Птицефабрика

      Стальная балка потолочного перекрытия уже почти полностью проржавела, и красться именно по ней было как-то по-особенному рискованно-приятно. Но на этом весь экстрим сегодняшнего мероприятия, пожалуй, заканчивался.       В убойном цеху царила скука и пыльная полутьма. Без малого три года назад законсервированная птицефабрика давно уже была взломана и подчистую разорена ушлыми готэмскими ворами, но в воздухе всё равно до сих пор мерещился стойкий, металлически-кератиновый запах массовой птичьей смерти.       Найтвинг занял на перекладине удобную позицию и замер под крышей длинной чёрно-синей тенью. Сегодня он пришёл налегке — не как боец, но как разведчик — и гибкое тело, движения которого впервые за долгое время не стесняла лишняя экипировка, отзывалось кошачьей благодарностью на эту неожиданную свободу. Здесь, в тридцати футах над полом, среди одному ему известных воздушных троп в лабиринте каркасных ферм и вентиляционных трубопроводов, он как нигде чувствовал себя в своей стихии.       Внизу под ним снуют четыре вооружённые фигурки в масках, послушно охраняют дядин товар от стервятников и федералов. Заброшенный фабричный цех — лишь один из многочисленных перевалочных пунктов, и Дику нужно выяснить, когда и куда эта партия двинется дальше, чтобы соединиться с основной — не самое лучшее применение его талантам, но на сегодня сгодится и это. Хотя Дик Грейсон давно уже стал на крыло и покинул родное гнездо, Бэтмен явно продолжал считать, что его Робины бывшими не бывают, и регулярно просил подменить его в подобных незатейливых задачах. Сам он, как всегда, был занят чем-то гораздо более важным, Тиму, как всегда, надо было выспаться, а в Бладхэйвене, как назло, в последнее время почти ничего не происходило, так что Дик добровольно согласился на эту чёрную, в сущности, работу, которой по-хорошему должен был заниматься ДПГС. Впрочем, с него не убудет: его цель — только собрать нужную информацию и уйти, не ввязываясь в драку и не попадаясь никому на глаза, а это совсем неслож…       Он успевает кожей уловить чьё-то ещё присутствие в темноте, прежде чем по воздуху упруго бьют через глушитель четыре невидимые пули, и только что живые тела по очереди оседают на пол с аккуратными дырками в черепах.       нет нет стоп стоп откуда       Тяжёлый силуэт в коричневой косухе появляется на сцене с эффектностью, достойной второсортного боевика, и лаковый ярко-красный блик вспыхивает на свету одновременно с выбросом адреналина, когда Дик безошибочно узнаёт нападающего. Безносая, гладкая голова поворачивается в обе стороны каким-то по-змеиному ищущим движением, а потом обращается вверх и натыкается прямо на него взглядом отсутствующих белых глаз.       блядь блядь БЛЯДЬ       Найтвинг бросается прочь по отходной тропе, оставляя за собой шлейф из бенгальских пуль, но пятый по счёту выстрел перебивает подвесное крепление, трос линейного светильника лопается с кратким «дзынь!», и последняя опора под его рукой с размаху обваливается в пустоту.       — Б.! У меня проблемы! — в отчаянии частит он на лету. — Он здесь! Я без оружия!.. Б….       Дик встречает рёбрами конвейер и больно падает на бок, как подбитая птица, но подняться не успевает — Красный Колпак уже с лёгкостью вздёргивает его под свой здоровенный рост и с ходу бьёт в переносицу лбом. Маска спасает нос от сиюминутного перелома, но трескается по нижнему краю, и левая линза выходит из оправы, искажая обзор. Оглушённый, Грейсон всё ещё пытается вырваться на голом инстинкте, когда пинок в живот едва не выбивает из него дух, и только чудо спасает ближайший стояк отопления от удара в него лицом.       Аффект на минуту помогает ему сгруппироваться, чтобы дать отпор, но без жезлов эффективность его атаки стремится к абсолютному нулю — уровень рукопашной подготовки парня объективно выше, чем у него. Найтвинг напрочь отвык от соперников сильнее себя — последние несколько месяцев его стычки с бладхэйвенскими бандитами больше напоминали какую-то показательную капоэйру для туристов, чем реальную схватку, и безусловный успех заставил его растерять всякую бдительность. Иначе как, чёрт возьми, он мог вообще не заметить в таком ограниченном пространстве второго вигиланта?!..       — Он — пр-мзоне на С-ут-Хинкли-, — сквозь помехи рапортует О. Её голос кажется далёким и совершенно нереальным. — Пере—ю коорд—ты…       Колпак тем временем продолжает ломать его об фабричный инвентарь с каким-то механическим, злобным азартом, и Дик знает, что ему уже не удастся перенять инициативу — все подходящие для этого моменты он проебал. В одном только тонком, пусть даже арамидном трико он чувствует себя всё равно что голым перед этой воплощённой грубой силой: высокие армейские берцы, бронированные перчатки, глухой безликий шлем — ни одного намёка на то, что под этим подчёркнуто агрессивным костюмом вообще скрыт живой человек. Прямые удары по армированному карбону не наносят противнику никакого вреда, в то время как его собственные, ничем не защищённые густые волосы в ближнем бою превращаются в идеальное место для захвата; и в момент, когда стальные пальцы сгребают в горсти его легкомысленную чёлку, отправляя затылком в ржавый станок, весь этот брачный танец окончательно перестаёт быть дракой и становится форменным избиением.       — Вижу тебя, — отрезает исполненный уверенности голос Б. — Буду через вос…       Следующий же удар по уху лишает его коммуникатора. Секундной растерянности хватает, чтобы Найтвинг пропустил финальный манёвр: Колпак обрушивает локоть между его лопаток, одновременно всаживая подошву в подколенное сухожилие, и Дик наконец-то падает, подписывая тем самым собственный приговор. Тяжёлое колено пригвождает его к грязному бетону, и в запястья замком заломленных за спину рук ловко впивается двойная пластиковая стяжка: локоть сверху, локоть снизу — бесполезные уже крылья ощипанной птицы.       блядьблядьблядьблядьблядь       Весь воздух за раз покидает лёгкие Дика, когда Красный лихо седлает задом наперёд его плечи и до отказа натягивает его правую ногу на себя, фиксируя левую ботинком у пола. Феноменальная гибкость позволяет сыну Летучих Грейсонов гораздо больше, чем простым смертным, но именно этот приём тут же отдаётся у него в пояснице и в паху резкой болью — даёт о себе знать старая травма, полученная ещё во время тренировок в бэт-пещере. Как будто… как будто соперник точно знал, где его слабое место.       Найтвинг инстинктивно дёргается и сразу же издаёт какой-то особенно жалкий звук, понимая, что каждой попыткой сопротивления только обостряет боль до предела. Спихнуть с себя этого кабана физически невозможно — в нём фунтов двести, не меньше, а с бронёй и оружием так все двести пятьдесят. Трепыхнувшись ещё пару раз, как кречет в силках, он замирает и тяжело дышит носом, пытаясь расслабиться — кажется, что его сердце колотится прямо о пыльный бетон через стиснутые прутья грудной клетки.       — Как-то ты сегодня быстро, — приглушённо хмыкнув, замечает голос, и жёсткая перчатка снисходительно похлопывает его по внутренней стороне бедра. — Спишем на то, что ты давно меня не видел.       Слышится тихий щелчок, затем шорох, и на пол возле головы Найтвинга ложится потёртый красный шлем. У Дика даже скулы от бессилия сводит, когда он понимает, что неуловимый анонимный ублюдок, за которым они с Брюсом охотились уже добрых месяца полтора, только что сам открыл своё лицо, но шанс увидеть его сейчас ещё меньше, чем когда-либо. Впрочем, кто за кем охотился, было ещё под большим вопросом.       Брюс, с надеждой вспоминает Найтвинг, совсем скоро должен приехать Брюс. Надо просто задержать этого урода здесь до прибытия Брюса…       Ха, как будто он и впрямь в состоянии кого-то задержать. Скорее, ему стоит думать о том, как продержаться.       Колпак устраивается на нём с невозмутимым, развязным удобством, левой рукой по-прежнему удерживая его голень возле своей головы, а правой деловито шаря по карманам куртки. Дик молча сопит, судорожно пытаясь оценить ущерб и сделать хотя бы один полноценный вдох — кажется, его рёбра вот-вот треснут под весом этой звериной туши. Кисти стремительно немеют, в нижнее предплечье жёстко вжимаются ремни портупеи, опоясывающей мускулистое бедро, и жар чужого тела ощущается даже через два слоя плотной одежды.       — А ты всем закидываешь ноги на плечи после мордобоя, пока папа не видит? Или я первый? — короткий смешок, металлический «клинк», вздох вспыхнувшего огонька. — Всегда хотел знать, каково это, быть первым… — голос звучит слегка неразборчиво сквозь сжимающие сигарету губы, царапающе-низко, странно… знакомо. — Да ладно, чего серьёзный-то такой, циркач? Шуток, что ли, не понимаешь?       Пауза, тихое потрескивание, глубокий сладостный выдох. Как будто старые друзья просто вышли покурить в перерыве, сидя на скамье. Только вот один из них и есть скамья.       — Думаешь, я за ними сюда пришёл? — парень сжимает его щиколотку чуть крепче и рассеянно поглаживает её большим пальцем сквозь трико. — Хрена с два, пернатый. Я пришёл за тобой.       Дикость ситуации в глазах Найтвинга уже пятый раз за две минуты переходит на новый уровень: только что он был в полной безопасности, — по крайней мере, так ему казалось, — и вот уже лежит связанным под серийным убийцей, намерения которого обнадёживают всё меньше. Чего там тебе в сегодняшнем походе не хватало, Грейсон, экстрима? На тебе по самую глотку, и смотри не подавись.       Ладонь между тем соскальзывает по его ноге, как по грифу виолончели, обхватывает её чуть ниже колена, и Дик напрягается сильнее. Чёрт, Брюсу явно стоит поторопиться. Он ведь должен догадаться, что дело дрянь, если коммуникатор не отвечает?.. В конце концов, они оба прекрасно понимают, о ком речь: Красный Колпак из тех, кто живёт по Закону Каменных Джунглей — или ты, или тебя. А Найтвинг сейчас явно и неоспоримо тот, кого.       — Через сколько, он сказал, будет здесь? — словно читая его мысли, спрашивает голос.       — Что?..       Колпак вдруг резко меняет хват и рычагом опускает его ногу в пол, так что Найтвинг едва не теряет сознание от крика, распахиваясь на разрыв, как девочка-гимнастка.       — Через сколько?       На глазах Дика невольно выступают слёзы — хорошо ещё, что соперник этого не видит. Сквозь яркую, чёрно-красную пелену ему всё же удаётся додумать до конца связную мысль: нельзя, чтобы этот гад опять успел улизнуть в последний момент, нужно дать Брюсу хотя бы минимальную фору… он должен успеть…       — Две… над-цать… минут…       — Врёшь.       Нога под давлением опускается ещё ниже, в отрицательный шпагат — спина складывается в пояснице почти пополам, и Дик чуть не отгрызает себе губу, запрокинув голову от боли. Нет, нет, нет, Брюс ведь учил его, он знает, как не поддаваться, он сильный, он выносливый, он сможет… сможет, с-с…       — …сколько?       — Твою мать, восемь, ВОСЕМЬ!!! Восемь минут!!! — на одном дыхании сдаётся Грейсон, презирая самого себя до глубины души. — Восемммф, ч-чёрт, нога!..       — Мм.       Давление ослабевает, и Найтвинг, задыхаясь, падает щекой на бетон. Его всего трясёт, волосы на лбу взмокли от пота, и соль разъедает рассечённый висок, но по сравнению с восхитительным чувством облегчения всё уходит на второй план. Только бы связки остались целы, только бы целы, иначе он выйдет из строя месяца на два точно… Где-то за спиной тем временем трижды слышится короткий отрывистый писк, и следом в паре метров от него загорается дисплей светодиодного таймера.       Венчающего собой любовно собранную вязанку из проводов и картонных гильз.       06:29.       06:28.       06:27.       Паника ложится на кончик языка горячим лидокаином.       нет нет нет а вот это уже хреново совсем совсем СОВСЕМ ХРЕНОВО БЛЯДЬ СОВСЕМ Брюс Брюс где же ты БРЮС       — А чё ты задёргался? — любопытствует Колпак между затяжками, оставаясь убийственно спокойным. — Ты ведь ему доверяешь? Веришь, что он приедет вовремя, а?.. Не переживай ты так, я здесь вместе с тобой подожду.       Да что это, нахрен, за идиотская игра такая?! Ладно, парень псих и камикадзе, это его дело, но Дик яснее ясного понимает, что лично ему пора выбираться. В один момент всё становится вдруг невероятно важным: его полное желаний, молодое, сильное тело, кайф от погони на байке по ночным эстакадам, ощущение полёта в паркуре по крышам, рассветы с горгульями на готэмском кафедральном, улыбка О., объятия братьев… нельзя, чтобы всё это закончилось так — быстро, позорно, бездарно — только лишь потому, что он слишком много о себе возомнил и попался под руку ебанутому маньяку не в том месте и не в то время. А ещё потому, что именно сегодня Брюса что-нибудь совершенно случайно задержит.       06:05. 06:04       Дик отвоёвывает левую ногу отчаянным рывком и лягается ей со всей дури, метя во вражескую челюсть — непродуманный приём, но времени продумывать план нет, как нет и вариантов. Если получится застать его врасплох, то… увы, эта слепая попытка тут же разбивается о профессионально жёсткий блок, сопровождаемый усталым вздохом:       — …а мозги у тебя, похоже, и впрямь птичьи.       Его резким толчком возвращают в исходное, — раз — пятка берца бьёт прицельно по уже травмированному сухожилию, — два — и Дик с мычанием вгрызается в своё же предплечье за дюйм до укуса в локоть, — три — и он отчётливо понимает, что шевельнуть левым коленом теперь не сможет при всём желании как минимум ближайшие полчаса, которых у него точно нет.       И почти сразу понимает, что, в сущности, вообще больше ничего не может сделать.       — Дёрнешься ещё раз, и я тебе его к хуям прострелю, — проникновенно обещает голос. — Без шуток.       05:44. 05:43       — Он… доберётся до тебя, сукин сын, слышишь?!.. — шипит Грейсон сквозь зубы, задавливая рвущийся наружу вопль, когда ботинок снова по-хозяйски опускается на икру. — А-ангх… доберётся… хренов урод!..       — Ну конечно, я урод, ещё какой, — легко соглашается парень, пожимая плечом — коротко звякает пряжка на куртке. — Иначе зачем ещё мне ходить в закрытом шлеме? — корпус сверху подозрительно отклоняется назад, и что-то в этом обманчиво покладистом тоне вдруг вызывает у Дика близкий, необъятный ужас. — А вот ты у нас всегда был красавчик.       тшш       Тлеющий окурок впивается в щёку, как осиное жало, и Найтвинг обдирает горло собственным криком, запоздало проезжаясь свежим ожогом по бетону. Это настолько дико, несправедливо, оглушительно больно, что он почти забывает про ногу — чёрт, блядь, шрам — шрам ведь останется — если от его лица сегодня вообще останется хоть что-то — чёрт, чёрт, чёрт…       — Чтоб ты… сдох, мразь!!! — бессильно надрывается он, не силах остановить рефлекторный озноб по всему телу. — Ммф… чёрт, с-сука, ЧТОБ ТЫ СДОХ!!!..       — Ох-х, братишка, — хриплый, табачно-горький смешок искреннего веселья, — да если б ты знал…       — Какой я тебе ещё… нахрен… братишка?! — ненавидяще задыхается Найтвинг, косясь на таймер бешеным взглядом. Сквозь застилающие зрение слёзы цифры выглядят рубиново-красиво и слишком нереально. Слишком жутко.       05:05. 05:04. 05:03.       — Слушай, я даже не знаю… может быть, старший?       Всё ясно: парень явно безумен и принимает Дика за кого-то другого — ему прямая дорога в Аркэм, и в любой другой ситуации Грейсон бы его пожалел, вот только сейчас сам достоин жалости куда большей. Боли становится слишком много даже для него, и изнывающее под чужой тяжестью тело начинает реагировать на неё парадоксальной, не находящей выхода истомой. Что-то похожее не раз случалось с ним на тренировках, когда одуревший от нагрузки мозг обманывал сам себя, превращая невыносимое мышечное напряжение в удовольствие от преодоления порога, вот только сейчас это было просто чертовски некстати. От вымученной, двусмысленно раскрытой позы кровь уже давно приливала не только к лицу, и обтягивающее трико ситуацию отнюдь не спасало. Господи, только бы он ничего не заметил… Брюс, умоляю, поторопись…       — Номер первый, — в елейном голосе парня впервые проскальзывает непривычная, страстная дрожь, и в сочетании со звуком расстёгивающейся «велкро» на ножнах это становится по-настоящему страшно. — Любимчик, которому вечно всё сходит с рук… В какую бы переделку ты ни влип, папочка всегда вытащит, правда? Посмотрим, успеет ли он на этот раз…       04:49. 04:48       Острие ножа подцепляет паховый шов на трико ровно посередине, и Дик в панике дёргается, безотчётно вцепляясь пальцами в рипстоп тактических карго. Треск разрываемой ткани пугает его едва ли не сильнее, чем смена этих бесстрастных красных цифр — неизбежностью того, что произойдёт после.       Брюс Брюс Брюс боже пожалуйста быстрее Б       — Что ты здесь делал, а? — голос звучит всё более возбуждённо, словно обратный отсчёт на самом деле приближает вовсе не взрыв, а момент какого-то небывалого, долгожданного триумфа. — Опять искал приключения на свою охуенную задницу? Уж выставлять её напоказ ты всегда умел… А ты не подумал, что будет, когда ты их найдёшь?..       04:25. 04:24       Дик вздрагивает от холода, когда нож касается горячей кожи, заставляя и без того подобравшиеся яйца сжаться ещё сильнее. Предельная близость смерти возводит абсурдность происходящего в абсолют, и соображать становится всё труднее — не в последнюю очередь потому, что прятать эрекцию уже становится невозможно. Господи, о чём он только думает, через пять минут здесь всё взлетит на воздух, а он…       — О, а бельё ты всё так же не носишь? Всегда готов? Хах...       …«всё так же»?! Что ещё значит «всё так же»?! От волн адреналина у Дика голова идёт кругом — откуда он знает? Кто он, в конце концов, такой? И какого вообще хрена он собирается де…?       Рука в перчатке ныряет внутрь, сжимает член, и Найтвинг давится вдохом. Кровь в венах в один миг сменяется дурманом — нет, это неправда, неправда, не…       а-ах       — Я так и думал. Тебе, как всегда, много не надо.       04:09. 04.08. 04:07 —       вверх. вниз. вверх —       тук. тук. тук —       каждый толчок крови — новый и новый спазм: горят все до единой связки, горит позвоночник, горят до самых плеч онемевшие руки, пульсирует болью ожог на щеке, но всё это меркнет по сравнению с тем жарким узлом, что секунда за секундой стягивается у него в паху. Дик чувствует себя вспоротой птицей, которую потрошат на живую: кажется, что все его внутренности неумолимо наматываются на движения чужой руки, что хозяйничает в рваном разрезе между ног.       — Нет, нет, нет, нет, — твердит он, зажмурившись, как заведённый — себе ли, этой безжалостной руке, у него на глазах только что убившей четырёх человек, времени, убегающему водой сквозь песок, всему этому жуткому цирку, — нет, не-е-ет…       — Ты чертовски прав, братишка, — пальцы проскальзывают назад между ягодиц — кевлар и кожа — и Найтвинг с ног до головы покрывается мурашками. — Его всё ещё нет. Играем дальше?       03:42. 03:41       Дик тянет носом всхлип, мучительно выгибает шею, напрягая слух в ожидании рёва бэтмобиля, но тишина снаружи глуха и безнадёжна. Единственные свидетели этого непотребства — четыре свежих трупа поодаль, и на мгновение Найтвинг по-чёрному завидует каждому из них: им не пришлось ни ждать, ни терпеть, ни надеяться, лёгкая смерть. Тем временем за его спиной что-то происходит — левое ухо улавливает короткий скрип резьбы снимаемого глушите…       …почему, стоп, что? — Красный Колпак ведь всегда носил два «Максима» со встроенным, зачем ему…?       …и тут Дик понимает.       И лучше бы не понимал.       Он вскидывается всей нижней половиной тела — раз, другой, третий, — бьётся в агонии птицы, отправляющейся под резак — отчаяние душит его, хватая за горло, превращая дыхание в череду каких-то тонких щенячьих взвизгов. Нет, этого не будет, не будет, не —       брюсбрюсбрюсбрюсбрюс       03:26. 03:25. 03:2...       — Эй, эй, эй! Тихо, ты, разошёлся, эй! Ха-ха!.. — эти конвульсии стреноженного жеребца явно забавляют Колпака, как бывалого мустангера в седле. — Не надо строить из себя святую невинность, я-то знаю про тебя всю правду, — перчатка впечатывается в ягодицу весомым шлепком и грубо сминает её в ладони, — Дикки.       Найтвинг крупно дёргается крестцом, как от укуса — собственное имя жалит его больнее окурка.       — ДА КТО?! — окончательно теряя над собой контроль, орёт он, и от удара и крика в голос иглы мелко-сладко рассыпаются по телу. — КТО??? КТО ТЫ, БЛЯДЬ, ТАКОЙ?!       — Я, — фыркает парень, — ношу Красный Колпак в Готэм-Сити. Как ты думаешь, кто я такой?..       — ХВАТИТ!!! ПРЕКРАТИ, ХВАТИТ, ЗАЧЕМ?! ЗАЧЕМ ТЕБЕ ЭТО?! ЗАЧЕМ?! ПОЧЕМУ Я?!       — Почему ты? Может, потому что мне интересно узнать, насколько сильно он любит тебя?       Глушитель оглаживает ложбинку, задумчиво останавливается по центру, и Найтвинг жмурится до скрипа в зубах, прячась в сгиб локтя горячим мокрым лбом. От нажатия глубже член болезненно вздрагивает, сквозь челюсти прорывается всхлип, и горькая соль вязко течёт по гортани, не давая сглотнуть. Это сон. Это всё просто сон. Сейчас он проснётся...       быстреебыстреебы       02:47       — Эй, циркач, фьюить! Расслабься, не то будет больно, — беглая ухмылка, почти нежное объятие голени на правой. — Или тебе хочется, чтобы было?       Непослушными уже пальцами Дик стискивает попавший под них ремень бедренной кобуры — глупо искать у собственного насильника поддержки? пощады? — но зажать зубами он сейчас всё равно ничего не может, и это лучше, чем ничего. Нужно как-то пройти через это, просто пройти, закрыть глаза и потерпеть, Брюс обязательно успеет... Обоняние вдруг ловит характерный сладковатый… что?! нет, серьёзно?! баллистол?!       — Да, девочки, я помню, вы всегда были против огнестрела... признали бы уже, что просто не умеете с ним обращаться. Поверь, хорошо смазанный ствол решает абсолютно все проблемы...       Он всё шутит, чёрт возьми. Убивает, ломает, калечит — и продолжает шутить. 02:24. 02:23. Две с половиной минуты — а этому психу насрать, ему весело, он так играет. Все его движения исполнены такой непробиваемой уверенности в себе, что от неё почти тошнит: привычный, автоматический набор действий опытного стрелка — сбрызнуть, протереть, насадить одно на другое.       быстрее пожалуйста быстрее брюс БРЮС       — Вы с ним всегда были так похожи... просто идеальные отец и сын, — между делом не унимается Красный. — Наверняка ты ему полностью доверяешь? Полностью-полностью, да-да-да?.. А папочка знает, почему ты так любишь лазать безоружным по заброшенным заводам? Знает, от чего ты на самом деле тащишься, Дикки?.. — голос срывается на одержимый полушёпот, капли оружейного масла стекают вниз по животу, чужие бёдра сжимают поясницу, и Дик уплывает — последние минуты, 01:58, 01:57, не важно, плевать, дальше — дно. — Просто интересно… даже если тебе чудом удастся выжить… то такого испорченного… сломанного кем-то другим... он тебя всё равно будет любить?..       Красный Колпак вторгается в его тело так же грубо и бесцеремонно, как только что вторгся в этот цех и в его планы — просто потому, что может. Это настолько унизительно, что Дик ненавидит себя до слёз, и эти слёзы сильнее него. Всё вокруг сильнее него. Семь дюймов воронёной стали оказываются в нём ровно наполовину — толчок, вскрик, ещё один стон, — и уже одного только этого жестокого механического раздражения вдруг оказывается достаточно, чтобы за считанные секунды подвести его к краю.       01:47. 01:46       — Давай, синекрылый, вспоминай... — хрипло требует голос, пока Дик балансирует надо пропастью, совсем как в детстве над ареной. — Тогда, в пещере, после тренировки, помнишь? Когда шестнадцатилетний пацан впервые уложил тебя мордой в маты так же, как сейчас... впервые оказался быстрее и лучше тебя? Что ты потом сделал, м?       01:34       Кажется, ни один вдох больше ничего не приносит в лёгкие, ни один нерв не может принять больше, не может... быть. Об этом знали только двое, один из которых мёртв. Этого не может быть...       — Он тогда услышал в душевой, как ты стонешь, — мягко качнувшись, сталь внутри задевает спусковой крючок, и Найтвинг невольно исторгает несуществующую, протяжную гласную, — да, примерно вот так, и подумал, что это от боли... что он всерьёз тебе навредил... и заглянул только узнать, может ли чем-то помочь...       Дик жмурится, обнажая зубы в судороге подступающих к горлу рыданий, сухих и жгучих, как наждак. Время на таймере перестаёт иметь значение. Он всегда знал, что последним, о чём он вспомнит перед смертью, будет влажный кафель в клубах пара, этот взгляд широко распахнутых синих глаз под рваной чёлкой и собственное испуганное: «Джейсон?..»       — Конечно же, он тебе помог... Он ведь боготворил тебя... всегда хотел стать таким же, как ты, — голос вибрирует, раскалённый яростью, от нехватки воздуха расплываются под веками два ярких бензиновых пятна, обе берцовые под давлением готовы вот-вот хрустнуть, как в тисках. — Ему казалось правильным всё, что бы ты ни делал, о чём бы ни попросил... Откуда же ему было знать, что его идеальный старший братец, его пример для подражания, его ёбаный кумир — вовсе не крутой ловчий сокол, а самый настоящий петух?       Всего одно движение — и дуло упирается в переднюю стенку убийственно-твёрдо, своим гибким нажимом ставя сладость на самое острие. Сдаться этому невыносимому зуду — значит пасть в собственных глазах безвозвратно, но Дик Грейсон больше не хозяин своему телу, и тело с ним больше не заодно. Теперь оно — лишь оружие в чужих руках, с курком, взведённым до отказа, готовым взлететь по первому зову.       быстрее быстрее пожалуйста о       Кого и о чём он просит? кого и о чём, боже? кого и о чём?..       — Ты умолял никому не говорить... боялся, что скажет папа, когда узнает... Но величайший в мире детектив ничего даже не заметил — слишком всегда был занят собой, — звенящий голос сочится ядом, пока Дик уже сочится первым вязким секретом и едкими, горькими слезами жуткого стыда. — Признай, ты был херовым братом. Он был на редкость херовым отцом. А слишком сильный, слишком наглый, слишком непредсказуемый пацан был вашей самой большой занозой, самым большим провалом, и вы оба только рады были наконец от него избавиться... рады были похоронить свой семейный позор вместе со мной, да? ДА?!       00:22. 00:21       Дик ждал этого момента с самого начала, и всё равно неизбежный скачок от третьего лица к первому застаёт его врасплох — как прыжок с крыши, как удар под дых, как упоительно горячая пощёчина. Всё вокруг вдруг становится слишком, и тонет в стеклянном сиянии, и заставляет забыть о боли, о таймере, о Брюсе, когда он наконец понимает и верит, что это Джейсон, это действительно Джейсон.       — ...вот только закопали вы его, видать, недостаточно глубоко.       Ствол входит весь за один злобный раз, проезжается по нему жгучим кресалом, и видит бог, Дик этого не хочет (не так, не здесь, не сейчас, сейчас, сейчас, сейчас, ммм), но этот позыв ему больше неподконтролен, как недержание у жертв авиакатастрофы, как оргазм висельника в петле. Грейсон отрицательно трясёт головой, задыхается в плаче надрывно, словно подросток, но поздно, остановить это пламя не в его власти — курок щёлкает, срывается пружина, и он спускает против своей воли, повинуясь велению чужой — так ослепительно сильно и ярко, что это уже кажется смертью.       о нет нет не так не о боже о так джейсон ДА       Он захлёбывается чередой животных звуков, постыднее которых не издавал никогда в жизни, извивается в муках червём на крючке, покуда все силы не покидают его меньше, чем за десяток быстрых, ритмичных толчков, пульсирующих ярче артерии в рваной ране. И в этот момент Красный Колпак делает самую дикую вещь за сегодняшний вечер — он СМЕЁТСЯ. Хохочет в голос, заливаясь так искренне и зло, как чёртов клоун на живодёрне.       И за девять секунд до конца Дик всё понимает. Этот смех всё расставляет по своим местам — поехавший птицелов, малиновка, что бьётся в страшной ловушке, и заброшенный фабричный ад, что должен закончиться в огне.       — Давай, пташка, пой ещё! — довольно командует Джейсон, нажимая опять, и Дик поёт, точно та птица из кельтской легенды, что перед смертью насаживалась грудью на острый шип — вот только насаживается он не на шип. И не грудью. — Пой, как тогда.       Не успевая вдохнуть, он кончает снова, уже дважды за каких-то полминуты — вынужденно, едва не теряя сознание, отдавая всё до последней капли, до крика, досуха, пока это не становится болью, такой болью, о которой он прежде не знал. Это сон, это кошмар, он должен проснуться, как только закончится отсчёт, он проснётся, и увидит цифры будильника, и…       00:02       00:01       нет нет нет джей прости прости меня джей прости       00:00       00:00       00:00       00:00       Таймер моргает, и так же потерянно моргает Найтвинг.       Взрыва нет.       Как нет и Брюса.       — Пуф! — отсмеиваясь, комментирует Красный и наконец отпускает его правую ногу, безвольно падающую на пол рядом с левой. — Я так и знал. Мёртвая птица.       Он поднимается одним движением, хлопнув себя по коленям, и Дик хватает воздух с жадностью утопленника, только что возвращённого к жизни. Вот только живым он себя больше не чувствует: нет больше в его теле ни боли, ни тяжести, ни страха, ни-че-го — только лишь неизбывная, сосущая пустота. Он освежёван, выпотрошен, выжат, упакован и заклеймён — какой из него теперь к чёрту сокол.       — Да ладно, Дикки, ты что, серьёзно поверил, что я хотел тебя убить? — весело интересуется голос, обходя его полукругом. — Да ещё и откинуться второй раз с тобой вместе? Нахрена, подумай сам. Нет, бро, я хочу, чтобы ты теперь жил с этим, — сверху опускается рука, хлопает его по обожжённой щеке и подбирает шлем. — Так же, как и я.       Грейсон ничком утыкается в пол, дыша и не чувствуя вдохов. Трико на животе изнутри промокло насквозь, влага скользко остывает, становясь лягушачьи-противной, слёзы катятся из глаз мимо разбитой маски сами собой, щекочут саднящую переносицу. Откуда-то снаружи, всё ближе и ближе, доносится гул двигателя, который ещё пару минут назад был таким долгожданным, но теперь Дик даже думать боится, что скажет Брюс, когда застанет его здесь одного в таком виде.       Наверное, было бы лучше, если бы он действительно умер.       Только когда тяжёлые шаги неумолимо направляются к выходу, Найтвинг всё же находит в себе силы повернуть голову на другой бок. Джейсон Тодд взъерошивает волосы, тронутые нездешней сединой, оправляет песочного цвета куртку, и на секунду его красивый, широкоплечий силуэт резко выделяется на фоне дверного проёма. Когда он бросает на дело рук своих последний довольный взгляд, на его левой скуле — там же, где теперь у Грейсона — светлеет кривым полумесяцем старое тонкое клеймо.       — Джей… — почти без голоса окликает Дик, читая этот шрам, как имя — одно на двоих безумцев. — Мне... чёрт, Джей, мне так жаль…       — В жопу, циркач, — Тодд сплёвывает на пол, гладкий кроваво-красный шлем скрывает его лицо, и уже чужой, модулированный голос презрительно цедит. — Теперь-то ты сможешь без труда засунуть свою жалость себе в жопу.       Уже на самом пороге, словно вспомнив что-то очень важное, он коротко оборачивается и салютует двумя пальцами от виска:       — Да, и не забудь сказать папаше: Красный Колпак передавал ему… привет.