День семьи

О том, что отец и дядя должны будут уехать в страну Огня и провести там как минимум неделю, Шинки знал задолго до того дня. Это означало, что впервые, с тех пор как Гаара усыновил его, в этот день Шинки останется один. Не в его характере было обижаться, он осознавал важность отцовской работы и никогда не жаловался, если приходилось не видеть его неделями, но в тот момент какое-то неприятное чувство все же возникло. Приходилось все время себя одергивать. Накануне дня отъезда за несколько часов до отбытия поезда Шинки и Гаара находились дома. Один просматривал перед отъездом необходимые документы, а второй продирался сквозь третий том Истории шиноби. Царящая вокруг тишина была очень уютной. — Ты точно не хочешь поехать? — Гаара редко задавал один и тот же вопрос дважды, но сейчас был совсем не уверен. Дело было неотложное, но оставлять сына одного не хотелось. Шинки поднял на отца взгляд и в очередной раз отрицательно покачал головой. Поездка обещала быть насыщенной, предстояло обсудить много политических вопросов, и Шинки Гааре в такой поездке лишь мешался бы. Как бы ему ни хотелось провести время с отцом, в этой поездке он точно был бы лишним, в этом Шинки был уверен. — Нет, мне нужно дочитать это до следующего урока, — он кивнул на увесистый том. — Да и мы с Йодо и Араей собирались потренировать новую комбинацию. Строго говоря, это было не совсем правдой. Да, они обсуждали это, но определенной даты не назначали. Не факт, что в такой день они захотят торчать на тренировочной площадке. Но и откровенной ложью не было тоже, Шинки собирался туда пойти даже без товарищей по команде. Гаара ничего не ответил, только посмотрел на сына поверх документов, закрывавших половину его лица. Взгляд был долгий и какой-то странный, но он так ничего и не произнес. Больше они не разговаривали, пока через час к ним не зашел Канкуро и сказал, что пора отправляться. Шинки пошел с ними на вокзал, чтобы проводить, краем уха слушая разговор дяди с отцом о предстоящих переговорах. Канкуро первым попрощался, потрепав его по волосам, а потом вошел в вагон. — Привезти тебе чего-нибудь? — Гаара повторил жест Канкуро, и на этот раз Шинки позволил себе слегка улыбнуться. — Нет, спасибо, — Шинки покачал головой. — Хорошей дороги, отец, — Гаара улыбнулся в ответ и зашел в поезд. Двери закрылись, поезд мелькнул перед глазами и исчез в темноте, сверкая огнями. Постояв еще несколько секунд, Шинки медленно побрел домой. Вернуться в пустую квартиру было неожиданно неприятно, тишина уже не казалась уютной, заняться было решительно нечем, а от брошенной книги тянуло спать, поэтому, не придумав ничего лучше, Шинки решил лечь спать пораньше и разделаться с первым полученным заданием с самого утра, чтобы освободить побольше времени на тренировки. Однако день откровенно не задался. Мало того, что Арая и Йодо еще не завершили своих заданий, а значит не могли вместе с ним тренироваться, так еще и отчет о задании у него принимал один из старейшин деревни. Старейшины сразу невзлюбили приемного сына главы деревни, и только авторитет Гаары удерживал их от каких-либо действий, но, к сожалению, не от нелестных высказываний в его сторону. Почти каждое посещение резиденции Каге заканчивалось жесткой необоснованной критикой, подаваемой в обертке мудрых наставлений старшего поколения. Если отец был рядом, то твердо, но тактично прерывал подобные разговоры, однако в его отсутствие приходилось терпеть провокации. Гаара постарался как можно понятнее объяснить сыну причины их недовольства, а также настоятельно просил не вступать с ними в словесные перепалки. К просьбам отца Шинки всегда относился серьезно и выполнял их, но легче от этого не становилось. Было заметно, что старейшине доставляет удовольствие придираться к малейшим действиям сына Казекаге, он не отпускал его, пока не раскритиковал каждое его действие, и посетовал, что шиноби нынче никудышные. Шинки не отвечал и не возражал, памятуя о словах отца, но настроение было паршивым. Однако тренировка, на удивление, вышла очень удачной, чем больше он тренировался, тем дольше ему удавалось контролировать марионетку на расстоянии. Кукла была необычной, даже красивой, насколько возможно было применить такое слово по отношению к подобной вещи. Это был совместный подарок дяди и отца на его прошлый день рождения. Никто не ожидал, что Шинки проявит интерес к марионеткам, даже он сам. Все началось с любопытства, ему просто было интересно, сложно ли управлять куклами. Из-за своей работы Гаара часто просил брата взять Шинки к себе на ночь, когда, заваленный документами, он не мог вернуться домой или его срочно вызывали в какое-то поселение. В один из таких дней, сидя рядом с Канкуро и наблюдая за тем, как он собирает свою куклу, он протянул руку к маленькой детской марионетке и попытался протянуть к ней нити чакры. На удивление получилось почти сразу. Нити были совсем короткие, тонкие и то и дело пропадали, но Шинки удалось заставить куклу проделать нехитрые движения. После нескольких безуспешных попыток, он смог заставить ее даже пройти несколько шагов. Увлеченный делом, он не сразу понял, что Канкуро внимательно за ним наблюдает. А когда он понял это, то стушевался, нити сразу пропали, и он хотел было извиниться за то, что взял вещь без спроса, но Канкуро прервал его, пододвинув марионетку к Шинки и уговаривая попробовать еще раз. Когда уже поздним вечером Гаара зашел к брату забрать сына, он застал следующую картину: Канкуро и Шинки сидели рядом, окруженные горой марионеток, за которой их почти не было видно, и оживленно переговаривались. Канкуро поддерживал руку мальчика, с выходящими из нее нитями чакры, опутывающими марионетку. У Шинки азартно блестели глаза, он даже слегка улыбался и явно получал удовольствие от происходящего. Гаара и Канкуро сами занимались с Шинки, стараясь дозировать нагрузки, но поначалу он все равно уставал настолько, что засыпал, как только приходил домой и клал голову на подушку. Он не задумывался о том, чтобы сделать свою собственную куклу. Обращение даже с самыми обычными выходило у него из рук вон плохо, поэтому подарок отца и дяди стал абсолютной неожиданностью. Которая сделала его очень счастливым. Кукла описала плавную дугу и играючи разнесла последнюю цель в щепки. Шинки, вполне удовлетворенный проделанной работой, присел на камень, щурясь на заходящее солнце. Становилось холоднее, и следовало вернуться домой раньше, чем зажгутся огни в деревне, если он хотел успеть дочитать проклятую книгу. Вообще Шинки нравилось читать, даже очень, но эта книга была сплошным непрекращающимся мучением. Оказавшись дома во все еще тревожащей тишине, сперва он приготовил себе нехитрый обед, а после взялся за чтение. Когда Гаара усыновил Шинки, вопрос приготовления еды стал очень острым, ведь что он, что Канкуро были весьма непривередливы, ели что попало и когда попало. Про умение сносно готовить говорить не приходилось, им пришлось учиться всему с нуля. Шинки до сих пор с улыбкой вспоминал, как неуверенно выглядели оба мужчины на кухне, пытаясь приготовить что-то даже самое простое. В конце концов, они просто стали есть вне дома, а потом Шинки сам научился готовить, к изумлению Гаары и Канкуро. Поев, Шинки уселся в кресло, в котором отец обычно разбирал документы, если брал работу домой, с твердым намерением наконец-то дочитать книгу и уснул, когда рассвет уже занимался. Так тянулся день за днем, полный незначительных дел и заданий, а тот самый день приближался. Увеличивающееся количество улыбающихся лиц на улице и открывшихся магазинов с яркими вывесками начинало нервировать. Занятый повседневными делами, он и не заметил, как этот день настал, просто проснулся утром, посмотрел на календарь и вспомнил. Улица за окном радостно гудела. Было многолюдно, шумно и радостно, но Шинки не останавливался, чтобы посмотреть или купить что-то. Как и ожидалось Йодо и Арая, извинившись, предложили перенести совместную тренировку на другой день. Ворча и закатывая глаза, они жаловались, что их родственники настаивают на том, чтобы провести время вместе, но счастливые глаза их выдавали. Арая с отцом собирались поехать на выставку марионеток в другое поселение, а Йодо с бабушкой и дедушкой планировали просто погулять по Суне. Шинки по-хорошему им завидовал и пожелал хорошо провести время. — Шинки, — уже собравшийся уходить, тот обернулся, глядя на Йодо. — Не хочешь с нами? Бабушка будет тебе рада. Они втроем были хорошими друзьями, хотя со стороны могло казаться иначе, и, помимо тренировок, проводили вместе достаточно времени. Шинки хорошо знал ее бабушку и дедушку, живших в старом районе города. Они начали заботиться о Йодо с тех пор, как от ее родителей, отправившихся в страну Воды на заработки, перестали приходить вести. Они были хорошими и гостеприимными людьми, но мешать им в этот день не хотелось, поэтому он отказался. Тренироваться одному желания не наблюдалось, но сидеть дома без дела было еще хуже. К тому же, отец обещал показать ему новую технику, но для этого требовалось контролировать большое количество песка на значительном расстоянии, а с этим у Шинки были проблемы. Следовало подготовиться, чтобы не разочаровать отца и оправдать его ожидания. Движимый подобными мыслями, Шинки провел на тренировочной площадке весь день и домой возвращался совершенно уставшим. Как только он, приняв душ и переодевшись, сел на диван, то почувствовал, что двинуться уже не в силах. Гаара часто ворчал на него за то, что тот переусердствует, и старался контролировать процесс тренировок сына. И вот без его надзора Шинки опять перестарался. Вытянувшись на диване, он понимал, что спать тут не стоит, но усталость упорно подавляла его волю. Его последней промелькнувшей мыслью перед тем как уснуть, было то, что отец наверняка порадуется его успехам. — Нет, ну ты посмотри, — фыркнул Канкуро, прислонившись к косяку двери. — Ну что за ребенок. — Я же говорил, — ответил Гаара тихо, вешая дорожный плащ при входе. И добавил с иронией: — Надеюсь на тебя на завтрашнем совещании. — Посмотрите на него. И это ты говорил, что спорить об этом не этично, — Гаара не ответил, ухмыляясь, и тихо подошел к дивану. — Ладно, я пошел. Гаара кивнул брату и вновь посмотрел на сына. Иногда он забывал, что Шинки все еще ребенок, слишком взрослыми были его глаза и поступки. Однако, хоть он и был ребенком, донести его до кровати как раньше, к сожалению, уже не получалось. Гаара легко погладил его по голове. Шинки завозился и приоткрыл глаза. — Папа? — Гаара смешался на секунду. Сын редко обращался к нему так ласково. Видимо, он не проснулся до конца, потому что не вскочил в ту же секунду и не начал извиняться за все подряд. Гаара не был излишне строг, даже наоборот, но эта нервозность сына была ожидаемым последствием после всего, что ему пришлось пережить. Поэтому ему очень нравилось подобное выражение лица сына, расслабленное, сонное, растерянное, совсем детское. — Не стоит тут спать, иди ложись к себе, — Шинки тут же послушался, встал и покачиваясь побрел в свою комнату. И лег на неразобранную кровать. Гааре стало любопытно, чем же он занимался, что настолько устал, и вспомнит ли он об этом, когда проснется утром. Не тормоша снова начавшего засыпать сына, он достал из шкафа еще одно одеяло и накрыл им его сверху. Еще раз погладив его по голове и пожелав спокойной ночи, Гаара вышел. Утром он с едва заметной улыбкой наблюдал за красными ушами сына, который не знал, куда себя деть от смущения. Проснувшись утром, Шинки не сразу вспомнил ночной инцидент, а когда вспомнил, то захотел провалиться под землю от стыда. Он словно ребенок не смог как следует о себе позаботиться, и отец это увидел. Наверняка он не одобрял такой безалаберности с его стороны. — Доброе утро, отец, — пробормотал он нерешительно, пройдя из комнаты на кухню. Гаара сидел за столом и пил кофе, но привычных документов в его руках почему-то не было. — Доброе, — ответил он, кивая на место рядом с собой и предлагая сесть. Отец не выглядел злым или недовольным, но для Шинки это было слабым утешением. И только тут он понял, что отец вернулся раньше, чем предполагалось. — Почему вы вернулись раньше? Все прошло хорошо? — в этом был весь Шинки. Он всегда беспокоился, что что-то могло случиться. Для шиноби это было неплохим качеством, так как заставляло его все время быть начеку, но в обычной жизни становилось скорее минусом, чем плюсом. — Да, не беспокойся, — кивнул Гаара, все еще никак не комментируя то, что сын заснул на диване. — Отец, я… Мне очень… — Шинки, послушай, — если раньше Гаара сначала терпеливо выслушивал его извинения, а потом старался объяснить, что ничего страшного не случилось, то теперь он чаще прерывал сына до того, как тот начнет себя винить во всем на свете. — Я не раз говорил, что тебе не нужно за все подряд просить прощения. — Но ведь ты… — Да, я просил тебя так не делать, — снова прервал его Гаара, — потому что ты можешь себе навредить, если будешь изнурять себя. Но я не злюсь и не виню тебя за твои старания. Я просто волнуюсь, хорошо? — Шинки кивнул, смешавшись, и уже хотел ответить, но сделать это ему не дала открывшаяся дверь и недовольный Канкуро за ней. — А вот это уже подстава, знаешь ли, — возмутился он и добавил, обращаясь к Шинки. — Привет, — тот поздоровался растерянно. — Ничего не хочу слышать, — невозмутимо ответил отец. — Ты проиграл в споре. Будь добр соблюдать правила. — Ах ты гад, мы так не договаривались, — пожалуй никто в мире не сказал бы это Казекаге так спокойно, а сам Гаара ни от кого не потерпел бы таких слов. Через мгновение Канкуро посерьезнел и продолжил. — А вообще я документы на завтра зашел отдать. — К чему тогда была эта сцена? — Просто захотелось, — Гаара фыркнул. Шинки переводил с одного на другого ничего не понимающий взгляд. Когда он привыкал к Гааре, ему казалось непостижимым то, что с ним вообще можно спорить. На их перепалки с дядей он смотрел с суеверным ужасом. А потом начал замечать несерьезность их споров и доброту взаимных подколов. Вот что значило быть семьей. Попрощавшись с дядей, Шинки спросил у отца: — А ты не пойдешь? — Нет, сегодня у меня выходной. Сейчас вроде бы идет праздник, давай сходим куда-нибудь, — день семьи. Праздник, совсем недавно введенный в Конохе. Идея настолько понравилась людям, что было принято решение сделать его общим. О том, что Гаара специально перестроил свое расписание, чтобы провести время с сыном, Шинки знать не стоило. — Да, я привез тебе подарок. Он тебя дожидается у Канкуро в мастерской. Шинки всегда было сложно выражать свои эмоции, особенно радость. Пытаясь улыбаться, он ощущал физический дискомфорт и неловкость, и ему все время казалось, что вся его радость фальшива. Гаара редко видел искреннюю, ничем не замутнённую радость сына, но оттого такие моменты становились намного дороже чем любые слова и благодарности. Но вдруг улыбка Шинки померкла, он словно что-то вспомнил и вскочил со стула, поспешно скрываясь в своей комнате. Гаара не спрашивал, что случилось, догадываясь, почему сын так поспешно пошел к себе. Когда на стол перед ним легла маленькая аккуратная коробка, в которой лежал пояс взамен старого, к которому крепился сосуд с песком, он не мог не улыбнуться. Сын наверняка сделал его сам. — Спасибо, Шинки, — вопреки обыкновению отец не погладил его по голове, а привлек к себе и обнял. На мгновение сжавшись, Шинки неуверенно и неуклюже обнял отца в ответ. Снова гулять с Гаарой по улицам Суны было немного странно. Это навевало воспоминания о том времени, когда Гаара старался проводить с ним, нервным, испуганным, пугающимся каждого шороха, как можно больше времени. Поэтому Шинки часто сидел с ним в его кабинете, стараясь вести себя как можно тише и не мешать. Он и сейчас старался проводить с Шинки время, часто по вечерам они сидели дома вместе, могли разговаривать или нет, занимаясь каждый своим делом, но вместе. Такие моменты грели изнутри. Вечер прошел очень спокойно. На улицах было много людей, но к отцу никто не подходил. Все хотели провести время в кругу семьи. Впервые за долгое время они разговаривали не о чем, не думая о проблемах, заданиях и тренировках. Они просто гуляли, просто говорили, просто покупали понравившуюся еду, просто проводили время вместе и наслаждались этим. Домой они вернулись, когда солнце уже давно зашло за горизонт. Пришедший еще позже и собиравшийся вдоволь поворчать, Канкуро не смог сдержать улыбку при виде своего подарка. В груди теснилось что-то теплое, и от этого было невыносимо хорошо. Вот что значило иметь место, которое можно было назвать домом, иметь людей, которых можно было назвать семьей.