Вечеринка на полнолуние у Элиота Во

О вечеринке обнимашек Квентин узнал случайно, подслушав чей-то разговор. Он снова отвлёкся на лекции, поэтому сидел теперь в библиотеке и переписывал конспекты Элис по исцеляющей магии, но всё никак не мог сосредоточиться на функциях эндокринной системы. Из разговора проходящих мимо студентов он и услышал фразу «вечеринка на полнолуние у Элиота» и сглотнул: полнолуние уже сегодня, а он ни сном ни духом ни о какой вечеринке. Он бросил попытки заниматься конспектом. Вернувшись в общежитие, Квентин застал на кухне раскрасневшегося после душа Элиота. Облачённый в шёлковый цветастый халат, в маске из розовой глины, он жадно глотал ледяную воду, опершись на тумбочку. Квентин замер, переживая странное чувство меж рёбер, которое причинило небольшую, но резкую боль, на секунду сбив дыхание. Это правда. Элиот устраивает вечеринку, но не захотел пригласить его, Квентина. Должно быть, что-то отразилось на его лице, потому что Элиот отставил бутылку воды и осторожно посмотрел на него: — Ты знаешь. — Но не от тебя. Опустив взгляд на потёртый линолеум на полу, Элиот мягко пояснил: — Вечеринка на полнолуние не для всех, Кью. Там не просто напиваются в хлам и танцуют на столах. Всё немного... — Элиот прищурился, подыскивая подходящее слово. — Развратнее. — О. — Начиналось всё невинно, но теперь переросло... в это. Поначалу Элиот флиртовал с Квентином. Но затем, ещё на первом курсе, спросил, спал ли Квентин с кем-нибудь. Когда тот сказал, что да, Элиот пожал плечами и уточнил, что имел в виду мужчин. Пауза затянулась, выдав очевидный ответ, и Элиот... немного отступил. Он всё так же приобнимал Квентина за плечи и держал за руку, когда они прогуливались по кампусу, но прекратил отпускать пошлые шуточки и вообще стал более осторожным. Бережным. Нежным. И совсем чуточку — недоступным. Вот и эта вечеринка, по мнению Элиота, видимо, была для Квентина вне зоны доступа. — То есть, ты устраиваешь оргию, — резюмировал Квентин. — Мог бы и сказать, вообще-то. — Как будто это так просто. А если бы ты захотел прийти? В этом же наверняка и была проблема. Девственник на оргии, ха-ха, бросьте. Но Квентин упрямо вздёрнул подбородок. — А что, если я хочу? Элиот окинул его долгим пристальным взглядом. Не скептическим, не пренебрежительным, а... Твою мать. Неужели он тоже думал об этом? Элиот снова взял бутылку и сделал несколько больших глотков. — Ладно, смотри. Всё происходит анонимно. Первый час — обнимашки и всякие обжимания. В комнате полностью темно. Участие принимают и девушки, и парни, все в курсе. Говорить можно только шёпотом. Дресс-код: никаких длинных ногтей, пуговиц и молний, никакой металлической фурнитуры, за исключением пирсинга, надевай что-то мягкое, раздеваться не нужно. Когда звенит звонок, есть пять минут на раздумья. Можешь уйти, а можешь остаться. Если остаёшься, значит, ты согласен на вторую часть, в которой могут — и будут — снимать одежду. — Ладно. — Что «ладно»? — Ладно, я понял. — Не в смысле «Ладно, я хочу пойти»? — А ты приглашаешь? Элиот, склонив голову, снова посмотрел на него, и Квентин ответил прямым непреклонным взглядом. Выражение лица Элиота так отчётливо поменялось с «ты уверен, Колдуотер?» на «да пошло оно всё», что у Квентина заколотилось сердце. — Тебе будет нужно подготовиться, — сказал Элиот, царапнув ногтем лёгкую щетину на его лице. — Её нужно сбрить. Быть гладким и мягким приятнее, поверь мне. И помни, что ты можешь остановиться на обнимашках. Ты в деле? Его пригласили на оргию — то есть, на вечеринку обнимашек. Ему не обязательно оставаться на вторую часть. Никто не говорил, что придётся заниматься сексом, разве что он сам захочет. Поэтому Квентин кивнул: — Я в деле. *** Раз уж пуговицы и застёжки-молнии в одежде были под запретом, выбор Квентина оказался невелик: пара совсем несексуальных спортивных штанов и самая мягкая из миллиона футболок. Он потратил немало времени на бритьё, нанёс скраб для тела, который сто лет назад подарила Джулия и которым он ни разу не пользовался. Зато теперь кожа казалась шёлковой. Приятной на ощупь. Может, стоит почаще такое проворачивать. Идя по улице к указанному Элиотом зданию, Квентин ощущал исходящий от себя аромат какао. Перед входом он оставил обувь в груде других и, опустившись на четвереньки, вполз в тёмную комнату, полную тепла и запаха других людей. Поверхность под ним пружинила, как спортивный мат. Замерев, Квентин прислушался к дыханию, которое прерывалось негромкими довольными стонами и вздохами, и понял: он опоздал. Все уже разбились на парочки, так что это будет очередная вечеринка, где ему предстоит сидеть в углу и наблюдать — вернее, прислушиваться, — к происходящему. Элиот не хотел его приглашать, а он заставил, и был приглашён из жалости. И вот как неловко теперь. Квентину не стоило приходить. Но затем кто-то коснулся его руки, и Квентин замер. Это ведь ошибка? Случайность? Но этот кто-то провёл кончиками пальцев выше, обогнул плечо и двинулся дальше, к непослушным после недавнего мытья волосам, взъерошил их, и пряди скользнули по щеке. Второй рукой незнакомец мягко потянул его к себе, предлагая приблизиться. Квентин забрался к нему на колени. Парень был одет в мягкие леггинсы и свободную шёлковую футболку, едва скрывающую стройное поджарое тело. Он сидел смирно, позволяя Квентину исследовать себя. Чем тот и воспользовался — мягко ощупал его лицо и наткнулся на жёсткие вьющиеся бакенбарды. Нет. Не может быть. Квентин продолжил изучать лицо и остановился наконец на ямочке на подбородке парня — Элиота. Элиот перебирал его волосы — он узнал Квентина. И притянул его к себе в объятия. Ох, чёрт. Сердце пустилось вскачь. Элиот хотел пообниматься — только ли до звонка? Хотел ли Элиот его трахнуть? Он... Так, спокойно. Это просто объятия. Квентин обнял в ответ, и Элиот лишь успокаивающе прижал его к себе. И погладил спину — вниз, затем вверх, в размеренном ритме, с которым Квентин и задышал в такт. Не думать. Не бояться. Дышать. Вдох... и выдох. Обнимать Элиота было здорово. Тепло, спокойно и очень приятно. И объятия, и лёгкое покалывание от прикосновений казались абсолютно естественными. Квентин совсем не так представлял себе, чем будет заниматься с Элиотом, но теперь лишь со вздохом расслаблялся. В объятиях Элиота было уютно. Он мог бы так и заснуть. Он хотел бы так заснуть. Может, Элиот позволит лечь с ним и просто поспать? Или это будет слишком странно и навязчиво? Квентин не умел держать лицо. Наверняка Элиот знал, что нравится ему, и, кажется, не был против, раз сейчас они обнимались. Так, может, стоит расслабиться и ни о чём не думать? Элиот так хорошо пах. Квентин вдыхал аромат сандалового дерева с чем-то медовым и пряным и очень хотел зарыться носом ему в шею. Дышать. Дышать с Элиотом. Вдох... и выдох. Хотелось быть ближе. Элиот устроил ему отличные обнимашки. Он был милым. Чертовски горячим, конечно, но и милым тоже. Особенно с теми, кого считал своими людьми. Был ли Квентин одним из них? Элиот гладил его по спине, и Квентин напомнил себе дышать. Вдох... и выдох. Может, после вечеринки они смогут ещё немного пообниматься? А затем Элиот вдруг поцеловал его в шею. Легко и неуловимо, едва касаясь губами кожи — Квентин чувствовал его дыхание и влажное движение языка. Сердце снова начало колотиться быстрее, и Квентин крепче стиснул пальцы. Наклонил голову, открывая лучший доступ к горлу — Элиот покрыл чувственными поцелуями шею от ключицы до уха. От этого всё тело Квентина будто проснулось, наполнившись желанием и возбуждением. И член тоже. Охуеть. Это ведь был лишь намёк на настоящие поцелуи, как Элиот это делает? И что ещё он может сделать? Элиот приложил палец к его губам. «Тише». Отвёл от лица непослушные пряди волос, погладил ушную раковину, и Квентин зажмурился, пытаясь оставаться спокойным, позволяя Элиоту делать всё, что тот захочет. Там, где кожи касались тёплые бархатные губы и кончик горячего языка, тело словно вспыхивало. Его захлестнули ощущения; и когда Элиот прошептал «хорошо» ему на ухо, Квентин буквально растаял от этой похвалы. Элиот поцеловал его в висок, ещё раз — в щёку. Прижался губами к подбородку, а затем — к губам, но и этого лёгкого движения хватило, чтобы сорвать неожиданный стон. Элиот улыбнулся Квентину в губы и наконец-то поцеловал. Положив ладонь на затылок, поцеловал так, словно от этого зависели их жизни. Квентин ничего не мог с собой поделать. Он обхватил Элиота ногами за талию, обнял за шею, ненароком пощекотав. Элиот застонал, заставляя член Квентина дёрнуться. Блядь. Ну блядь же. Его никогда не целовали так — настолько развязно и в то же время благоговейно, а ещё голодно и жадно. Элиот словно знал, на какие кнопки жать — и жал их все. Свободной рукой он накрыл возбуждённый сосок, и Квентин сорванно выдохнул... Он больше не слышал ничего вокруг. Ни звуков поцелуев, ни шороха ткани по коже, ни стонов и вздохов — всё как будто стихло. Быть может, все остальные прекратили, потому что сам Квентин — не мог прекратить? Прекратить тяжело и прерывисто дышать, подаваться к Элиоту и стонать от его прикосновений, наслаждаться звуками, которые тот издаёт. Может быть, остальные рассредоточились по комнате и теперь прислушивались к бесстыжим действиям Квентина... Эти безумные грязные мысли заполнили его целиком, от головы до кончиков поджавшихся пальцев на ногах. Они могли слышать абсолютно всё. Как Элиот раздел бы его, как уложил лицом на мягкие маты и трахнул бы прямо посреди комнаты. Квентину хотелось, чтобы они слышали, что Элиот делал с ним, что заставлял чувствовать — прямо перед ними. От этой мысли Квентин вздрогнул, выгибаясь у Элиота в руках. По спине толпами побежали мурашки. Тот немного отклонился назад, и Квентин буквально оседлал его бёдра. Погладив поясницу, Элиот сжал задницу и... Прозвенел звонок, но Квентин едва его услышал. *** Всё вокруг пришло в движение. Часть гостей покинула комнату, другие рассредоточились вдоль стен, но по-прежнему царила тишина. Квентин чувствовал присутствие других людей в этой тёмной комнате — все они слушали, как Элиот делает из него беспомощное стонущее желе. Разорвав поцелуй, — Квентин жалобно заныл, — Элиот спросил: — Хочешь остановиться? — Нет, — ответил он. — А чего хочешь? Квентин облизал губы: — Трахни меня. — Хорошо, — прошептал Элиот. — Здесь? Он давал Квентину выбор. Они могли покинуть комнату вместе: Элиот отвёл бы его наверх, в удобную постель, включил бы расслабляющую музыку, и они продолжили бы в более интимной обстановке. Без проблем. Но мысли Квентина уже заразила грязная идея: он не знал, кто ещё был с ними в комнате. Не знал, кто слышал звуки их с Элиотом поцелуев и его, Квентина, приглушенные стоны. Но люди у стен собрались здесь в том числе ради него, и от мысли, что они будут слушать, член Квентина лишь крепче твердел. Квентин поцеловал Элиота, пробираясь ладонями ему под футболку. Элиот со стоном перевернул их, опуская Квентина на пол, притёрся своим стояком к его и прошептал прямо на ухо: — Извращенец. Но я в деле. Нащупав запястья, прижал их к полу и ответил на поцелуй. Квентин заёрзал под тяжестью опустившегося сверху тела, повертел бёдрами, втираясь в пах. Это было так остро, что Квентин едва сдерживался. У него перехватывало дыхание от понимания, что Элиот позволяет ему вырываться, бороться с ним и тащиться от этого. Элиот удержит. Улыбался ли он, пока Квентин стонал и глотал собственные вздохи? Элиот выпустил его запястья, и Квентин приподнялся на локтях, от нетерпения едва не спихнув немалый вес Элиота с себя. — Спокойно, — тихо сказал тот. — Я с тобой ещё не закончил. Он стянул с Квентина одежду и принялся целовать грудь, щекотно дразня чувствительную кожу кончиками пальцев. Живот захолодило там, куда капнула выступившая на головке смазка, и Квентин задрожал — но больше от того, как Элиот коснулся губами того же места. Задев щекой член, тот замер, и Квентин вспыхнул, понимая, что выдал своё возбуждение. Он зашарил руками в попытке найти футболку или штаны, хоть что-нибудь, чтобы вытереться... Но Элиот с оттяжкой слизал капли и довольно замычал, и Квентин кожей ощутил его улыбку. В ответ член дёрнулся, наливаясь, кажется, ещё сильнее. Блядь, как же отчаянно Квентин этого жаждал. Он лежал сейчас полностью голый — не просто обнажённый, но выставленный напоказ, его член истекал смазкой, а сам он умирал в ожидании большего. Никто не мог видеть его приоткрытый рот. Никто не мог видеть, как трепетали ресницы. Но его совершенно точно услышали, когда Элиот накрыл головку губами и мягко пососал. Квентин пытался вести себя тихо. Сжал зубы, закусил губу, но, чёрт, Элиот Во отсасывал ему, проходясь языком по сладкому местечку сразу под головкой. Квентин знал, что течёт, потому что Элиот продолжал довольно мычать, словно пробовал вкуснейшую сладость. Квентин не мог перестать стонать. Элиот высасывал из него мозг, и всем это было слышно, и даже то, что он прикрыл рот одной рукой, не особенно помогло заглушить стоны. У Элиота был горячий рот и волшебный язык, он пропускал член Квентина в горло с шумными пошлыми выдохами. Квентин не мог больше сдерживаться. Ему было так блядски хорошо, Элиот трахал его своим ртом и, господи, о боже... Напряжение внизу живота возросло, чувства обострились, и этого стало слишком много. Нет-нет-нет, только не сейчас... — Я сейчас кончу! — На вечеринке разрешено было только шептать, но ему не хотелось, чтобы всё вот так кончилось. Элиот выпустил его член и сжал у основания — как раз вовремя. Квентин до боли закусил губу, и всепоглощающее, глубокое желание кончить немного отступило, оставив его дрожать и задыхаться. Кто-то рядом выдохнул в темноте. Чьё-то дыхание ускорилось и потяжелело, и Квентин безошибочно узнал солоноватый запах разгорячённой женщины. Она тихо постанывала, и это возбуждало ещё сильнее. Она завелась, слушая, как Элиот сводит его с ума. Как наяву, Квентин увидел широко разведённые колени, и как она трогает себя между ног, наслаждаясь тем, как Элиот его совращает. А может быть, кто-то другой ласкал её — от этой мысли Квентин закусил губу, сдерживая стон. Элиот надавил на плечо, предлагая перевернуться. Квентин послушался, встал на локти и колени — и тут же оказался в руках Элиота. Тот огладил задницу и мягко развёл ягодицы. Квентин задрожал в ожидании первого прикосновения и замер, ощутив горячее дыхание прямо там. Губы. И язык Элиота прямо у дырки, господи, так жарко и влажно! Квентину пришлось напрячь все мышцы, чтобы не упасть, быть ближе, быть... — Блядь, блядь... — он всхлипнул, впечатав кулак в мягкий пол. Никто и никогда так не касался его, и это... Господи грёбаный боже, как же было хорошо. Так чувственно и так грязно, и от этих ощущений Квентин буквально орал про себя. Вслух он лишь шептал имя Элиота снова и снова, вскидывал задницу вверх, умоляя о большем, лихорадочно цеплялся за пол и терял рассудок от того, как Элиот трахает его языком. Он запретил себе касаться члена — не хотел позорно спустить в ту же секунду. Знали ли окружающие? Догадывались ли, что с ним делает Элиот, по тому, как влажно он причмокивал, вылизывая и целуя его, как сам Квентин потерял всякое самообладание? Квентин чувствовал, что их слушают, улавливал неясное гудение слева от себя. Пиздец. Он и правда занимался сексом в толпе людей, позволяя им слышать — и они тащились от этого. Это было горячо. Он поверить не мог, что всё взаправду происходит. Но это было так естественно. Так мощно. Элиот вдруг остановился, пробормотал что-то неразборчивое, а затем скользнул влажным пальцем внутрь — так медленно и осторожно, будто Квентин мог сломаться, если будет чуть быстрее, сильнее и глубже. Поясницу как разрядом пронзило, Квентин повёл бёдрами, раскрываясь под прикосновениями, и подался назад. Элиот правильно понял намёк, и следующий толчок был уже двумя пальцами. Да. О да, блядь. Пальцы внутри сгибались так, как не мог согнуться дилдо, и когда они медленно проникли глубже, Квентин довольно застонал. Длинные умелые пальцы надавили именно туда, куда нужно, и Квентин, вскрикнув, сильнее развёл ягодицы, открывая лучший доступ. Элиот ритмично трахал его, то и дело задевая простату, и Квентин бездумно шептал его имя, готовый пообещать что угодно, всё, что он захочет, лишь бы, пожалуйста, ещё немного, ещё... Квентин тяжело дышал, пытаясь собраться с мыслями, но каждое движение Элиота буквально размазывало его. Он мог только ощущать — и дрожать каждый раз, когда Элиот почти вытягивал пальцы. Мат под щекой нагрелся, от него слабо запахло резиной. Когда Элиот решил, что Квентин достаточно подготовлен, и всё же убрал пальцы, тот застонал. Это был не протест. Он знал, что будет дальше. Люди вокруг дышали в унисон. Квентин вдавил ладони в пол, пытаясь как можно лучше расслабиться. Вот так. Он слышал, как окружающие слушают его, ощущал повисшее общее напряжение в ожидании того, чего ждал и сам. Элиот опустился сверху, и Квентин повернул голову — выпросить поцелуй. Элиот поцеловал его так легко, словно так и задумывалось изначально. Квентин умирал, желая большего. Элиот хмыкнул и чмокнул его в нос. — Готов? — Да. До Квентина донёсся его вздох и влажное хлюпанье: кулак двигался по члену. Кто-то судорожно выдохнул. Квентин всхлипнул, двинул задницей, требуя от Элиота поскорее ему вставить, и тут же замер, ощутив на бёдрах большие горячие ладони. Дышать. Главное — дышать. «Сейчас всё будет, просто дыши», — напомнил себе Квентин. Вдох... и выдох. Квентин был взвинчен до предела, но пытался дышать в такт тому, как Элиот поглаживал его спину. Вдох — и выдох. — Умница, — похвалил Элиот, и Квентин едва не разрыдался от счастья. А следом ко входу прижалось что-то гладкое и хорошо смазанное, слишком большое для пальца. Ещё не входя, лишь слегка надавливая, но Квентин и так мог сказать... ох, твою же мать... что член Элиота был куда больше дилдо, который он, замирая в сладком волнении, купил себе. А тот дилдо был огромен, и Квентину пришлось несколько дней хорошенько стараться, чтобы наконец нормально себя оттрахать. Оргазмом накрыло так, что ослабели колени, а ведь член Элиота был больше, чёрт возьми, насколько... Элиот, впрочем, не двигался, продолжая мягко гладить его по спине. Квентин попытался двинуться ему навстречу, но крепкая хватка его остановила. Ладно. Нужно просто расслабиться. Элиот не станет его трахать, если это будет больно и он будет зажиматься. Квентин снова сосредоточился на дыхании и пригнулся ближе к мату, бессвязно бормоча что-то тихое и ласковое и пытаясь расслабиться ещё больше. Когда ему это удалось, Элиот мягко толкнулся внутрь. Квентин дёрнулся, зашипев сквозь зубы, и неосознанно попытался отстраниться. Блядь, ну блядь же! Элиот был слишком большим, и Квентин не мог сдержать стона от того, как его растягивало, распирало изнутри, как тело пыталось вытолкнуть чужой член, хотя сам Квентин этого не хотел. Ему нужен был этот член. Нужно, чтобы Элиот заполнил его собой. Чтобы бездумно трахнул прямо посреди толпы, которая жадно вслушивалась в каждый издаваемый ими звук. Элиот снова замер, давая Квентину привыкнуть, а затем толкнулся ещё, и теперь пошло легче, легче, ой, нет-нет, погоди... дышать, дышать... наконец тело подстроилось под огромную толщину, поддалось, приняло глубоко в себя желанный член, и Квентин гортанно, протяжно застонал. Он никогда не испытывал ничего похожего на такую заполненность, никто и близко не мог дать ему подобного. Когда Элиот наконец вошёл целиком, на все свои сколько-то там дюймов, и пробормотал довольное «охуеть» Квентину на ухо, вся комната, казалось, облегчённо застонала вместе с ними. Это было идеально. Почти идеально. Квентин вздохнул, чувствуя, как понемногу отпускает напряжение. Хотел бы он сейчас позвать Элиота по имени, вложив в него все свои переживания от того, что тот был внутри. Выразить своё облегчение. Свою гордость. Охренительное удивление от того, что у него получилось принять. Это был последний шажочек, который Квентин сделал от трепетного влечения до расцветшей в полную силу любви к Элиоту. Заполненный до краёв, Квентин тем не менее умирал от жажды. Элиот ещё не двигался, но Квентин уже ощущал бьющийся чужой пульс внутри себя. Элиот наклонился к нему и, обхватив одной рукой за талию, принялся осыпать поцелуями спину, плечи и шею. Щекотно приласкал рёбра и живот, поддразнил соски кончиками пальцев. — Молодец, — снова похвалил он, заставляя Квентина дрожать. — Хороший мальчик. Готов? — Трахни меня, — прошептал Квентин, но этот шёпот вдруг показался оглушительно громким и чётким. Элиот коснулся губами его шеи и толкнулся так медленно, что Квентин снова задрожал. — Ещё. Уронив голову, Квентин сосредоточился на крепкой хватке Элиота на своих бёдрах. Тот двигался теперь чуть резче, входил глубже, такой большой и крепкий... — Ещё! Элиот застонал и подчинился, принявшись вбиваться сильнее и ещё глубже, жёстче, быстрее. У Квентина отказал мозг. Для него сейчас существовал лишь Элиот и звуки в тёмной комнате: стоны, шлепки голых тел и общее удовольствие. Люди не просто начали трахаться, потому что распалились от непристойных звуков. Всё дело было в Элиоте, в том, как он касался и целовал Квентина — и тем самым цеплял каждого присутствующего. А то, что Элиот проделывал сейчас с ним, было потрясающе. Хватка его пальцев на бёдрах была достаточно крепкой, чтобы удерживать Квентина на месте, но достаточно жёсткой, чтобы ему самому приходилось прикладывать усилия, пытаясь не распластаться по полу. Каждый глубокий толчок срывал с губ восторженный стон, и если раньше Квентин считал себя совращённым, то теперь он полностью потерял себя. А Элиот всё шептал и шептал ему на ухо, едва ли сам это замечая: — Хороший мой, сладкий мальчик, ох, чёрт, какой же ты... Движения Элиота стали резче, сбились с ритма — Квентин чувствовал, как шлёпают его яйца по заднице. Это из-за него. Он заставил Элиота потерять контроль, забыть обо всём, кроме желания оттрахать его до потери пульса. От этой мысли Квентин потянулся к собственному члену, истекающему смазкой, и в два движения довёл себя до оргазма — такого яркого, что перед глазами рассыпались звёзды. — Ох, блядь, я сейчас кончу, я... Элиот в последний раз вломился в тело Квентина и задрожал, изливаясь. Квентин чувствовал пульсацию внутри, каждый горячий толчок, и это было невыносимо прекрасно. Взмокший Элиот опустился сверху, и они рухнули на маты, только и способные, что тяжело дышать. Они лежали, не расцепляясь, и Квентин слышал, как люди вокруг кончают тоже, сливаясь в едином экстазе, и падают рядом. *** Квентину потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями в бездумном сытом блаженстве. И едва он смог превратить эти мысли в связные слова, Квентин открыл глаза. Абсолютно бесполезные сейчас, в полной темноте. Но он мог слышать, и услышал, как у выхода из комнаты хихикает девушка и как стучат по деревянному полу подошвы её обуви. Они с Элиотом остались одни. Только что Элиот вытрахал ему все мозги прямо посреди толпы, и Квентин ему позволил. Почему он даже на секунду не задумался? И что теперь, они станут делать вид, будто секс был анонимным? Вести себя так, словно ничего не случилось, или... — Громко думаешь. От обнимавшего его Элиота пахло хорошим сексом и потом. Сжав плечо Квентина, он перевернулся на спину. — Ты тоже слышишь запах горелого дерева? — Ты, как обычно, напрягаешься и подсчитываешь возможные последствия, а потом будешь ждать, пока они посыпятся тебе на голову. Расслабься. Если какой секс и заслуживает сигареты, то именно этот, — сказал Элиот. — Квентин. Ты меня удивил. Ты и правда позволил впервые взять тебя посреди толпы маленьких извращенцев? Квентин похолодел. — Ага. Я просто... Это просто случилось, и всё. — Я собирался сделать всё по-другому. Думал, что отлично всё спланировал. Как уложу тебя в свою постель и нежно возьму — с твоего безусловного согласия, конечно. Чтобы девственность ты потерял по-настоящему романтично. Квентин поднял голову. Он планировал что? Планировал... Элиот хотел... — Когда ты собирался всё это провернуть? — Изначально, когда ты был бы готов. Потом я пересмотрел сроки, когда речь зашла о вечеринке обнимашек. Потом решил, что вот пробежимся мы после вечеринки через весь кампус — и тогда-то... но всё зашло слишком далеко. Погодите-ка. Элиот правильно понял, что Квентин склонен себя накручивать, потому что у него и мысли не было, что между ними что-нибудь возможно. Он и подумать не мог, что Элиот его хочет, но... — Ты хотел секса со мной? Элиот снова хмыкнул. — Смешной. Я хотел забраться тебе в штаны с самой нашей первой встречи. Иди сюда. Мне одиноко. Квентин позволил Элиоту оплести себя руками и ногами. Элиот был тёплым. И пах немного потом, а ещё сандалом и мёдом, и вместе это был очень сексуальный запах. Запах человека, который только что хорошенько его трахнул. Квентин улыбнулся. — Мне казалось, ты отступил. — Так и есть. Я не хотел на тебя давить. Я могу быть несколько настойчивым. — Но я же задрот. Мне казалось, ты меня не хочешь. — Прости, что заставил тебя так думать, — искренне извинился Элиот. — Но я просто пытался притормозить. Неделями прощупывал почву, как заполучить голого тебя. И вот ты мой, и чёрта с два я тебя отпущу. Квентина на мгновение закоротило. Элиот не просто хотел его. Он хотел быть вместе с ним. Это осознание пронзило его насквозь, мягко и совершенно невозможно. — Я не хочу, чтобы ты отпускал, — сказал он. — Дай мне минутку, и мы повторим. — Позёр. Я смогу пошевелиться через час, не раньше. И потом отведу тебя в постель. Спать. Спать вместе в обнимку, как Квентин и хотел. Не навязчиво. Не странно. Естественно. И потрясающе. — Так мы... вместе? — М-м, — согласно протянул Элиот. — Я этого хочу. А ты? — Да. Да. — Квентину казалось, он светится от счастья. — Думал, у тебя есть принципы насчёт девственников в постели. Хотя в это воскресенье я трахнул себя девять раз с помощью дилдо на присоске. Элиот поцеловал его в лоб и скулу. — С удовольствием посмотрю, как ты трахаешь себя тем дилдо. А тебе нравится, когда за тобой наблюдают, да? Квентин не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Он был полностью удовлетворён, но вставшая перед глазами картинка оказалась очень, очень хороша. — Хочешь посмотреть, как я сам буду делать всё, о чём фантазировал на твой счёт? — О да, — сказал Элиот. — И услышать обо всём, что делал с тобой в твоих фантазиях. — Ох... Некоторые из них... Есть такие, какие мы просто не сможем повторить. — Не все фантазии нужно воплощать, Кью. Но тебе нравится, когда за тобой наблюдают... когда есть свидетели... Это ты тоже представлял, так ведь? — Ага. — Извращенец. Но я в деле. — Элиот снова поцеловал его в висок. — Есть у меня на примете парочка человек, кто за тобой с удовольствием бы понаблюдал. Но сначала скажи, как насчёт поехать со мной и Марго на Ибицу?