До последнего мига

— Альбус, я боюсь, его уже не спасти, — говорит Минерва, искоса смотрит на неподвижное тело. Конечно, это всего лишь формальность: она не боится, и ей не жаль. Дамблдор опускается на пол, долго и пристально смотрит. — Я бы не был так в этом уверен. Возможно… — он вытягивает руку, искры срываются с его палочки, но потухают, не успев долететь до цели. — Пока есть жизнь, есть надежда. — Возможно, он не заслуживает этой надежды, — Макгонагалл отводит взгляд, мрачно глядит в сторону. Дамблдор вздыхает. — В этом я тоже не был бы так уверен на твоем месте, дорогая Минерва. — Он предложил свое тело и душу Темному Лорду. Это предательство всех магов и магглов одновременно, всего человечества, если позволишь. Некоторые судьбы нельзя повернуть вспять. — Том Риддл обманул множество людей на своем пути. Многие попали в его капкан — даже очень могущественные, даже очень мудрые… Нельзя недооценивать мощь, с которой он влияет на чужие умы. Многие из тех, кто подчинялись ему — даже по своей воле — тоже его жертвы. Разве ты не согласен с этим, Квиринус? Он поднимает палочку выше, и подземелье озаряет яркий свет, тени уходят, только лицо Квиррелла кажется одним большим сгустком тени; но его глаза открыты. — Минерва права — меня не спасти, — в его голосе нет ни заикания, ни повелительных ноток, но странно вообще слышать голос из судорожно сжатых губ на искривленном в последней гримасе лице. — Но так или иначе, мне незачем жить. Мой хозяин проиграл. Я не хочу существовать в мире, где лорд Волдеморт повержен. Я подвел его. Я недостоин жизни. Минерва в отвращении поджимает губы. — Альбус… — Да. Все ясно. — Свет вокруг тускнеет. Квиррелл, кажется, пытается сказать еще что-то, но слов уже не разобрать. — Прощай, Квиринус. Директор осторожно, по-старчески тяжело поднимается на ноги. Макгонагалл придерживает его за локоть и говорит уже мягче, будто смерть примирила ее с сущностью умершего:  — Я левитирую его тело наверх. Дамблдор жестом просит ее исполнить предложенное, продолжая, кажется, думать совсем о другом. — Да, мне все ясно, — рассеянно повторяет он. — Мне ясно, что он предпочел умереть совсем по другой причине. Может быть, когда Волдеморт покинул его тело, затуманенное сознание Квиррелла наконец-то начало проясняться… — Оно было затуманено еще до встречи с Тем-Кого-Нельзя-Называть, — к Макгонагалл снова возвращается резкость. — В здравом уме никто не стал бы… — Ты совершенно права — я знаю, как это случается. Но также я знаю, как иногда с глаз спадает пелена. Я видел это в его глазах — не зря я так ярко светил, чтобы разглядеть ее как следует, эту пелену. Я понимаю, как можно раскаяться, когда уже слишком поздно, и я уверен — это случилось, хоть ты и никогда в это не поверишь. — Минерва молчит, ничего не отрицая и не соглашаясь. — Но вот что удивительно для меня и по сей день: почему многие, такие как несчастный Квиринус, не признаются в своем раскаянии до самого конца? Почему не хотят поделиться им перед смертью? Почему желают остаться злодеями до последнего мига? Быть может, так они пытаются наказать себя за содеянное, но смерть — достаточное наказание, так почему же?.. Я стар и со временем постиг многое, но этого, наверное, я никогда не пойму.