***
Как же больно… Я с большим трудом открыл глаза. Все вокруг плывет, сосредоточиться невозможно. Кажется, я все еще на своей позиции. Вот только тут теперь воронка, метрах в десяти от меня. Меня ведь не зацепило? И ведь даже осмотреть себя не могу… Даже просто глаза скосить чертовски сложно. Ну, раз я жив, значит, горящий танкист в суматохе зарядил что-то не слишком мощное. Удача, как никак. Четкость медленно, но все же возвращалась. Рядом какой-то кусок тряпья… Шевелится… Симо! Парню, похоже, досталось меньше моего. Он поднялся на локтях, огляделся. И тут же пополз ко мне. — Въ*бите ему еще раз, — буквально зарычал он. Парой секунд спустя в цель с рокотом и свистом ушла еще одна ракета. — Вилли. Вилли, мать твою за ногу! Он покопался в нагрудном кармане разгрузочного жилета и извлек оттуда шприц-тюбик. Нисколько не задумываясь, он всандалил мне его прямо в шею. Резкий приступ боли выбил искры из глаз, но заорать не получилось — из горла вырвался только булькающий хрип. — Ты только держись, Вилли, — приговаривал он, делая какие-то перевязки. Спустя полминуты боль отступила и я смог нормально дышать и даже двигать головой. — Нога… — проронил я. — Нету ее. Не боись, новую сделают, — тараторил сержант, успокаивая скорее себя, чем меня. — Твою мать, — я обессилено откинулся назад. В эту секунду взвыли сирены. Симо взглянул на меня полными отчаяния голубыми глазами. Да, мы оба поняли. Через секунд тридцать тут все отутюжат флайеры-бомбардировщики. Сержант пожал плечами, будто бы извинялся, взвалил меня на спину и потащил к воронке. Всего несколько секунд, но я думал, что просто откинусь от набегающих волн острой боли и тошноты. Но самым страшным оказался полет спиной вперед в саму воронку… Мне все кости будто разом наизнанку вывернуло! Следом довольно резво в укрытие сиганул и сам Симо. Мы принялись считать секунды. Внезапный свист реактивных двигателей. За ним — будто хлыстом ударили — звук уходящих в цель НУРС. Да, все верно. Тридцать секунд — и над нами разверзся ад. Глухие взрывы неуправляемых ракет сменились глубокими тонами разрывающихся бомб. Где-то вверху с ревом и гулом носились бомбардировщики… Как стервятники над уже умирающей добычей, что для верности решили разорвать ее, еще трепыхающуюся, на части. Оставалось только молиться, что ни одна бомба не ухнет в нашу воронку. Это только в легендах да байках они дважды в одно место не падают. Реальность же самую малость суровее. Земля под спиной вибрировала, все вокруг ходило ходуном. Каждый взрыв отдавался в моем теле волной тупой боли. Небо буквально в первые же мгновения заволокло гарью и пылью, так что вмиг стало темнее. Звено бомберов, видимо, сделало несколько заходов, прилично отутюжив местность. Тремя минутами спустя (Симо засекал) все было кончено. — Живые есть? — крикнул он, высунувшись из углубления. — Эй! Хоть кто-то! Ответа не следовало. Либо выжившие еще не пришли в себя, либо таковых не имеется. Только ветер носит каменное и бетонное крошево по воздуху. — Что там? — спросил я у сержанта, когда тот вернулся на дно воронки. Тот лишь закусил губу и отвел взгляд. Понятно… На славу отработали, крылатые демоны. — И что теперь? — Симо немигающим взглядом смотрел на меня. — Ну, сперва стоит подождать. Раз сразу после налета сюда не ворвалась пехота и танки, они скорей всего сюда и не сунутся в ближайшее время. — Виили, у тебя такое не в первый раз? — Симо устало скинул с головы каску в изодранном чехле. — Нет, конечно, — флегматично ответил я. — Ты главное держись. Вылезем. Сержант Симо сдержанно кивнул и замолк. Вот и верно. К чему тратить силы на болтовню? Хотя, на что еще их теперь тратить?***
Воцарилась тишина. С изрядной долей каламбура можно заметить, что прямо-таки гробовая. Пыль и крошево медленно оседали, но ни единого звука, крика, шума мы так и не услышали. Как назло, молчала и рация Симо. Он честно пытался выйти на связь, скакал по каналам, использовал резервные частоты и подчастоты… Но ничего. Мы будто оказались в совершенно пустом мире, где есть только эта воронка и мы вдвоем. Примерно через полчаса сержант совсем отчаялся связаться хоть с кем-нибудь и устало отбросил рацию. — Либо подобное произошло по всему фронту, либо нас усиленно глушат, — констатировал он. — Ты как? Я посмотрел на свою ногу. Вернее, на ее обрубок. Оторвало как раз чуть выше колена. Из-под почерневшей от крови повязки явственно виднелся обломок бедренной кости. Надо сказать, обезболивающее действовало хорошо: никакого особого дискомфорта я не чувствовал. Хвала современной медицине. Тем не менее, жгут, стягивавший культю чуть выше места ампутации, уже немного разболтался, из обширной раны сочилась сукровица. Ну хоть кровопотеря мне не грозит. — Жить буду, — кивнул я. — Если выберусь отсюда, спущу все жалованье на хороший имплант. — Выберемся как-нибудь, — совсем обессилено произнес Симо. — Вилли, а ведь я о тебе практически ничего и не знаю… — Что, даже в документы вчитаться не дали? Сразу на передовую? — криво усмехнулся я. — Узнаю родную армию… Да что я о себе расскажу? Зовут меня Вильгельм Конрад Лауф, тридцать семь лет, не женат. Награжден Звездой Славы четвертой степени. Имею два легких ранения и одно тяжелое. Теперь уже два… Снайпер Вооруженных сил Конфедерации. У себя дома был охотником, как и отец, так что зоркий глаз у меня от него. Вот, пожалуй, и все. — Симо Хаюха, двадцать два года, не женат. Наград и почестей не имею, — в том же тоне ответил Симо. — Честно говоря, я тебе даже завидую… — Чему? — я удивленно вздернул бровь. — Солдаты так уважительно о тебе отзываются… Отзывались. Твое слово для них едва ль не важнее моего, — парень пожал плечами. — Ты достойный сын своей Родины. Я удивленно уставился на сержанта. Под моим пристальным вопрошающим взглядом он даже несколько стушевался. — Зачем ты тут, парень? — прервал я, наконец, паузу. — Как зачем? Я тут, чтобы защищать свою родину, — он гордо расправил плечи. — Я солдат Конфедерации и прибыл сюда, как велит мне долг. Ты ведь тоже тут за этим, да? Я только мрачно хмыкнул и откинулся на спину. Небо совсем расчистилось, и теперь я смотрел в бесконечный его простор. А ведь где-то там об этой войне даже и не знают ничего толком. Уверен, СМИ вряд ли освещают всю полноту картины…. Да какое дело огромному государству, насчитывающему тысячи тысяч звездных систем, мириады миров, до какой-то крысиной возни у него на задворках? Ну, тем не менее, я тут, и я лишился кое-чего очень важного… Свою правую ногу я все-таки любил. Нет, нельзя поддаваться унынию. И не из таких передряг вылезал. — Слушай, верный сын Отечества, — произнес я, поднимаясь. — Курево есть? Симо утвердительно кивнул и извлек из недр разгрузки простенький портсигар. В нем оказалось всего пять недорогих сигарет. В принципе, это лучше, чем ничего. Я прикурил одну и с большим удовольствием затянулся. — А раз ты тут не из чувства долга, то зачем? — задал вопрос Симо. — Месть? Деньги? — Спортивный интерес, — бросил я. — Честно? Я даже не знаю, какого черта я поперся на войну. Видимо, не хватало чего-то в жизни. — Банальная жестокость? — Нет. Ненавижу убивать людей. По правде говоря, мне это до сих пор немного мерзко, — я пожал плечами, выпуская очередное облачко табачного дыма. — Наверное, все это ради того, чтобы потешить больное самолюбие. — В каком это смысле? — Ну… Я ведь, как и ты, кстати, сначала совсем не понимал, ЧТО такое война. Думал, это героические битвы, подвиги, штурм неприступных крепостей и победные марши на главных площадях павших городов. А оказалось… — я многозначительно вздохнул. — Что оказалось? — А сам не понял? Грязь, говно, смерть, лютый дубак местами… Страх. Вот его хоть отбавляй. — Никогда бы не подумал, что тебе бывает страшно, — Симо совершенно по-новому смотрел на меня. — Ты же… Ну прямо совсем прокуренный вояка. Война тебе будто мать родна. — Страшно всем, Симо. Просто рано или поздно это чувство отступает куда-то вглубь, — я философски поднял палец вверх. — И вот это самое хреновое. Сначала ты перестаешь бояться за свою жопу, потом за жопы окружающих. А там и оглянуться не успеешь, как тебе становится глубоко похер абсолютно на все происходящее в этом убогом мире. Считай, смерть, но не физическая. Тельце-то твое продолжает существовать, а вот человек в тебе — того. Скопытился. — Ну, со мной-то этого не произойдет, — уверенно сказал сержант. — Я не позволю себе скатиться до такого. Я только лишь потушил окурок. Полагаю, он сам все рано или поздно прочувствует. Если проживет на войне столько, сколько прожил я. К чему пугать молодняк раньше срока?***
Постепенно темнело. Ощущение времени порядком стерлось, так что я даже близко представить не мог, сколько часов прошло. Мы с Симо по большей части молчали. Сержант то и дело высовывался за край воронки, пытаясь увидеть хоть что-нибудь. Мне же оставалось только пялиться в постепенно темнеющее небо совершенно чужого мира. — Симо, — позвал я, когда молчание уже знатно осточертело. — Скажи мне, Симо, у тебя-то хоть кто-нибудь есть? — В смысле? — сперва не понял он. — Ну, ты ведь явно не такой придурок как я, — я криво усмехнулся. — По крайней мере, думается мне, ты тут ради чего-то или кого-то. Паршивая мысль вышла, но ты меня понял. — Да, пожалуй, — парень кивнул. — Мама и сестра. Я тут, чтобы заработать. Чтобы им хватило на безбедную жизнь. — Твой отец разве не может сделать того же? — с усмешкой произнес я, но осекся. — Папа служил в полиции. Во время одного из терактов, еще перед войной, он и пара его сослуживцев прикрыли собой гражданских. Они тянули время, пока не прибыли солдаты. Я вспомнил то время. Конфедерацию тогда, да и сейчас тоже, знатно трясло. То тут, то там вспыхивали недореволюции, случались беспорядки… теракты, вот. Пожалуй, только это восстание увенчалось хоть каким-то успехом. — Ты тут из мести? — Нет, из чувства долга. Папа служил родине, и я служу. — А твоя семья, полагаю, небогата? — я попытался перевести тему. — Понимаю, не самый удобный вопрос. — На что-то большее, чем на еду и жилье вряд ли хватит, — мой собеседник вздохнул. — Есть ведь иные способы заработка. Ну, с меньшим риском, — пожал плечами я. — Здесь совсем другие деньги. Ну, и дело принципа, — ответил он. — Мне не жаль себя ради семьи. — А если ты сгинешь тут, что они почувствуют? — я посмотрел сержанту в глаза. Тот спешно отвел взгляд. — Потерять отца и мужа, а теперь еще и сына и брата... — Им будет очень больно… — тихо произнес Симо. — Мы выберемся, парень. Только пообещай мне, что ты вернешься домой сразу после того, как все кончится, хорошо? Ты имеешь право разорвать контракт. Живым ты нужен им больше. Разодранный в клочья труп в принципе не шибко полезен, — я попытался засмеяться, но где-то в грудине стрельнуло болью. — Твою мать… Кажется, анальгетики перестают действовать. Повисла новая гнетущая пауза. Там, наверху, подвывал ветер, гуляя между обломками зданий и остатками укреплений. Тучи дыма и пыли, наконец, раздуло, и теперь с небосвода на меня смотрели неизвестные мне созвездия… Звучит романтично правда? И звезды чужие, и земля чужая… Все чужое и нахер мне не нужное, если подумать. Вот только теперь где-то там я оставил частичку себя. Это я про ногу, если что. — Вилли, а у тебя есть кто-то? — спросил, наконец, Симо. — Только мое отражение в зеркале и большая такая хата, — пожал плечами я. — Нет, парень, никому старый Вильгельм и к черту не сдался. — Неужели, и не было никогда? — Да было все, конечно. И мама с папой, и девушка… Невеста, можно сказать. — А что потом? Куда оно все делось? — С родителями я рассорился, — мрачно ответил я. — Бросил все, сел на ближайший транспортник, идущий куда подальше, нанялся юнгой — да и был таков. А дальше мне просто повезло. Попал к нужным людям, сперва работал на них, потом и свое дело открыл, так что кредитов я скопил вполне себе достаточно. Не то что бы жопой жуй, но практически ни в чем себе не отказывал. — Что же за дело такое, благодаря которому можно так разжиться? — хмыкнул Симо. — Не самый законный. Сперва это были кражи. Потом разбой… А дальше как по накатанной — мафия, наемные убийства, торговля людьми. Мой собеседник явно почувствовал себя не в своей тарелке. — Закон в нашей державе настолько дырявый, что таким ублюдкам как я все сходило с рук, были бы деньги. — А девушка? — Симо чувствовал себя явно неловко. — С ней что? — С ней — ничего. У нее сейчас все в полном порядке, и я этому, надо сказать, рад. К слову, она о моих делах была не в курсе, думала, что я работаю наемником. — А почему же… — Просто я редкостная мразь, Симо, — я сплюнул рядом с собой. — Мразью был, и, надо заметить, ею же и остался. Я замолчал и уставился куда-то в темноту. Симо тоже не пытался заговорить. Наконец, я вздохнул и продолжил. — Я добился всего сам, парень. И это мне сильно вскружило голову. Шутка ли, я буквально с нуля стал богат, меня уважали и боялись. Я чувствовал себя самым крутым человеком всей сраной Галактики! И даже прекрасную и милую девочку рядом с собой воспринимал как данность. Она долго терпела, пыталась изменить меня, она умудрялась увидеть во мне хорошее. Но всему есть предел. Честно говоря, я рад, что она решила послать меня нахер. Думаю, сейчас она счастлива с кем-то… Такие прекрасные люди просто не могут быть несчастны. А я в тот день был сильно зол, напился в говно… И на утро пошел заключать контракт с армией. И вот я здесь. — Ты жалеешь? — Если я и жалею о чем-то, так это то, что я такая неисправимая тварь. — Но ведь ты герой, Вилли. Ты искупил свою вину. — Я не герой. Просто умею беречь свою жопу, вот и все. Ни разу в жизни я не совершал ничего героического. А в убийстве людей нет абсолютно ничего славного. Да и кровь врагов не смоет с моих рук другую кровь. Эти уродцы по ту сторону фронта мне не враги даже… — мрачно ответил я. — Давай выбираться отсюда? Мой товарищ по несчастью кивнул. Его лица в темноте я не видел, но мне показалось, будто он смотрит на меня, как на монстра. Симо подхватил меня под руку, и мы, наконец, выползли из осточертевшей воронки. Пейзажец вокруг был весьма удручающим… Но ни одного тела я так и не увидел. Что ж, видимо, парни даже не особо мучались. Окинув взглядом выжженную пустошь, бывшую недавно нашими позициями, мы заковыляли прочь в сторону тыла. Винтовка болталась у меня на плече и больно била по бедру при каждом движении. Но было совершенно плевать, нужно было как можно скорее делать ноги… Да, теперь это тоже звучит как каламбур. Шли мы долго. Даже несмотря на то, что скорость наша оставляла желать лучшего, казалось, будто мы уже давно должны были оказаться в расположении наших частей… Но ни огонька, ни единого признака присутствия здесь войск попросту не было. Спустя пару часов такой ходьбы (Симо сказал, два с половиной) мы остановились, чтобы перевести дух. Оба мы взмокли и невероятно вымотались. Сержант аккуратно посадил меня к дереву, а сам рухнул навзничь рядом. — Вилли, а мы вообще туда идем? — проронил он. — Карта у тебя. Мы же сверялись недавно, — хрипло ответил я. Боль все нарастала, значит, препараты скоро вовсе перестанут действовать. — Ладно. Сейчас отдохнем, и двинемся дальше, — произнес он. Я спорить не стал. В темноте отчетливо слышалось его дыхание. Он точно не спит и даже не дремлет. Эх, а зря. — Вилли, ты слышишь это? — прошептал он вдруг. — Что именно? — Гул, — твердо сказал он. — Оттуда. Я вслушался в предрассветную тишину. И правда, откуда-то сзади нас слышался рокот и лязг. — На технику похоже, — заключил я. — Уйти успеем? — Думаю, да, — кивнул Симо. — Пошли? Он подхватил меня и мы попытались встать. Резкий приступ боли резанул сознание, и я застонал. Вдруг где-то совсем рядом тихо зашелестела трава, будто кто-то резко опустился на одно колено. Кажется, Симо этого не услышал. — Симо, парень, — прошептал я. — Нам п*здец. Сержант Хаюха тут же замер. — В сотне метров от нас кто-то есть. Я буквально спиной ощутил чье-то присутствие. Нас явно еще не заметили… Но это лишь вопрос времени. Пожалуй, впервые смерть подобралась ко мне так близко. Я бывал и на прицеле у вражеского снайпера, и в рукопашной участвовал. Случалось даже ненадолго оказаться в плену. Но там я всегда твердо был уверен, что шанс есть. А тут… Без ноги я много не навоюю, даже если присовокупить мою невероятную удачу. Вдвоем с Симо мы могли бы отстреляться. Вот только… Что? Да, мне совершенно нечего терять. Наверно, это меня и спасало раз за разом. А еще я никогда не спрашивал у сослуживцев об их жизни. Ну, есть и есть. Сегодня жив — завтра труп, делов-то. И ладно, если хоть труп есть, а то ведь бывает, что так расхреначит, что и пальца целого не найдешь. Но Симо… Почему мне вдруг стало жаль его? Почему он вдруг превратился для меня из необстрелянного куска мяса в… В человека, стало быть? Даже большего человека, чем я. У него, как минимум, есть шанс не быть такой мразью, как я. Ему есть, на что надеяться. Говорят, почти все грехи можно искупить. Никогда в это не верил, если честно… Но, быть может, это мой шанс спасти кое-что подороже бренного и теперь более чем некомплектного тела? Я сделал много зла и причинил много горя, и вряд ли за то есть прощение. Но Симо… Что, если он — мое искупление? Может, если я спасу хоть одну невинную душу, лишь волею случая оказавшуюся в этом дерьме, я смогу хоть как-то оправдать своё мерзкое существование. Он точно сможет сделать добра больше, чем я наворотил зла. — Симо, оставь мне свой автомат и пару гранат, — как мог твердо произнес я. — И убирайся отсюда, чтоб я тебя не видел. — Не вздумай, Вильгельм, — он поднял на меня ошалевшие глаза. — Не играй в героя, сержант. Не пытайся меня спасти. Я всю жизнь был мразью. Можно, я хоть сдохну человеком, ладно? Будем считать, что я спасаю твою маму и сестренку. — Вилли, не поддавайся панике. Мы выберемся. — Если ты не прекратишь болтать, то выберемся мы отсюда только в цинках. Забирай мою винтовку и чеши отсюда. Да положи ты меня уже! — грозно прошептал я. Парень, колеблясь, все же выполнил мое требование. — Вот и умничка, — приторно улыбнулся я. — А теперь пошел вон. А нет, постой. Я расстегнул ворот кителя и достал свой смертный жетон. Глянув на него, я с силой рванул цепочку. Та, разумеется, лопнула. — Отдашь командованию, — протянул я свой “смертник”. — А, и еще кой-чего. Из нагрудного кармана я извлек пару карточек. — Тут мультипаспорт и мой банковский ключ. Вряд ли ты будешь в моих краях, но… Считай это подарком. Мне все это уже точно не пригодится. Автомат мне. Мы обменялись предметами. — Симо, если ты не свалишь, тебя пристрелю я, — мой голос прозвучал максимально зло. На глазах горе-сержанта блестели слезы. Господи, мальчишка! Будь же мужиком, ублюдок! Я смерил его с ног до головы испытующим взглядом, после чего отвернулся и отполз обратно к дереву. Спустя пару секунд за моей спиной зашелестели ветки. Наконец-то он ушел! — Рации молчат… Стихли голоса… В треске помех только хрип безнадеги, — морщась от подступающей боли, я напел знакомую песню. — Плачут небеса… Будто говорят, что до развязки осталось немного. Шелест травы раздался ближе. Я лишь щелкнул предохранителем. Так чего хочет перед смертью человек, чья единственная способность — отнимать жизни? Мира? Любви? Тишины и спокойствия? Желает ли он выжить? Мимо. Больше всего ему хочется курить… А может, поскорее сдохнуть. По крайней мере, так кажется мне, Вильгельму Конраду Лауфу, одноногому снайперу без снайперской винтовки.