Radioactive

      Тёплый ветер нёс запах морской воды, трупов и химикатов. Поразительно, как за один год цветущий архипелаг с удивительными механическими устройствами, помогающими буквально во всём, превратился в почти безжизненное место. Смог нависал над островами, отравляя газами всё на многие мили вокруг. Драконы почти не могли летать: стоило им подняться выше деревьев, и они тут же начинали задыхаться. Люди же не могли и этого. Они были прикованы к земле, с охрипшими голосами, серой кожей и красными глазами. Великолепные волосы Викингов превратились в солому, а лица ссохлись. Дышать было тяжело, как при пневмонии, а не дышать ещё сложнее.       Такое ужасное изменение произошло резко, совершенно неожиданно. Сначала всё было не так уж и плохо, Элвин просто назначил себя Королём, завоевал драконью школу и поработил множество викингов. Но это было ещё возможно исправить. А вот потом… Это была схватка на острове Клыков и Костей. Там ещё до рождения Иккинга возвели химическую лабораторию и ангар, в котором хранилось всё самое мощное оружие. На случай вторжения Римлян и прочих людей с материка. Те викинги, что в тот момент были на острове Клыков и Костей яростно сопротивлялись отряду Элвина. Только вот, им это не помогло. Один из залпов попал в центр лаборатории, и она взорвалась. Почти никто не выжил, а Элвин только чудом не расстался со своими конечностями.       Буквально за пару дней после взрыва всё небо над архипелагом почернело, собрались тяжёлые тучи, воздух был отравлен, а вера в сердцах людей умирала, как драконы, которые пытались улететь.       С тех пор Чёрное Сердце стало скорее констатацией факта, а не просто устрашающим названием. Тюрьма стала самым тёмным местом в архипелаге, в прямом и переносном смысле. Песок посерел и забивался в мозоли рабов, просачивался сквозь одежду и натирал, попадал в лёгкие и не давал дышать. Порой, вернувшись с очередных сборов заключённые выглядит не как люди, а как армия восставших мумий. Песок ссыпался с их уставших тел, рваных одежд и спутанных волос. Они сами посерели, будто из них выкачали всю жизнь. Даже несмотря на свой подпаленный грязный костюм, слякоть и вонючую мазь, которую он размазывал по лицу, Иккинг казался среди них неестественно живым. Как человек, попавший в мир мёртвых. Возможно Хель залюбовалась бы им, да вот только Богам не было абсолютно никакого дела до простых смертных и умирающих.       Но никакое Чёрное Сердце, серый песок и отравленный воздух не могут сломать в викинге викинга. И потому они пели.       Иккинг стоял на своём «Молодом Талантливом Баклане Два» чуть вдалеке и слушал. Хриплые, уставшие голоса выводили мелодию, они пели о своей жизни, о боли и утрате, о своих мечтах и надеждах. Иногда кто-то срывался на тяжёлый сухой кашель и не мог остановиться несколько минут подряд, но потом подхватывал общий мотив и пел.       Сморкала отвернулся. По его спине невозможно было понять, что именно он чувствует, о чём думает. Но он не прерывал их, позволял рассказывать свою историю. Так или иначе, но Сморкала тоже был викингом, и он знал, что это всё значит для них. Он не мог заставить себя убить последним крупицы своей семьи, своего родного племени. А они пели       Иккинг вслушивался в срывающийся голос Плеваки, низкий и скрипучий голос своего отца и не мог понять, когда всё полетело к чертям, в какой момент всё стало слишком поздно?       Дело ведь даже не в Элвине или взорвавшейся лаборатории, всё началось гораздо раньше. Возможно ещё со смерти Иккинга Кровожадного Карасика Второго, а может ещё с рождения первого. Просто сейчас чаша окончательно наполнилась и пролилась, оставляя за собой след из трупов и химической вони. Просто этот мир решил сдохнуть.        — «Ну и ладно» — думал Иккинг неожиданно замечая, что тоже подпевает, и что противная мокрая слезинка течёт по его щеке. — В Хельхельм всё это. Если Боги или сам мир решил покончить с собой, то не ему, мелкому тощему подростку это исправлять. Единственно что он может сделать, оттянуть этот момент на как можно дольше.       Небо плакало ядовитыми слезами, мир рушился, а викинги пели