Moscow trip

Поняв, что больше не сплю, привычным жестом я уцепила телефон и приоткрыла один глаз. Восемь пятьдесят четыре. Прислушалась к себе. Голова уже не проваливалась в космические дыры с пугающим «У-у-у», а вот тело все ещё нет-нет да и содрогалось. Через двенадцать часов я буду сидеть в вагоне, аккуратная, чистая, собранная. Через двенадцать часов поезд тронется и увезёт меня в ночь, прочь навсегда из этого вертепа. Домой. К маме. И гори она, эта Москва с ее снобами-выродками, синим пламенем. В конце концов, ничего пугающего не произошло. Алкогольная интоксикация сама по себе вещь мерзкая — но у меня-то провинциальный крепкий здоровый организм, он легко справляется с форс-мажорами, благо я крайне редко его третирую. Повод должен быть очень убедительным. Мысли плавно переключились на повод, и вот теперь мне реально поплохело. Ссора с Мишей никак не входила в мои планы, только тут с альтернативой небогато. Или оборвать, или допустить. Пришлось… Я застонала от воспоминания. Вот какой смысл очередной раз намываться, все равно не соскоблить, это внутри. Нет, не внутри тела. Внутри Марины. И что мне теперь с собой делать? И тут я поняла, что злюсь. Злюсь настолько, что никуда уже не собираюсь ехать. К маме? В таком раздрае? Чёрта с два! Сдать билет? Да хрен с ним, суетиться из-за тысячи с копейками — я вас умоляю. Я решительно отбросила одеяло и села. Оййй, вот это зря… В голове обрадованно загудело. И все же я встала и поплелась к зеркалу, на ходу развязывая пояс халата. Дошла, распахнулась и стала придирчиво изучать свое почти поруганное тельце. Да не. Все не так плохо — даже вообще неплохо. Где положено быть выпуклостям — вон, торчат весело, смородинками в разные стороны. Животик щенячий, мягкий и беспомощный, ноги хорошие такие, спасибо мамке с папкой. Отбросила халат на диван и повернулась боком. Хотела придраться, да не к чему. Собралась с духом и обратилась задом, попутно вывернув шею, чтобы что-то видеть. И скривилась от отвращения. Нет, и спина, и ямочки над ягодицами, и сама попа — всё красиво, но… Миша скотина. Все четыре недели нашего романа я так не думала. Миша брал азартом и юмором. Хоть и не совсем мой типаж, слишком брутален. Многие девочки от такого млеют, да и положено, кажется, от такого млеть, нет? Ну как же, здоровенный самец, ни жиринки, шары мускулов, ухоженный, потеет только при исполнении, но это же считается сексуальным? Опыт у меня не так чтобы большой, и сравнивать особо не с чем. Оба Мишиных предшественника выглядели примерно так же. И не зацепили, а вот Миша взял и зацепил. Я даже смирилась с перспективой остановиться на нём и почти начала чувствовать себя его парой. Мда. Вот какого хрена с ним произошло? Последнюю неделю я ощущала какое-то его томление, наши постельные баталии стали как будто… ну, не знаю, пресными, что ли. Дежурными. С его стороны. Словно чего-то ему не хватало. Вот позавчера и показал, чего. Когда он щедро увлажнил мой анус пальцами, смоченными слюной, при этом находясь внутри меня всего несколькими сантиметрами ниже, я не успела среагировать, даже напрячься не успела. Двух секунд не прошло, как он уверенно переместился. Сначала я онемела от резкой боли и фалломорфировала от такого поворота. Потом услышала слабый стон и — вот клянусь! — довольное мурлыканье. Ах ты, сукин кот! Я поверить не могла, что меня можно вот так использовать! Аж задохнулась от ярости! И поняла, что к праведному гневу примешивается такая мерзенькая жалость. Да, фублин, почти до обморока фу, но он так увлеченно и сосредоточенно дышал мне в шею, я узнала эту нарастающую хрипотцу… Да, я позволила ему кончить. Содрогалась внутренне от отвращения, понимая, что этому герою больше не ловить рыбку в моей тайной воде. Даже не из-за того, что́ он сделал, а из-за того, как отработанно и привычно он это исполнил. Такой большой дяденька, а совсем не любит тётенек. И, похоже, сам не в курсе. Не знаю, почему я так подумала, уверенность была какого-то природного свойства. Ну не должно с нами, нежными и мягкими девочками, такого происходить, когда мы доверяемся сильным и надёжным мальчикам. Неправильно это и как-то подло. Делай выводы, подруга. Тихо переведя дыхание, я повернула к нему закаменевшее лицо и внимательно изучила глаза. Ни тени смущения. Никакого вопроса во взгляде. Море благодарности моей о́соби за то, что сейчас ему три минуты было по-настоящему кайфово. Довольная улыбка. Блаженная. Здоровый мужской пот на лбу, висках, груди. Капли этого пота до сих пор жгли мне спину. Наконец, он вяло выскользнул из меня и облегчённо бросил свой центнер навзничь на свою половину своей же кровати. Его дом, его правила. Ничего страшного не произошло, секс предполагает эксперименты, нет? Миша не злой, не особо жадный, почти внимательный и определенно азартен потрахать. «Терпение, мой друг, и щетина превратится в золото!»… Терпение — добродетель, достойная вознаграждения, все умные девочки это хорошо знают. И мама так всегда учила. Вот только — я у мамы дурочка. Встала, с особо грациозной осанкой выполнила анти-стриптиз. Иезуитски медленно. Миша приоткрыл глаза, лениво спросил: «Кисуль, далеко ли собралась?» Произнесла задумчиво в пространство: «Таллеколитоталлинна». «Чо?» — непонимающе переспросил он, с неким любопытством даже чуть приподняв голову. «Да пошел ты, пидорас,» — с улыбкой попрощалась я и аккуратно закрыла за собой входную дверь. Комплект ключей был вежливо оставлен на полке под зеркалом. И ни секунды не сожалела о своем демарше. Вот только… Короче, я напилась. По дороге домой, точнее, на свою (все ещё) съёмную квартиру, просто миновала свою станцию метро, вышла на следующей и набрала Ритку. Вот правильно бабуля покойница говорила — ничо, девка, дал бог черта, даст и ангела. Рита появилась в моей жизни пару недель назад. Я шла от своего заказчика, сдав очередную партию расписных матрёшек-набутыльниц. Заказ был интересный, специфичный такой… Илья Семёнович работал со мной уже года полтора. Сдержанно, но явно искренне похваливал, легко находил покупателей и тут как-то сделал предложение, от которого я не смогла отказаться. «А возьмётесь ли вы, Мариночка, сделать пробную партию не просто матрёшек, а костюмированных персонажей начала двадцатого века? Этакую купеческую, понимаешь, старину? Плачу вдвое при любом результате, я в вас не сомневаюсь! Десяти дней вам хватит для первой партии?» Я выторговала пятнадцать дней и тройную оплату. Старый еврей — сорока с хвостиком лет, но он сам любил так себя именовать — уважительно крякнул и согласился. Писалось на удивление легко, благо в коллекции моих художественных альбомов присутствовал давно обожаемый Кустодиев. Вот где типажи! Илья Семёнович бережно выстроил на столе батарею сияющих свеженьким лаком ярких футляров. Десять разных образов — купец в шубе, барыня с собачонкой, дворник с бляхой на груди, извозчик с бляхой на спине, половой из трактира, цыганка-гадалка, квартальный с выдающимися усами, купчиха, барин в шлафроке, слуга с покупками, среди которых селёдка в бумаге и голова сахару… Долго любовался, поворачивал туда-сюда, вытягивал губы в трубочку, кряхтел — и, наконец, отсчитал приятную такую сумму, подвинул аккуратную стопочку по столу в мою сторону и душевно произнес: «Мариночка, вы лабух! Ручки берегите, драгоценная девочка, и готовьте новую партию. А сможете не повториться? Только вот этого лично для меня продублируйте, порадуйте старика!» И повернул ко мне дворника. Да-а, тогда я чётко чувствовала, что началась белая полоса! Одновременно с заказом я заполучила и мужчину, прямо в тот же день. Миша притормозил возле меня, задумавшейся прямо посреди пешеходного перехода. Я как раз живо представила себе ямщика, до волосиночки в бороде. Сфокусировавшись на реальности, я обнаружила, что подол моей юбки почти лежит на переднем колесе тяжёлого мотоцикла, а всадник рассматривает меня с уютным любопытством. Он сказал тогда: «Ничего, вы думайте, думайте, я постою тут рядом, а то задавит ещё кто-нибудь такую симпатичную.» Когда мы отсмеялись, он предложил всё-таки подвезти меня, а то он будет волноваться, а волноваться он не любит. И подвёз. И подождал, пока я соберу пакет с самым необходимым на пару дней, которые он намеревался провести со мной на своей территории. А то он будет волноваться, ну и так далее. Через «пару дней» я вернулась к себе, твёрдо настояв, что ближайшие две недели с девяти утра до девяти вечера пусть хоть обволнуется. Впрочем, из дома я выходить не планирую и ночи честное пионерское обещаю проводить у него. Я не решилась рассказать Мише, чем намерена заниматься эти двенадцать часов дома. Может, сглазить побоялась. А может, просто не хотела вот так сразу открыть свое сокровенное. Как там в песне поется? «Должна быть в женщине какая-то загадка. Должна быть тайна в ней какая-то…» А он поджидал меня каждый вечер у подъезда на своем крутом коняшке, и, возможно, часть вдохновения, озарявшего мое лицо, захватывала и его. Может, поэтому наши ночи в этот период были такими упоительными… Мы почти не разговаривали, просто растекались друг по другу, перетекали друг в друга… Результатом этих двух недель стали ключи от его квартиры, рулончик денег от старого еврея и знакомство с Ритой, как вишенка на торте. Я не особо вникала, чем занимается Миша в своей внешней жизни — но существовал он с комфортом, который подчёркнуто любил и насаждал везде вокруг себя. Догадываюсь, что главным аргументом в пользу ключей стала моя автономность. Я, видимо, повела себя нестандартно, не кинулась готовить ему борщи, стирать носки, оставлять по его квартире метки типа зубной щетки, тапочек, трусиков и заколочек. И тем самым заработала некие баллы, похоже. Когда он спросил, чем я занимаюсь, ответила, что я маникюрша и работаю с клиентами на дому. Он ухмыльнулся покровительственно, кивнул и потерял интерес к теме. Оказалось, борщи в принципе неактуальны, еда без затей заказывалась в хорошем ресторане и доставлялась в оговоренное раз и навсегда время. Что же насчёт Риты — я, как уже сказала, встретила её в тот день, когда шла от Ильи Семёновича, воодушевлённая дальнейшими творческими перспективами. Хотя «встретила» — это не точное слово. Поначалу вообще курьезно получилось. Нырнув в двери метро на Шаболовке (кто бывал, знает, какой уныло-длинный там эскалатор), я порадовалась безлюдью. Пребывая в беззаботной эйфории, скользила взглядом по редким спинам стоящих ниже. Одна спина привлекла внимание, даже как-то щекотно стало у горла… Тут как раз пора обозначить мои эстетические предпочтения, они же эротические. Не Геракл точно. Ни Шварц, ни Сталлоне даже во всеядной ранней юности не пробуждали моих девичьих грез. Пожалуй, ближе всего к волнующему меня образу был Диего Луна в Грязных танцах-2. Узкое тело, гладкие длинные мышцы, горячий ускользающий взгляд, скорбно сжатые губы, которые так тянет утолить поцелуем… Длинные пряди волос, падающие на безумно красивое лицо. Мальчик, рядом с которым чувствуешь себя неуклюжей и так невыносимо хочется почувствовать себя желанной! Такой… Мальчик-девочка. И вот спина моей мечты в ярко-желтой майке маячила метрах в десяти от меня. Я впилась взглядом в спутанную копну шелковистых темно-русых прядей, волосы доходили до середины шеи. Смуглые тонкие, отчетливо сильные руки, слегка шершавые локти… Я мысленно застонала. Миша и наполовину так не возбуждал меня. Как во сне я начала спускаться, медленно приближаясь к незнакомцу. Сократила расстояние почти вдвое, и тут чудесное видение как-то нервно и неуловимо ёрзнуло спиной и сошло с эскалатора. На умопомрачительных шпильках. И вполне себе грациозно заструилось налево. А я чуть не воплотила страх детства, запнувшись о сход с лесенки. Нам в одну сторону. Но если до момента, когда по полу зацокали каблуки и я перевела взгляд вниз, единственной целью было попасть с предметом моих вожделений в один вагон, дабы продолжать украдкой на него пялиться (и направление роли не играло, в центр так в центр, в Медведково — да пожалуйста, еще лучше!), то сейчас я резко затупила. Всё оказалось так дуально, так противоречиво… То есть, я по-прежнему жаждала рассматривать свою добычу, и в то же время чувствовала горчайшее разочарование. Слева тем временем толпа впиталась в двери поезда, издевательски-женский голос диктора приветливо сделал нужные объявления, и поезд ушел, лишив меня призрачных шансов не пойми на что. Мальчик-девочка. Девочка-мальчик. Блин!.. Мне бы встряхнуть головой, выкинуть из нее наваждение. Сейчас в Теплом Стане забросить на квартиру пакеты с бельём для новой партии («бельё» — так называются заготовки под роспись), принять душ и выдвигаться на Академическую, к Мише. Я ведь ему и подарок с получки прикупила — брелок к ключам от его «зверя» — серебряную налобленную такую голову волка, чуть оскалившего пасть, а глаза очень похожи на Мишины! Я так обрадовалась, когда увидела эту вещицу в ломбарде! Она приятно тяжелила ладонь и, казалось, сулила удачу. Да только душа покрылась сеточкой трещин, сквозь которые сочились скука и тоска. Один из тех редких моментов жизни, астральный перекресток, когда недвусмысленно понимаешь, что вот-вот свершится что-то глобальное — и все упускаешь. Я вяло обошла колонну и уперлась в глаза. Глаза-а-а-а-а…. Держите меня, ноги подгибаются… Клянусь, они мне снились! Правда, в самых смелых снах они никогда не смотрели вот так в упор, требовательно и обжигающе, почти грозно. Ну вот как, КАК она может быть девочкой? Когда на эшафот такого взгляда идешь, словно в рай? — Так я не ошиблась! Это ты мне всю спину просверлила? Чёрт, я была уверена, что сейчас рванешь в вагон, даже устроилась в партере полюбоваться… Эй, ты чего вареная, как докторская ГОСТ? Ау-у! Холеные длинные пальцы дважды щелкнули у меня перед носом. Голос какой, боже! Мягкий, тихий, обволакивающий. Он… она со мной разговаривает! А я стою овца-овцой, глупо улыбаюсь и теку, теку… — Так, значит. Мне в Ясенево, тебе куда? — Тё… Тёплый… — Один хрен, успеешь мне всё рассказать. Пошли, наша собака. Он… она, изящно присев, подхватила с пола стильный рюкзачок унисекс, цапнула меня за локоть и втащила в вагон. Ничего я ей, конечно, рассказать не могла. Наоборот, наврала — мол, обозналась, подумала девчонка из моего города. Рита, как она представилась, скептически хмыкала: «Ну да, ну да. Угу. Девочка из города. Понятно.» Рассказала про матрешки, и она загорелась заказать мне свой портрет. А я уже видела, как это будет! Смотрела как-то фильм «Виктор, Виктория». Это будет с одного боку девочка, с другого парень. Перед глазами стояло. Теплый Стан мы благополучно проехали — Рита зазвала меня в гости, выпить за знакомство. Еще бы я отказалась! Не могу объяснить вдруг возникшее у меня чувство, прямо по Кундере — невыносимая легкость бытия. Мир вокруг порхал и рассыпался на радуги. Девочка? Да пускай! Я ей нравлюсь, мы будем часто видеться, я смогу тонуть в этих глазах, сколько захочу! А для глупостей есть Миша. Бедный Миша. Все равно его не брошу, потому что он хороший. Цэ, Барто. Миша у меня будет теперь сугубо обласкан, потому что не виноват он, что внезапно потерял для меня свою первостатейность. О боже, я тогда не предполагала, что вопрос решится столь радикально. А пока белая полоса разрасталась шире МКАДа. Мы с Риткой, символически обмыв знакомство, сразу обсудили и режим общения. Она предложила, поскольку сама временно не работает, тусить у меня. Будет по хозяйству и на подхвате, коли я так загружена. Потому что раз — я прикольная и два — портрет! И ехидно пообещала познакомить меня со своим братиком-близнецом, который навестит ее через две недели. Ну раз уж она так удачно напомнила мне какую-то девочку из прошлого. Вот это бонус! Хотя… За эти самые две недели я все глубже врастала именно в Риткины глаза. Столько всего в них было! И насмешка, и ласка, и отстранённость, и любование… И тепло. Явственно ощутимое, сильное и ровное. Если б она была не «она», можно было бы робко предположить, что я как минимум нравлюсь. Ему. Блин! Как же я влипла! И ведь не хотелось мне ее женской близости! Риткина нескромная грудь не вызывала сомнений, но и желания прикоснуться — тоже. Хотелось, до одури хотелось провести пальцами по ее узким, всё-таки очень пацанячьим губам, хотелось погладить руку от плеча до кисти и переплести пальцы… Хотелось прижаться носами и смотреть, смотреть в невыносимую зелень ее глаз… Ритка не злоупотребляла мейк-апом, да ей и не нужно было. Кожа гладкая, чуть смуглая, глаза горячие и безумно притягательные, волосы… Больше всего меня мучило острое желание запустить пальцы в эту гривку и пропустить сквозь них шелк прядей. Но меня могли неверно понять, нет? А эта коза как будто издевалась — позируя, машинально ерошила челку пятерней, а заслышав мое «Рита, блин!», отдергивала пальцы и так смятенно вскидывала ресницы, и взгляд был густой, потемневший… Я стекала в пятки. Ночи по-прежнему принадлежали нам с Мишей, Ритка оставалась у меня и насмешливо провожала «на вахту». Я поинтересовалась, как у неё на личном фронте, и получила в ответ слишком подчёркнуто равнодушное пожатие плеч — она «пока не определилась, да и не спешит». Но такого, как Миша, не выберет точно. Оказалось, ей, как и мне, грели душу «дрищики». Только в Риткином случае это было бы кости о кости, хохотнула она. И открыто восхищалась, какая я мягкая и этакая вся (обрисовывала силуэт в воздухе). И что подминать такую нежную няшность диким мясом просто преступление! А я все поверить не могла, что это обо мне… Она! Обо мне! С ума сойти. В прошлые выходные Мише пришлось покинуть Москву, какая-то важная для бизнеса встреча. Он так огорчённо извинялся, спрашивал, какие у меня будут планы? — Не волнуйся, я с удовольствием проведу время с Риткой, сходим в парк, покатаемся на речном трамвайчике, оторвёмся на мороженке… Я познакомила их, при этом подруга такую блондинку включила, мяукала, жеманничала, хлопала ресницами, что я внутренне угорала! Артистка! Миша снисходительно оценил ее как тупенькую и неопасную, хмыкнул — и наше общение с Риткой стало легальным. Я объяснила ему на ушко, что Риточка выгодная клиентка, каждый день новый боевой раскрас ногтей со стразиками, а я не дура от заработка отказываться. Миша согласно кивнул. Оставил нам денежек на мороженку. И уехал. А я подумала, что впервые останусь с Ритой на всю ночь одна. И спать мы будем вместе на полуторной кровати. Подумала и моментально взмокла. — Марин, а чего он какой самодовольный? Он и с тобой такой? — Миша-то? Да не, он со мной шутит всегда, не важничает… — Ах, они шу-утят! Барин шутить изволит! А Прутков, между прочим, категорически не рекомендовал господам шутить с женщинами. Эти шутки глупы, сказал, и неприличны. — Ритк, ты чего? Злишься, что ли? Почему? Вот объясни, чем тебе Миша не угодил? — Пошли в Глобус. Хочу виски. Ну?! — Ви-иски-и… Я тоже хочу! Только я в них не разбираюсь… — Марина, Марина. Пропадешь ты без меня. Пошли, я в них разбираюсь. И мы потопали в Глобус. Тот вечер субботы неделю назад запомнился мне покадрово. Мы взяли бутылку Ballantine's Finest и методично напились под Papa roach, Linkin park и RHCP. Наши вкусы по поводу лучшей музыки для нажраться полностью совпали. Мы курили на лоджии, задрав ноги на подоконник, протягивали вкусный напиток, лениво перекидывались мыслями, пришли к выводу, что все мужики козлы, а бабы стервы. А душный вечер шнуровал пространство между нашими разгоряченными головами и был очень, очень чреват. Незаметно воцарилась ночь. Ритка встала, пошатнулась и мрачно возвестила: «Я — ик — в душ. Иди пока разбери постель. Спать пора.» Потом пошла в душ я. Когда вернулась, верхний свет уже не горел, Ритка лежала у стенки, уткнувшись носом в ковер. Я аккуратно улеглась на краешек. Возникло странное чувство, будто мы поссорились и не хотим разговаривать. Молчим и гоняем каждая свое. Это оказалось больно. Я уже было собралась снова выйти на лоджию, как Риткина рука припечатала мою. — Марин… Можно тебя спросить? Я перевела дух и пробормотала: — Угу. — Не ржи только и не злись, ладно? — Ого… Начало многообещающее. Итак? — Ты целуешься с Мишей? Вот это спросила. Я начала честно припоминать, потом слегка удивлённо призналась: — Не помню, вроде да. Иногда. — А вообще, любишь целоваться? Умеешь? — Рит! У меня стаж поцелуев лет десять, наверно! Конечно, умею и люблю! Она примолкла, только сдерживаемое дыхание выдавало напряжённую работу мозга над формулировкой следующей фразы. Я вообще дышать забыла. Ночная темнота — мастерица иллюзий. И сейчас, зная и понимая, что в постели со мной подруга, я все равно чувствовала рядом его. Того, кого упрямо врисовывала, вплетала в мою Ритку. Кто наяву и во сне переворачивал нутро своими глазами. Кто был недоступен и оттого желаннее стократ. Несуществующий парень в темноте становился убийственно реальным. Это была жестокая провокация. Не прикоснуться к нему стоило мне неимоверных усилий. Не выдать себя — равносильно подвигу разведчика. Я просто тихо-тихо ждала продолжения. Молчание затянулось. Я сардонически ухмыльнулась, предполагая, что дева моя просто вырубилась, невинным вопросам заведя меня на всю катушку. И тут она резко придвинулась и обожгла мне ухо шепотом: — Марин, научи меня целоваться так, как сама больше всего любишь. Только целоваться. Без рук, совсем. И не давая мне озвучить ответ, она нависла надо мной, опираясь на локоть. Ее жизнерадостные сиськи были плотно укутаны до подмышек одеялом. Мне казалось, я сейчас описаюсь. Такая слабость охватила живот, такая сладость… Риткины губы приблизились к моим. Прижались медленно и неуверенно. — Руками лицо можно? — еле слышно спросила я, слегка отстранившись, чтобы понять рамки дозволенного. Ритка кивнула. И вот я чувствую ее скулы — ЕГО скулы — в своих ладонях. И запускаю пальцы в волосы. Ааахх…!!! И притягиваю его губы к своим. Медленно, очень медленно, чтобы прочувствовать каждый микрон сближения. Воздух сгустился и медом течет по лицу. Его губы напряжены, но я целую краешек рта и нежно-нежно, будто глажу пальцем спинку малюсенького муравья, веду кончиком языка по контуру губ. Мои губы расслаблены настолько, что я их почти не чувствую. А его наконец начинают реагировать. Его рот чуть приоткрывается, и в этом столько беззащитного доверия, что я не могу удержать слёз. Настоящий поцелуй ещё большая редкость, чем упоительный секс. Его невозможно описать. Это разговор. Мы говорим друг другу то, что не пережило бы произнесения. Наши языки творят одним им ведомый танец. Я чувствую руку на своей груди… И Ритка с шипением откидывается на подушку. — Прости, нечаянно. Пойдем покурим? — Угу. На балконе марево рассеивается. Ритка прикуривает, делает жадную затяжку и протягивает свою сигарету мне. Фильтр чуть влажен. Я затягиваюсь, ощущая прикосновение её подрагивающих пальцев к губам. Действо. Ритуал. Обе молчим. Каждая о своём. Но теперь не больно. Я лелею и обкатываю в голове свое секретное открытие, и по мне гуляют волны теплого счастья. Оказывается, для того, чтобы появился Он, нужны всего лишь ночь, темнота, одна кровать на двоих и капелька везения. Например, как эта поездка Миши. Мы идём в спальню и обе вырубаемся почти мгновенно. Вангую, обсуждать случившееся мы не станем. И забыть не сумеем. Самое удивительное, что я не хочу Ритку от слова совсем. Никакой химии. Любуюсь, но тем в ней, кого сама себе нарисовала. И, что характерно, от нее тоже не исходит никакого томления. Ритка точно не лесби. А ее странная просьба не так уж и странна, если вдуматься. Подруги на то и нужны, чтоб поддерживать друг друга, нет? Ну не к первому же встречному мужику с этим подкатывать, правда? На том и успокаиваюсь, и к приезду Миши я уже в полном равновесии. Мы едем к нему, и тут как раз я начинаю чувствовать его скрытое неудовлетворение. Но это его проблемы — раз не озвучил, значит, сам справится. Ритка сказала, что поживет у себя, надо квартирку подготовить к приезду брата. Ненене, помощь не нужна, ты занимайся заказом, с портретом не к спеху. Я на связи, хорошо? Звони, а то сама позвоню! Мише пламенный привет. Всю неделю я расписываю заказ, скучаю в одиночестве, пока дело не доходит до портрета. Я перебираю наброски, и на одном из них вижу Его. Как это получилось? Поза, ракурс, пальцы в спутанной чёлке… С трепетом кладу лист отдельно, Ритка не должна это увидеть. Никто не должен! Мой тайный мальчик, моя мечта… Намечаю карандашом черты двойного портрета на отобранной матрёшке, той, что потоньше и повыше остальных. Вижу в воображении, как это будет в красках, и пальцы начинают дрожать. Стоп, Марина! Выдохни. Ты просто очень тоскуешь по Ритке. Уехала и забрала с собой половину мира. Ничего, это же не навсегда, правда? Есть телефон… Набираю ее. Тишина. Посылаю смс «хочу встретиться». Минут через пять раздается сигнал ответа. «Сама хочу! Давай завтра?» Завтра… Завтра суббота и наш традиционный уикенд с Мишей. Нет уж! Скажу, договорилась поработать, новая клиентка, Миш, прости, в воскресенье как штык. Что-то мне подсказывает, что особо он не огорчится. Утро субботы разрушило всё. Выйдя из его подъезда, первым делом я заказала билет домой и оплатила онлайн. Утром в понедельник я сойду на перрон родного города и начну зализывать раны. В метро приходит решение взять себя в руки и провести выходные с Риткой, ничем не выдав своих внутренних разрушений. С досадой понимаю, что и тут не слава богу — ее брат приезжает и вполне может занять своей нелепой ненужной персоной все внимание подруги. Ещё и сватать нас начнет, дурында моя. Сколько же цинизма и извращения в этом! Ну, ладно. Не паникуем заранее, сейчас нужно почистить пёрышки и быстро смотаться к Илье Семёновичу, отвезти новую партию, которая вышла ничем не хуже первой. Получить деньги, прикупить тот самый виски и ехать к Ритке. Но это чересчур долго! Пишу старому еврею, что сегодня никак, а вот завтра обязательно! Получаю его добродушное разрешение перенести визит. В Ясеневе выхожу из метро и нетерпеливым пальцем нажимаю Ритку. Она берет трубку сразу, говорит — Ты где? Уже? Отлично, иди прямо ко мне, Макс тебе откроет, пока знакомьтесь, я скоро! Черт! Он уже заявился. Ррррр! Ладно, пошли знакомиться. Дверь открыл… Дверь открыла Ритка с трёхдневной щетиной, темными кругами под глазами, лихорадочным измученным взглядом. И без задорных комсомольских сисек. Близнец? Прям вот настолько? Меня что, сговорились за дуру держать? Как можно ехиднее я произнесла: — Привет! А где Рита? И вот последующего я никак не ожидала. Он, словно очнувшись, отлепил от меня свой взгляд и повернулся в сторону кухни. — Рит! Выйди, тут тебя спрашивают! — Иду! — пропел незнакомый девчоночий голос, и на пороге кухни нарисовалось симпатичное создание со светлой толстой косой, переброшенной на грудь и достающей до пояса. Очень похожее на Ритку, но очень девочковое. Ростом пониже, в шортиках, топе и фартуке. — Привет! Ты Марина, да? А я Рита, приехала в гости к этому идиоту. — Привет. Мне тут надо сказать кое-что одному товарищу, ты не могла бы ушки заткнуть? Не хочу произвести впечатление невоспитанный гопницы… Но мне сейчас не до политкорректности. Рита ухмыльнулась понимающе, показала мне «козу» и вернулась на кухню. Я уставилась на… Макса? — Ты кто? — Максим. Марин, я хочу объяснить, пожалуйста… — Очень интересно. Слушаю. — Марин, я актер. Мне предстоит в спектакле играть женскую роль, я образ обкатывал, готовился. Я никак не ожидал тогда, в метро, что ты мне так… А потом запутался и уже не мог взять и признаться. Ждал сестрёнку, чтоб помогла разрулить. — Помогла? — Нет. Сказала ой дебил. — Ясно. Знаешь, Максим…- начала я очень ровным голосом. — Как-то я оказалась не готова обнаружить в один день, что два близких человека меня тупо использовали. Я простушка, разумеется, но даже для меня это перебор. Он дико посмотрел на меня, по привычке полез пятерней в челку и вдруг резко отдернул руку. — Миша? Он тебя обидел? Что этот козел сделал с тобой?! Марина! — Не козлее тебя. Просто… — И тут Остапа понесло. — Да вы все тут уроды! Вы людей за людей не держите! И слава богу, что завтра свалю из этой вашей Москвы! Патриции, блядь! Развлекухи у вас конченые! Что, повеселился, понравилось?! Придурок! Извращенец! Ненавижу!!! Он качнулся ко мне, кажется, хотел обнять, но я оттолкнула его. Зря. Не надо было касаться. Меня словно током прошибло. Посмотрела в родные глаза беспомощным кроликом, разревелась и выскочила в коридор. Уже от лифтовой площадки расслышала из так и не прикрытой двери его квартиры голос Риты: — А я тебе сразу сказала, ты дурак! По дороге домой я зашла в Глобус. Дома мне предстояло важное дело. Я ни разу ещё не напивалась в одиночку. Но чего-то и другого выхода не видела. Утром, поразглядывав себя в зеркале, вздохнула. Никуда ты, дорогая, не поедешь. У тебя ещё заказ не сдан. И портрет не закончен. Так что бери себя в руки, в ноги, приводи в божеский вид и вали к Илье Семёновичу. А для начала под душ. Я стояла, подставив лицо теплым брызгам, закрыв глаза, и думала о Максе. Он стоял как живой перед глазами, такой виноватый, потерянный, такой умоляющий… Такой драгоценный. И он же как будто стоял за спиной, нежно гладя мою спину, руки, целуя шею. Целуя глаза, губы, лаская мучительно прекрасными пальцами грудь. Он был рядом. Конечно. Как я могла забыть! Я же сделала для Ритки комплект ключей. Я повернулась к нему и со стоном запустила пальцы в его волосы. Я не знаю, что ещё рассказывать. Все слова тут беспомощны! P. S. Я все же выбрала время дойти до Миши и попросить прощения за грубость. Это единственное, что меня вымораживало. Потому что счастье сделало из меня девочку-девочку, а девочки же не знают слова «пидорас». Миша с удовольствием меня прогнал, и я с облегчением закрыла гештальт.