truth of the matter || вопрос, открывающий истину

      — Если бы Дазай-кун мог спасти только одного человека от падения со скалы, кто бы это был?       Ж-ж-ж, ж-ж-ж.       Камеры наблюдают за двумя заключенными, которые, в данный момент, разыгрывают странный допрос. Если бы охранники ничего не знали об окружении или заключённых, они наверняка подумали бы, что это разговор между двумя скучающими студентами, пытающимися узнать друг друга, прежде чем сделать какой-то совместный проект. Увы, это далеко от чего-то столь невинного и безобидного, как совместный проект.       Тот, к кому обращались, как «Дазай-кун», мурлыкает и закрывает один глаз, словно в глубокой задумчивости.       — Это может быть кто угодно?       Человек, задавший оригинальный вопрос, широко улыбается, как ведущий игрового шоу, уговаривающий участника согласиться на следующий раунд игры, который поставит под угрозу его призовые деньги, в пользу возможности получить еще больше.       — М-м, я бы хотел сказать «Одасаку», но если он рядом, то, вероятно, скажет мне спасти кого-то еще, — Дазай открывает ранее закрытый глаз, и говорит немного резким и бранящим тоном: — Одного из бедных детей, возможно.       Его собеседник продолжает улыбаться, не обращая внимания на указание в сторону детей. В его досье есть пометка о том, что он не испытывает угрызений совести, используя кого угодно в своих планах, в том числе доводя детей до совершения самоубийственных атак. Кажется, его это нисколько не беспокоит.       — Фу-фу-фу, тогда кого бы ты спас, Дазай-кун?       — Ха-ха-ха, действительно, кого? — Дазай принимает еще одну задумчивую позу, томно прислонившись к стеклянной стене, словно отдыхает дома, а не в сверхсекретной неприступной крепости тюрьмы. — Возможно, Куникиду-куна? Было бы забавно увидеть его реакцию, если бы он упал и испачкал свой блокнот, но утешать его было бы слишком хлопотно. Или, может быть, Ацуши-куна? Я думаю, он уже наобщался с водоемами.       В досье Фёдора Достоевского есть заметки о его участии в оркестровке Накаджимы Ацуши, в которой побочным эффектом является похищение человека одним из морских судов Портовой Мафии. Достоевский снова улыбается и остается невозмутимым.       — Я не говорил о пляже или море под скалой, Дазай-Кун.       Дазай ухмыляется, показывая зубы.       — Возможно, Демон-кун должен продумать лучшие условия для более правдоподобного сценария!       — А! Моя беда, моя беда! Как насчет этого? — он наклонил голову, из-за чего длинная челка образовала полуприкрытый занавес над тёмно-фиолетовыми глазами. — Если Дазай-кун упадёт с обрыва, кто же его спасет?       — Ува-а-а-а, неприятный вопрос! Как я должен реагировать? — Дазай совсем не выглядит обеспокоенным, на самом деле, он похож на каменную статую. Равнодушный и безразличный. Его лицо — чистый лист бумаги.       — Возможно, Куникида-кун? Он, наверное, заорал бы, что я ещё не закончил с бумагами, прежде чем сбежать в небытие… Или, возможно, Ацуши-кун, потому что он хороший парень.       — Не тот, кто попросил бы тебя спасать детей?       Намеренное уклонение от упоминания имени. То ли для того, чтобы поддержать их странный разговор, то ли потому что Достоевский выжидает своего часа, никто не знает.       Глаза Дазая сверкают.       — М-м, нет. В конце концов, он уже видел, что произойдет через шесть секунд.       Достоевский ухмыляется.       — Ты воображаешь, что можешь заглянуть на шесть секунд в будущее?       — Я мог видеть по крайней мере шестьдесят тысяч различных результатов в течение следующих шести лет, — ухмылка Дазая становится похожа на улыбку кровожадной акулы. — Совсем как ты, хм, Демон-кун?       — Я думаю, что это грустно, — Достоевский меняет тему разговора, — то, что ты даже не упоминаешь никого другого.       — Ты ожидал другого ответа? — Дазай напевает, прежде чем сказать: — Возможно, ты ожидал, что я расскажу о ком то определенном?       — В конце концов, люди, которые не умеют оглядываться в своё прошлое, не могут заглядывать в будущее.       — Именно поэтому я не буду вдаваться в подробности.       — Ах. Так ли это?       — Именно так.       — Ха-ха-ха, ты такой сложный человек, Дазай-кун.       — Фу-фу-фу, в отличие от тебя, которого совсем не трудно читать, Демон-кун. Тебе нужно повысить ставки в своей игре.       — Тебя тоже легко читать, Дазай-кун, — Достоевский кладет подбородок на колено. — Твоё желание держать свой козырь поближе вполне прозрачно.       — Я честен в своих ответах, — говорит Дазай торжественно, из-за чего создается впечатление, что он готов поклясться в этом под присягой.       — Не быть верным своему сердцу — не мило.       — Какое облегчение — если я каким-то образом выгляжу очаровательным в твоих глазах, то могу откусить себе язык и совершить мучительное самоубийство прямо здесь!       — Каким благом это стало бы для моих планов!       — Я знаю! Так что я, определенно, не буду этого делать!       — Как печально это слышать!       — Ха-ха-ха, разве это не так?       — Хахаха, это так.       Оба смеются, но их глаза холодны, как лед.

***

Flashback       — Если чибико может спасти одного человека от… Хм, скажем, от падения со скалы, то кто же это будет?       — Определенно не твоя жалкая задница, — говорит Чуя, закатывая глаза. Они вынуждены вместе быть в лазарете Портовой Мафии после миссии, которая прошла без сучка и задоринки. Конечно, выстрел порезал предплечье Дазая, но даже это — часть ожиданий. В конце концов, с Дазаем не происходит ничего, что не входило бы в его планы.       — Как подло, как подло! — Дазай дуется на эти слова, как будто они причиняют ему боль. Он не вздрагивает, когда Чуя практически выливает половину бутылки перекиси на его рану. — Кроме того, почему Чуя тратит впустую медикаменты?       Чуя хмурится.       — Разве мы не должны промыть твою рану?       — Да-а-а, — Дазай растягивает слово так долго, как позволяют его лёгкие. — Но ты не должен выливать половину его содержимого!       — Я думал, что так она быстрее очистится, вот и всё.       — О, нет, — Дазай изображает панику. — Чуя на самом деле беспокоится обо мне?!       — Может быть, мне стоит попробовать вылить это на твоё лицо, чтобы очистить его от хлама?       — Нет, перекись так не работает, — указывает Дазай, собирая информацию из морщины на лбу Чуи и устойчивости его рук, пока он очищает рану и готовится стиснуть кожу, обнажая руки. — На тебе нет перчаток.       Очень категорично.       — Поистине выдающийся наблюдательный навык. Демон-вундеркинд портовой мафии демонстрирует свои выдающиеся навыки, ура.       — Почему Чуя сегодня такой злой? — если бы они были нормальными подростками, которые работают бок о бок, доверяя друг другу, можно было подумать, что Чуя сердится, потому что Дазай добровольно травмировался. Но опять же, если бы они были нормальными подростками, их не должно было затянуть в эту ситуацию, тем более они не встречались бы друг с другом, поэтому об этом не стоит думать. — Это из-за того, что я украл заначку из кармана под кроватью?       — Эй, это был ты?! Ты сказал, что видел, как Акутагава забрал ее!       — Я солгал.       — Ты!       Несмотря на тон и содержание их разговора, руки Чуи уверенно зашивают рану, пока он стоит на коленях над больничной койкой Дазая. Он быстр и эффективен, поэтому обработка раны не занимает много времени. Не было никакой необходимости в обезболивающих, потому что терпимость Дазая к боли довольно высока, несмотря на жалобы из-за самых маленьких неудобств, такие как: утверждение, что простого разреза бумаги достаточно, чтобы отрезать всю его руку, поэтому Чуя должен быть тем, кто напишет отчет.       — И что?       — Ну и что? — Чуя затягивает марлевую повязку, не настолько, чтобы рана снова кровоточила, но достаточно, чтобы вызвать легкий дискомфорт.       — Это признак того, что твоя шляпа гниет на голове? Разве Чуя не слушал меня раньше? Или Чуя настолько глуп? — Дазай печально вздыхает, будто на его плечах лежит вся тяжесть мира. Его напарник впивается ногтями в его локоть, издавая шипение. — Кого Чуя спасет от падения со скалы?       — Никого, — Чуя выливает алкоголь на его руки, как только заканчивает ухаживать за ранами пострадавшего. Он стоит на коленях рядом с Дазаем, они вдвоем теснятся на больничной койке. — Все здесь достаточно сильны, чтобы спастись.       В его словах есть намёк на ностальгическое сожаление. Скорее всего, он вспоминает время, когда его окружали люди, которые не были достаточно сильны, чтобы спасти себя, хотя они, конечно, действовали иначе. Теперь Чуя окружен людьми, которых ему не нужно защищать, поэтому он должен перестать нести это бремя. Прежде чем он осознаёт это, Дазай легонько хлопает Чую по щеке без особой силы, поэтому Чуя не бьет его за это.       Кроме того, работа с нытьем Дазая достаточно раздражает, а работа с нытьем Дазая, когда он ранен, подобна апокалипсису.       — Значит, Чуя не спасет меня? Даже учитывая, что мы партнеры?       — Ты бы спас меня?       У Дазая хватает наглости хохотать. Только он достаточно оправился, как Чуя ударил его в ответ с удвоенной силой. Он вытирает слезу с уголка глаза.       — Пффф, Чуя, ты чиби с мышцами вместо мозгов, я уверен, что ты можешь улететь, как пылинка размером с тебя.       — Вот тебе и ответ.       Дазай тут же протрезвел:       — Чуя, я не знаю, как сообщить тебе эту новость, но я определенно не чиби, как ты, и я определенно не пылинка.       — Да, ты огромный член.       — Чуя! — Дазай снова притворно ахает. — Ты украдкой смотрел на меня в душе?!       — Чёрт возьми, нет. Придурок.       — Мм, что мне делать, я чувствую себя оскорбленным?       — Конечно. Вот поэтому ты и ухмыляешься, как извращенец.       — Откуда Чуя знает, как выглядит извращенец? Это что-то, чем он хотел бы поделиться со мной?       — Да — мой кулак.       — О, так странно! Ах, чибико растет так быстро… О нет, это совсем не так.       Всё тело Чуи дёргается от раздражения.       — Эй, бродяга. Хочешь, я достану пулю и всажу её тебе в мозг?       — По крайней мере, сначала ответь на мой вопрос как следует!       Чуя вздыхает:       — Всё идет по твоему плану, верно? Если ты падаешь с обрыва, значит ты это спланировал. В этом сценарии я, вероятно, хорошо провожу время, прогуливаясь по пляжу, и ты просто внезапно приземлишься на мою голову, как птичье дерьмо.       Лицо Дазая на мгновение становится совершенно безэмоциональным. Он близок к шоковому состоянию как никогда, поэтому Чуя победоносно улыбается ему. Но Дазай быстро восстанавливается:       — Так Чуя верит в меня так сильно, да?       — Всё, — несмотря на грубость его голоса, лицо Чуи слегка порозовело.— Мы ведь партнёры, верно?       — Угу. Тем более, что Чуя только что признался мне, что ему нравится быть моей собакой!       — Ха?! Это совсем не то что я сказал!       — Но ты уже знаешь, что тебе просто нужно выполнять мои приказы и все будет хорошо!       — Это разные вопросы!       — Вовсе нет!       — Вовсе да!       — Вовсе нет!       — Вовсе да!       Они продолжают перепираться, пока их обоих не выгоняют из лазарета.