Его нашли 17 дней спустя

Его нашли семнадцать дней спустя. Среди ковра из пёстрых листьев, в окружении тёмных, почти голых стволов высоких деревьев, под серой, холодной каменной скалой. И никого вокруг. Лишь ветер пел свою песню где-то в вышине, среди тонких ветвей, да шелестел дождь по опавшей листве. *** Ян встретил её вечером. В тот день он возвращался со школы. Кедами подбрасывал жёлтые листья, обходил блестящие лужи и с тоской во взгляде серых глаз рассматривал мрачные стволы, поблёкшие кроны, мокрые серые дома… При виде выцветших обёрток под ногами курносый мальчишка с отвращением морщился, и худое, усыпанное веснушками лицо ещё больше, чем когда либо, выражало чувство какой-то безысходной тоски. Волосы цвета горького шоколада за полгода отросли и в художественном беспорядке торчали в разные стороны. Ян напоминал голодного воробушка холодным осенним днём. Такой же худой, взъерошенный и глубоко несчастный. Она шагала ему навстречу. И среди серой улицы, под покровом мрачных туч она казалась лучом весеннего солнца, мазком яркой краски среди чёрно-белой картины, светлой нотой в траурной мелодии. Яркая, улыбающаяся понимающей, немного печальной улыбкой она подошла к нему, когда он в очередной раз с тоскливым видом подбросил ногой кучку листьев. – Красиво, не правда ли? – просто спросила она. Ян лишь смутился, не ожидавший столь странной встречи в серый, унылый, один из многих, осенний день. – Однообразно, – брякнул он, чуть поморщившись. И она засмеялась. Звонкий голос рассыпался светлым золотом по чёрному асфальту, слепым дождём звенел по фонарям, жидким светом разливался среди тёмных ветвей. Смех стих. – Ты просто не знаком с ней, – чуть грустно улыбнулась девчонка. – Я вот люблю осень. И она со смехом рассказывала о танце рыжей листвы, о мелодичном шёпоте дождя, как прекрасны осенью леса в красочных нарядах… В тёплых карих глазах мерцали золотые искры солнечного света, когда девчонка говорила об осени. А каштановые волосы отливали медовым блеском в свете вывесок магазинов. – Я найду тебя завтра, – пообещала она. И на следующий день она и вправду его нашла. После школы, на той же улице. Она схватила его за руку и утащила к железной дороге, привела на платформу и с улыбкой шагнула в вагон, ведя мальчика за руку. Со смехом она бежала от контролёров, что-то ворчавших подросткам вслед, и лишь клетчатый рыжий шарф развевался за спиной да хлестали по лицу пряди каштановых волос. Ян говорил про школу, как надоели уроки, как сложно найти общий язык и хоть какое-то взаимопонимание с родителями, про вредную старшую сестру, про то, какую тоску нагоняют на него мрачные тучи и осознание, что природа засыпает на долгие месяцы. Инга говорила про осень. О ветре, играющем в волосах, о запахе прелой листвы, маслянистом привкусе пыли, остающимся на языке после прогулок по городам, о тяжёлых выхлопных газах, оседающих в лёгких. С восторгом говорила она о лесах. О блестящей, хрустальной поверхности чистых озёр, о невероятном танце пёстрых листьев, о разноцветных мягких коврах, проминающихся под ногами. И смеялась каждый раз, как Ян удивлялся, как она может видеть в столь тёмное время так много прекрасного. Инга показывала мальчику игру света, танцующего среди горящих деревьев, уговаривала ощутить лес на вкус, горьковато-травный, почувствовать пряный запах земли, грибов, полусгнившей листвы, учила слушать дыхание леса, шелест трав, шёпот крон и плеск капель. Она словно сама была и лесом, и осенью, и всем миром сразу. Однажды она привела Яна к скале. Она говорила что-то про скрытую от прочих тайну, напевала под нос тихую мелодию. И показала Яну свои белые крылья из полупрозрачного тумана, искрящегося инеем в свете рассветных лучей. С восторгом Инга бросилась со скалы, навстречу ветру. Она сама была ветром, летящим наперегонки с пылью, листьями и дождём, она была лучиком солнца, золотыми искрами сверкающим среди осенних пожаров, охвативших леса. И Ян как заворожённый любовался этой неземной красотой, восторгался пляской бликов в каштановых волосах, сплетал смех с песком воды в озёрах, проводил рукой по шершавым, чуть сырым, но таким тёплым стволам, плёл венки из осенних даров для новой подруги. Он учился петь. Слышать музыку ветра и ей подпевать, вторить эху, плутающему средь скал, искать жёлуди и грибы, собирать букеты осенних трав… В один день он попросил Ингу научить его. Летать с ветром наперегонки, мчаться вихрем меж голых стволов, лёгким касанием срывать листья с ветвей. Девчонка смеялась звонко и очень по-доброму. Она сказала, что все умеют летать. Надо лишь найти свои крылья, силу, что удержит в воздухе, не дав расшибиться о землю. – Для меня это осень. Игра красок, света и тени, – улыбалась мечтательно девушка. – И прикосновение ветра к щекам. Ян задумчиво вертел в руках шишку. В волосах запутались листья и веточки, а вельветовая песочная куртка чуть запачкалась в земле. Он размышлял до самого вечера, не спал ночь, пытаясь понять, что могло бы его держать над землёй так же, как Ингу подхватывала её любовь к осени. Утром он тихо ушёл из дома, стараясь никого не разбудить, и утренней электричкой уехал в лес. Она ждала его там, словно никуда и не уходила. Лишь поймав решительный взгляд серых глаз, она тепло улыбнулась, и словно тёмный янтарь блеснули глаза. – Для меня моими крыльями будет дождь. Дождь и ветер позднею осенью. Шёпот их по крышам домов, лёгкое прикосновение пальцев к коре и запах земли, укрытой травами. Взявшись за руки они шагнули навстречу земле. Звонкий смех юной девушки сплёлся с чистым голосом юноши. Крылья искрящегося тумана самым кончиком коснулись крыльев из чистого зеркала вод. И эти двое летели. Кончиками пальцев задевая лежащие листья, петляя меж клёнов и сосен, янтарным светом разливаясь по поверхности озера, они смеялись и мчались крыло к крылу, держась за руки. Навстречу лесу, горьковатому запаху трав, пряному аромату листвы, над холодной, мягкой землёй. След оставался за ними: дрожал рябью на поверхности вод, медовым светом осеннего солнца, тихим шелестом капель, дыханием ветра… *** Его нашли 17 дней спустя. Среди голых стволов и мягкой листвы. Местный егерь заметил полусгнившее тело под высокой серой скалой, и теперь здесь столпились люди. Мужчины в тёмной одежде с нашивками что-то писали в блокноты, чиркали ручками по белым бумажным листам. Пахло осенью, бензпиреном и альдегидом. Люди в белом что-то мрачно шутили про аномическое самоубийство. Лишь ветер в кронах деревьев отвечал им чуть печальным смехом да танцевала листва вокруг в вихрях. И клубился прозрачный туман, инеем оседая в траве.