***
— Этот цветок перенесите в тот угол, а тот — обратно, — заметив медлительность подчинённых, Михаил закатил глаза и объяснил им, буквально, на пальцах, в чём заключается их задача. — Местами поменяйте горшки. Ясно? Только теперь ангелы поняли приказ и бросились исполнять его. Архистратиг, сохраняя былое величие и демонстрируя всем силу и власть, царственной походкой проследовал к новому, позолоченному трону. Присев на него, он погрузился в размышления. Как приятно вернуться. Столько лет прошло — столько лет он томился в темнице Люцифера, в самых недрах Ада, лишенный всего. И когда он потерял шанс на спасение, свершилось невероятное — врата клетки открылись, подарив ему долгожданную свободу. Больше не будет страданий, пыток и мук — он снова в месте, где отдыхает душа. Где прошло его детство, и где он, вместе с младшими братьями, был по-настоящему счастливым. Живописный Эдем — место грёз и воспоминаний. Всё тот же прекрасный сад, та же резиденция и ангелы. Правда, по численности их стало значительно меньше, но Михаил это обязательно исправит. — Мы закончили, — потупив глаза, доложил подчинённый — молоденький парнишка лет двадцати. — Фрезия будет получать солнечный свет, — молвил в ответ Михаил. — Можете идти. — Вам ничего не нужно? — Если мне что-то потребуется — я дам знать, — в голосе архистратига звучало присущее ему спокойствие, а в завораживающем взгляде зелёных глаз читались уверенность и желание творить, менять Небеса к лучшему и возвращать им ушедшую в века славу. Ангелы, не желая злить нового-старого правителя, отвесили пару поклонов и быстро удалились из зала. «Люцифер не справился, — вздохнув, подумал Михаил. — Его эра правления закончилась, так и не начавшись. Трон мне принадлежит по праву рождения…» Только он хотел продолжить мысль, как посреди помещения возник… Бог. Михаил не видел отца в человеческом теле, поэтому на осознание происходящей ситуации ему потребовалось несколько… минут. Он был далеко не глупцом, поэтому догадался, кто в данный момент стоял перед ним. — Сынок, нам нужно поговорить, — держась рукой за больное плечо, сообщил Создатель. Перемещение не куда-нибудь, а на Небеса забрало у него энергию, от чего состояние заметно ухудшилось. — Отец?.. — Немного раненый отец…***
— Какая ирония, — архангел медленными шагами мерил Зелёную залу, задумчиво изучая мраморный пол под ногами. Чтобы их никто не слышал и не мешал разговору, Михаил выбрал именно эту комнату, не уступающую по роскоши и фешенебельности тронному залу. — Бог ослаб, теряет свои божественные способности и просит помощи у сына, который был заперт в самых недрах преисподней? — Но я же тебя и выпустил, — складывая руки у груди и наблюдая за передвижениями Михаила, оправдался Чак. — Ты? Думаю, что моя свобода получилась случайной, — слабо усмехнувшись, бросил архистратиг. Остановившись у картины, на которой Рафаэль Санти изобразил его самого — юного воина с весами, одну чашу которых пытается перевесить Дьявол — он с горечью дополнил: — Ты бросил всех нас — сыновей своих. Люцифер, Рафаил, Гавриил — все трое сейчас мертвы. Когда в нашей семье происходили… те ужасные события… Ты… Писал книжки и вёл блог с котиками. Не стыдно? — Ты несправедлив, Михаил, ведь я наблюдал за вами. — Конечно, — согласился архистратиг, отчуждённо проводя пальцем по картине, — мы ведь твои любимые персонажи. Писать сценарий с нами весело… Ты играл чужими жизнями и судьбами много эпох, не так ли? Клетка Люцифера — что может быть ужаснее? Больнее? Где существуют жестокость, ужас и страх. Я даже умереть не мог, хотя хотелось. Михаил старался демонстрировать отцу уравновешенность, контроль эмоций и, возможно, где-то хладнокровие. На бесстрастном лице не дёргался ни один нерв, но… В глазах застыла одинокая… слезинка, которую чувствовал только он. — Любое моё оправдание сейчас ты не воспримешь. Однако знай: обрекать тебя на адские мучения, в буквальном смысле слова, я не хотел. Если тебе станет легче, то я… Раскаиваюсь. Виноват перед вами всеми, что оставил, бросил, создал такой драматический сюжет трагикомедии. Архангел обернулся. Однако ответом Чаку стало молчание и пронзительный взор, направленный на него. Складывалось впечатление, что Михаил мысленно перенёсся в созданный им мир — в мир несбывшихся детских мечт и юношеских фантазий. — Я помогу тебе, — последовал наконец-то его ровный ответ, — но не надейся, что пойму и прощу. За братьев, за себя, за безответственность, эгоизм и самовлюблённость — нет, не жди прощения.***
Спустя двадцать минут Бог уже лежал на мягком диване. Архистратиг расположился рядом, и из-под его ладони полилось золотое сияние, исцеляющее рану Чака. Тот видел и великолепные, отдающие голубизной неба, крылья Михаила и сильнейшую обиду в его глубоких, зелёных глазах. Быть может, сын когда-то простит его или нет? Чак будет верить.