого, кроме меня? — непроизвольно спрашивает Илья и поворачивается на настоящего Пашу. — Скорее, я не замечал никого, кроме тебя. Илья сглатывает, смотрит в глаза Воле и пытается понять, снова ли тот его разыгрывает или говорит всерьез. Нервно хмыкает, отворачивается вновь к экрану и вздрагивает, когда слышит тихий голос Паши: — Я был влюблен в тебя всю Убойку. Думал, что ты заметишь. Сердце ухает куда-то вниз, и Соболев замирает, чувствуя, как внутри что-то оборвалось. — Подкатываешь? — глупо спрашивает Илья, имея в виду их спор. — Нет, — грустно усмехается Паша и качает головой. — В этот раз нет. — Я… прости, я не… — Забей. Когда это было, — отмахивается Воля. — Ты давно женился, и я с тех пор не раз убеждался, что ты прожженный натурал, — улыбается он и поворачивается на Илью. — Эм… ну, да, — кивает Илья, пряча взгляд и ненавидя себя так, что хочется заживо сгореть прямо сейчас, в этом дурацком тусклом номере. — А… как ты убеждался? Я что-то не замечал, — улыбается он натянуто, делая вид, что правда ничего не понимал. Но каким же идиотом надо быть, чтобы не заметить? Илья только сейчас вспоминает, что каждый Пашин взгляд, каждое объятие, каждый созвон были пропитаны какой-то искрящей электричеством недоговоренностью, а Соболев каждый раз списывал это на свои надежды и ожидания… — Ну, не замечал и похрен, — хмыкает Паша и переключает канал. — Я давно с этим смирился. — Прости, — зачем-то выдавливает из себя Соболев, и хочется добавить «за то, что вру». Паша смотрит на него и ласково улыбается. — За что? Мне достаточно того, что ты рядом. Дружба, наверное, лучше, чем любовь. Соболев молчит, и Паша расценивает это молчание по-своему. — Блин, прости, не стоило это говорить, — он проводит ладонями по лицу и хлопает Илью по бедру. — Тебя это напрягает, да? Я не буду к тебе подкатывать, даже в шутку, честно. Это давно в прошлом, и… Паша замолкает, потом качает головой и встает с кровати. — Прости, я все испортил, блядь, как всегда… Он как-то обреченно смотрит на Илью, думая, видимо, что тот больше не захочет с ним общаться, а потом идет к двери. — Паш, подожди! — вскакивает Соболев и хватает его за ладонь. — Подожди, не уходи. Я не обиделся. Все хорошо. Я просто… — он судорожно пытается придумать оправдание своему нелепому поведению. — Просто не ожидал, и все. Останься, давай поиграем в «перестрелку», мы давно не разминались. Хорошо? «Перестрелка» — это игра, в которой они накидывают шутки друг за другом, и каждая следующая должна «побить» предыдущую. Паша придумал ее, чтобы развивать Илюхино чувство юмора и не позволять ему топтаться на одном месте — и Соболев уверен, что именно эти разминки позволяют ему сейчас так быстро и смешно реагировать на любой происходящий на сцене бред. Паша слегка виновато улыбается, кивает и возвращается на кровать. Снова включает телевизор, чтобы поймать идею, а Илья рассматривает его теперь совсем другим взглядом. Паша был влюблен в него несколько лет. Хотел, чтобы Илья заметил, ответил взаимностью… И, судя по всему, до сих пор неравнодушен, до сих пор на что-то надеется. Если Илье не показалось. К черту. Сколько можно сомневаться? Соболев садится рядом и кладет руку ему на бедро. Паша замирает, поворачивается на него. Илья ведет руку выше, чуть левее, сжимает ногу совсем возле паха. Паша шумно выдыхает носом и молчит, не зная, как реагировать. Илья встает перед ним, цепляет край футболки Паши и тянет вверх, Воля поддается, поднимает руки и позволяет снять ее с себя. Смотрит снизу вверх все еще непонимающе, не зная, что ожидать дальше. Илья нажимает на его плечи, толкает на кровать; забирается сверху на бедра и рассматривает красивое подтянутое тело: широкие плечи, слегка выступающая грудь, плоский живот, узкие бедра… Соболев так же молча стягивает футболку с себя и наклоняется к груди Паши, оставляя легкий поцелуй, и слышит рваный выдох. Двигается вниз, аккуратно обводит языком сосок, и Воля, кажется, дрожит от такого нежного прикосновения. Оставляет еще несколько поцелуев на груди, спускается ниже, на подрагивающий от частого дыхания живот, и гладит ладонью выпирающий бугорок на джинсах. — Соболь… так ты не… — с трудом шепчет Паша, выгибаясь вверх и подаваясь на его руку и губы. — Я не, — коротко отвечает Соболев, подтягивается выше и впивается сладким затяжным поцелуем в Пашины открывшиеся навстречу губы.